У другого сожженного дома два трупа - старика и старухи. Они убиты отступающими фашистскими мародерами только за то, что они русские.
Разматывая катушки, связисты тянут провод по полю. В руинах деревень цепляют его за деревья, чтобы не повредила двигающаяся техника. Усталые от бессонных ночей, они неустанно поддерживают связь с наступающими стрелковыми частями. Проходим деревню Кочубеевку.
- Что же это творится? - гневно говорят мне связисты, видя изуверства врага.
Я тяжело вздохнул, молча взмахом руки показал им вперед.
Рота движется через снежные огороды, полем, дорогой. Увязая в снегу, возле деревни догоняю Воробьева. Медленно идем вдоль улицы. Окраина. Слева занесенный снегом холм. Перед глазами пошли круги. Сон это или явь? Из-под снега торчат головы, руки, ноги, детская обувка. В глубоком молчании смотрим мы на эту страшную картину, и сердца наши наполняются ненавистью к врагу. Только уничтожение его могло унять наш гнев.
Загрохотала наша артиллерия. Надо торопиться, мы покидаем деревню, а в глазах все стоит увиденная страшная картина.
Враг пытается оторваться от наших наступающих частей. Обочины дорог забиты оставленными немецкими орудиями, автомашинами, танками. Из разгромленных соединений фашисты бредут группами и в одиночку, выискивают любое укрытие, лишь бы оттянуть возмездие. Они знают: русский терпелив до зачина. А уж если ты разбередил его раны, то держись!
Поперек дороги лежит в фуфайке, в ватных штанах наш боец, нога закинута на ногу. Опираясь на локти, он держит руки на гашетках умолкнувшего пулемета. Поддерживая огнем наступающих, боец-пулеметчик так и застыл, сраженный пулей врага.
Проходя мимо него, мимо его погибших товарищей, мы отгибаем капюшоны своих маскхалатов, снимаем ушанки, отдавая почесть памяти погибших героев. Вслед за нами спешат бойцы команды, которая подбирает погибших и хоронит их в братских могилах.
Деревня Стехино. В один ряд стоят сохранившиеся дома. Напротив - ивняк, древние березы. За ними спуск к речке, заметной издалека по глазку проруби. Кое-где по ее занесенному снегом берегу стоят избушки-бани. Уткнувшаяся на дороге в сугробы вражеская техника тормозит движение наших частей, возник затор. На подходе к деревне среди снежного поля образовалась длинная колонна. В ней оказался и наш батальон. Вынужденная остановка. Чтобы рассредоточить скопление войск и техники, с грохотом, поднимая снежные вихри, вперед по обочине ринулись тяжелые танки КВ. Они приминают сугробы, расширяют дорогу, создают проходы для артиллерии и автомашин, облегчают движение людям.
В ясном небе гудят краснозвездные самолеты. На время кратковременного привала мы заняли все сохранившиеся дома.
Связисты возятся с катушками кабеля, телефонными ящиками, устанавливая в домах контрольные посты. На дороге валяются втоптанные в снег листы бумаги, военные карты на немецком языке. В ожидании выступления рассматриваем трофеи, изучаем немецкие карты, расшифровывая знакомые названия.
Протискиваюсь по улице деревни, у крыльца одного дома - неожиданная встреча.
- Дружище! - кричит кто-то. Смотрю, Иконников в видавшем виды полушубке, в спаленной шапке с болтающимися ушами. Не снимая рукавиц, радостно здоровается со мной бывший командир ополченческой роты, а теперь командир автобатальона.
- Что же это у вас произошло, дорогой! Заело? - спрашиваю я в ответ на его приветствие.
- Да, видишь, какая махина скопилась, - знакомым хриплым голосом говорит Иконников, показывая вокруг.
Пока мы переговариваемся, радуясь встрече, из домов напротив выходят в пестром одеянии освобожденные из фашистской неволи наши советские люди. Немного в стороне видим пленных фашистских солдат. Корчась от холода, переминаясь с ноги на ногу в эрзац-ботах, они ожидают препровождения в лагерь.
Морозный ясный день. Наши части с боями освобождают станцию Износки, деревни Панове и Кукушкино.
Открытое поле. Налет немецких самолетов. Кто укрывается в мелком перелеске, кто - в снежном поле. Окопавшись, открываем огонь из винтовок и пулеметов. Вражеские самолеты спускаются ниже. Один удается подбить. С дымовым черным хвостом он скрывается за горизонтом. Остальные сбрасывают груз. Большинство бомб падает в поле. Одна угодила в дорогу. Пара лошадей артиллерийской тяги убиты. Другая бомба разрывается невдалеке от нашей группы, укрывшейся в снегу возле толстых берез.
Оглушительный взрыв сотряс землю и воздух. Поднялся фонтан земли, с пронзительным звуком разлетелись в стороны осколки. На нас посыпались комья снега и мерзлой земли. В нос ударили обжигающие газы пороха, затрудняют дыхание. Ослепленного и оглушенного, меня засыпало землей и снегом. Я оказался в беспамятстве.
Как только самолеты скрылись, бойцы вытащили меня из-под завала, помогли отряхнуться. Протерев глаза, я некоторое время сидел на снегу, глубоко вбирая в себя воздух, ничего не слыша и не понимая.
Вместе с другими ранеными и контуженными на подводе меня отправили в санбат в деревню Кукушкино. Комиссаром санбата А. В. Соловьева - наша, мосфильмовская. Трое суток покоя, беспробудного сна, и снова к своим, в соседнюю деревню Носове. Но долго потом я разговаривал, заикаясь и шепотом.
Отступающий враг сжечь Носове не успел. Немного поодаль от деревни в окружении толстых тополей стояло большое деревянное здание школы. В ней в классах среди поломанных парт и расположились связисты. Окна заделаны досками, фанерой и тряпьем. На полу разбросаны помятые учебники, тетради с аккуратно выведенными детской рукой буквами и красными отметками учительницы. На стене болтается клочок карты полушарий, рамки с порванными портретами Пушкина, Толстого, Некрасова, Горького. У двери разбитый шкаф, из него вывалился глобус.
В бывшей комнате учительницы связисты установили телефонную аппаратуру. Связисты предлагают отпраздновать освобождение деревни Носово.
- Славно поработали, славно и попируем, - шутят бойцы, рассаживаясь за прибранный стол. Они потирают руки, подмаргивают друг другу, предвкушая долгожданный ужин.
Шеф-повар Миша по-хозяйски рассортировал все, что было на столе. Разлил каждому горючее в походные алюминиевые кружки. Раздал колбасу и консервы. Мы с Воробьевым невольно всматриваемся в обветренные лица связистов, с аппетитом уплетающих за обе щеки.
В немецких ящиках обнаруживаем кур, в кадках - солонину, в мешках - муку, сахар, шоколад. Все это мы раздаем вернувшемуся из леса населению. Среди женщин и стариков много ребятишек школьного возраста.
Не приостанавливая прямых дел по связи, производим уборку помещения. Ремонтируем парты. Утепляем оконные рамы. Вместе с ребятами в школу пришла учительница. Совсем еще юная комсомолка, но успевшая поседеть от пережитого. Короткий период оккупации она скрывалась в свинарнике, на чердаке. Верила, что врага изгонят из деревни и в школе начнутся занятия. Этот день наступил...
Удары советских войск заставили врага перейти к обороне на всем протяжении фронта от Калинина до Ельца. 12 декабря советские воины освободили Солнечногорск, 15-го - Клин, 16-го Калинин, 20-го - Волоколамск, 26-го Наро-Фоминск.
Освобождены от врага города: Елец, Клин, Калинин, Калуга. Наши воины двигались вперед. А вслед за ними возрождалась жизнь.
Это был декабрь сорок первого года, начало сурового возмездия.
Фронтовые будни
Поздний вечер 31 декабря 1941 года. Черная кайма леса то и дело озаряется вспышками артиллерийского огня. Мы следуем за наступающей пехотой. Холод сковал наши шинели, маскхалаты. Валенки одеревенели. Со скрежетом полозьев тянутся навстречу подводы. Укутанные одеялами, в санях лежат раненые - их везут в санчасть.
Ночью проходим по деревне Починки. Тлеют остатки сожженного дома. Останавливаемся для передышки возле разбитой печи.
- Вот и квартира, - горестно шутят связисты, - как раз для встречи Нового года.
Разогреваем мороженый хлеб, колбасу. Разливаем в походные кружки по норме ледяной Московской. Под артиллерийский гул, треск мороза, при фейерверке искр костра поднимаем кружки за наступающий 1942 год, за полный разгром фашистов.
