Престон стоял, облокотившись о поручень. Щелчком отправил недокуренную сигару за борт – прямо в бурлящую воду, под лопасти огромного, приводимого в движение паром колеса. Водоворот морской пены казался ему отражением бури в его душе. Он видел Мэтти в наряде деревенского мальчишки. В руках у нее винтовка, старый «генри», размером почти с нее саму. Вот Мэтти с усами из молочной пены, а вот она в безобразной старой шляпе, поет песню, отчаянно фальшивя. Как она улыбается! Ее губы, влажные от его поцелуя. Образы теснились перед его мысленным взором, сменяя друг друга.

И этот ее волшебный взгляд! Как жаль, что он не достоин ее восхищения. Ведь он обманул ее, и все это ради того, чтобы выполнить возложенное на него обязательство. Успокоить совесть умирающего старика.

И для него самого соблазн оказался слишком жестоким. Герцогу и без того придется пустить в ход немалое влияние, чтобы Матильду приняли в свете. Внимание Престона к девушке только усложнит задачу. Конечно, Мэтти вряд ли будет волновать мнение лондонских матрон, если она вернется с детьми в Америку.

Он и забыл, что держит в руке бокал с коньяком. Сделав глоток, Престон поморщился. Напиток показался пресным, как будто в нем чего-то недоставало. Он что, никогда больше не сможет пить коньяк, не вспоминая ее губы? Престон зарычал и швырнул бокал за борт. За спиной раздался голос Келсо:

– Я не вовремя, милорд? Мне подождать?

– Нет, что ты.

Престон и не услышал, как он подошел. Вероятно, из-за шума воды и колес. Голос у камердинера был какой-то странный:

– Стюард посылает вам ответ.

Престон обернулся. Разумеется, Келсо нарядился – фрак, накрахмаленная манишка, перчатки – доспехи идеального слуги после шести вечера. На кончиках пальцев правой руки – серебряный поднос, левая рука за спиной. Такой же чопорный и непреклонный, как его накрахмаленные воротник и манжеты. Взгляд устремлен вперед, куда-то поверх плеча хозяина.

Все это означало, что камердинер чем-то недоволен. В последний раз такое случилось, когда Престон купил жилет из красной шерсти, который Келсо счел неподобающим. Несколько недель отношения между ними сохраняли напряженность, а ведь их столько связывало. Путешествия, совместная работа на агентство, наконец, долгие годы взаимоотношений хозяина и слуги – странная смесь! Потом Престону надоел этот жилет, и он разрешил его выбросить. Какой шедевр портновского искусства расстроил камердинера на сей раз? Престон и не пытался догадаться. Впрочем, он знал: все прояснится – раньше или позже. Пока же придется вести себя с той же утомительной церемонностью.

Обреченно вздохнув, Престон взял конверт и прочитал записку. Стюард нашел возможность накрыть на стол, как для официального ужина.

– Будет ли ответ, милорд?

– Нет необходимости, благодарю.

Престон бросил письмо на поднос. Конечно, Келсо его прочитает, если еще не прочитал. Это даст ему возможность своевременно подготовить для хозяина вечерний костюм.

– Пожалуйста, предупреди леди Матильду, что мы ужинаем в восемь.

– Очень хорошо. Это все, милорд?

Келсо шагнул назад и поклонился, ухитрившись удержать поднос строго параллельно горизонту. Престон опять оперся о поручни, старательно изображая непринужденную позу.

– Нет, не все. Твое поведение.

Он был вознагражден зрелищем дергающегося кадыка на шее слуги. Очевидно, тому хотелось выругаться.

– Ну-ка, в чем дело? Говори, приятель. Я не собираюсь ждать целую вечность, чтобы выяснить, что тебя так расстроило.

– Мое мнение не может быть вам интересно. И это правильно.

– Чушь! Что на сей раз? Брюки из парусины?

– Кто я такой, чтобы обсуждать ваше поведение?

– Я что-то не так сделал?

Интересно, что он натворил за последнее время? Престон лихорадочно соображал. Ничего особенного, что бы заставило Келсо взвиться на дыбы. По крайней мере ничего такого, о чем бы камердинер знал. Престон пожал плечами и сказал:

– Придется тебе сказать, потому что у меня нет ни малейшей зацепки.

Келсо буравил его взглядом. Потом поставил поднос, стянул перчатку и бросил ее в лицо хозяину.

– Ты вызываешь меня на дуэль?

Лицо Престона окаменело. Он не мог поверить в реальность происходящего.

– Рядом с леди Матильдой нет никого, кто мог бы защитить ее честь. Придется мне сделать это.

– На каком основании?

– На том, что она прекрасная молодая леди и она заслуживает уважительного отношения.

– Я имею в виду: с чего ты взял, что ее честь пострадала?

– Возможно, я был слишком терпим в прошлом. Я даже не раз и не два помогал вам устраивать любовные дела. Но когда я увидел, что вы украдкой выходите из спальни леди Матильды с сюртуком в руке, я не мог больше закрывать глаза на ваше поведение. Нетрудно сложить два и два. Стыдитесь.

– Кажется, ты не умеешь складывать. У тебя получилось пять.

– Тогда что вы делали в ее комнате?

– Она упала и растянула ногу, тренируясь делать реверанс. Я просто убедился, что с ней все в порядке.

Келсо попытался осмотреть хозяина сверху вниз, что было непросто, учитывая разницу в росте, и одарил его взглядом, который он обычно приберегал для лавочников, пытающихся всучить ему какое-нибудь барахло.

– Вы говорите, все в порядке? Вы не…

– Нет.

Престон перебил слугу, чувствуя, что ступил на скользкую почву. Ему не хотелось, чтобы Келсо закончил свой вопрос. Может, он вел себя не совсем безупречно и не совсем невинно, но ее репутация в целом не пострадала.

– Достаточно. – Престон встал в позу генерала на параде и принял такой высокомерный вид, который сделал бы честь даже его отцу. – Если я просил тебя высказаться, это никоим образом не дает тебе права обсуждать действия леди Матильды. Если я услышу, что ты распускаешь сплетни, я не стану прибегать к дуэли. Я просто проткну тебя шпагой. Никто, я повторяю, никто не смеет порочить ее имя. Мы договорились?

– Да, сэр.

Озадаченное выражение на лице Келсо сменилось радостной улыбкой. Он повторил:

– Да, сэр.

Затем камердинер устремился по палубе в сторону кают, остановившись на полпути, чтобы щелкнуть каблуками. Престон покачал головой. Его слуга всегда отличался некоторыми странностями. Это было ему даже на руку. Однако с годами причуды Келсо становятся все заметнее!

– Боюсь, платье не успеет высохнуть.

Эдит поворачивала платье то одной стороной, то другой, прилаживая ткань поближе к печке.

– И что это, Бога ради, вам пришло в голову стирать его именно сегодня?

Проснувшись, Мэтти привела комнату в порядок и повесила платье поближе к огню, чтобы просушить. Она придумала, как объяснить горничной, почему одежда мокрая. Кажется, Эдит ей поверила.

Мэтти взглянула на горничную:

– Не стоит беспокоиться. Я просто пошлю записку и скажу, что мне нездоровится. Мы пообедаем на веранде, я, вы и дети.

Она принялась рассматривать кукол в изысканных нарядах. Эдит прикрепила к каждой кусок ткани и образец подходящей отделки. У горничной был такой вид, словно она собиралась спорить. Мэтти пришлось заговорить о нарядах, чтобы отвлечь мысли Эдит.

– Как все это красиво!

Это была ложь. Ни один фасон не заинтересовал ее по-настоящему. Все они были рассчитаны на высокую, стройную как тростинка женщину. Мэтти не заблуждалась насчет своей фигуры. Маленького роста, плечи слишком широкие, а руки мускулистые. О талии и говорить не приходится, а грудь слишком полная – совсем не по моде. Зауженная талия и пышные рукава парижских модельеров только подчеркнут несовершенства ее фигуры. А в такой огромной шляпе она будет похожа на гриб!

– Не могу решить, что мне подойдет…

Эдит наконец бросила суетиться вокруг старого голубого платья и подошла к столу с разложенными на нем куклами.

– Думаю, нам следует начать с этого повседневного платья. Как раз то, что надо, чтобы принимать гостей. Сюда подошла бы эта бирюзовая ткань с вышитыми бабочками.