Женщина, в такой же форме, вытаскивала из печи поднос с хрустящими хлебцами. Как и всё оборудование – мельницы, смесители, стол для раскатки теста, весы и всё прочее, – печь выглядела сильно подержанной, если не сказать больше. В передней части пекарни стояли четыре стула, а также кофеварка с инструкциями: «Пожалуйста, не стесняйтесь!.. Платить за прилавком… Сливки в холодильнике». Пекарня и закусочная разделялись поцарапанной стеклянной витриной, в которой были выставлены домашнее печенье, сдобные булочки, пирожные, рогалики с орехами, – всё в небольшом количестве. Что облагораживало это скромное заведение, так это пьянящий аромат свежеиспеченного хлеба.
Квиллер сварил себе кофе и купил у пекаря яблочное пирожное.
– Вы не возражаете, если я скажу, что вы выбрали чертовски плохое название для своей пекарни.
– Догадайтесь почему, – сказал пекарь. – Все говорили нам, что мы ещё совсем сырые и не готовы открыть пекарню, чтобы использовать муку из цельного зерна но у нас всё пошло хорошо. Накладные расходы низки к тому же мы продаём товар оптом на продуктовый рынок и в пару ресторанов в долине, поэтому имеем небольшой приток наличности.
– Вы поставляете товар в гольф-клуб?
– О нет! Но видите тот противень с хлебом? Он пойдет в итальянский ресторанчик. Они заезжают каждый день в четыре часа. – И, посмотрев на усы Квиллера, спросил: – Вы не тот самый человек, который купил у Ванса большой подсвечник?
– Да, я и есть тот гордый обладатель пятидесяти фунтов железа. – Квиллер огляделся вокруг. Всё в пекарне было выкрашено одной краской – светло-лиловой: стены, потолок, полки, столы, стулья и даже полы. – У вас тут необычно, – заметил он.
– Это всё экономия, экономия! Хозяйственный магазин Ламптона объявил о распродаже краски, но она была у них только розового и голубого цвета. Это идея моей жены – смешать их.
Квиллер сел на светло-лиловый стул и откусил от пышного, тающего во рту пирожного, украшенного кусочками яблока в густом и ароматном желе.
– Должен сказать вам, – обратился он к пекарю, -что это самое лучшее пирожное по-датски, которое я когда-либо ел, а я скоро уже полвека числюсь знатоком пирожных.
Пекарь повернулся к жене:
– Ты слышишь, дорогая? Принимай поклоны. – И Квиллеру: – Моя жена готовит очень хорошо. Вы ещё не пробовали клейкие булочки! Рекомендую. Мы используем только цельное зерно и только свежие продукты. Яблоки – из горных садов, никаких опрыскиваний, никаких химикатов! Мы мелем муку прямо из зерен пшеницы. Хлеб месим и формуем вручную. Сухое печенье делаем точно так же.
– Это моя работа, – сказала его жена. – Я люблю возиться с тестом.
– Хлеб, к которому не прикасается человеческая рука, может быть, и дешевле, но никак не вкуснее, – добавил пекарь. – Вы недавно здесь?
– Я приехал только на лето. Меня зовут Джим Квиллер. А как вас зовут?
– Йейтс. Йейтс Пенни, а это моя жена Кейт. Как вам нравится в горах, мистер…
– Квиллер. Вряд ли мне нравится то, что происходит с Большой Бульбой.
– Рад слышать это от вас! Внутренний склон Большой Бульбы выглядит теперь как шелудивая кошка, внешний – как зона военных действий. Люди переселяются в горы из каменных джунглей, потому что им нравится деревенская жизнь, а потом они тянут город с собой. Правы бульбики, строя себе хибарку из необработанного камня и давая всему расти, как предназначено природой. Мы из Акрона, но мы сумели приспособиться. Так?
– А что это за водопад, о котором мне говорили? – спросил Квиллер.
– Вы имеете в виду Чистилище?
– Он так называется? Я бы хотел увидеть его.
Пекарь повернулся к жене:
– Он хочет пойти к водопаду. – Несколько минут они тихо совещались, пока она наконец не кивнула, и тогда он объяснил: – Мы не одобряем тех, кто хочет посмотреть водопад, потому что они бросают банки из-под пива и упаковку от еды в его бурный поток, но вы не похожи на обычного туриста.
– Принимаю это как комплимент. А тропа хорошо отмечена? Хотелось бы спокойно, не спеша прогуляться и не заблудиться.
– Там сегодня очень спокойно, – сказала Кейт. – Здесь никого не бывает по вторникам. Только в выходные.
– И вы не заблудитесь, – уверил его Йейтс. – Идите всё время вверх по ручью. Это около полумили.
– Это ничего. У меня уже есть практика. Почему его называют Чистилищем?
– Думаю, его так назвали бульбики, которые жили здесь давным-давно. Это не индейское имя. Представьте себе: вода падает с высокой скалы в бездонную яму и туман поднимается, как пар. Очень живописно!
– Прекрасно! Пойду поброжу. У меня есть немного времени, пока Ванс занимается моей машиной.
– Что с ней случилось?
– Ничего серьезного. Горная болезнь, можно так назвать. Да, хочу заплатить вперёд за несколько пирожных и булочек. Я возьму их на обратном пути с водопада.
– Мы закрываемся в четыре, – предупредила его Кейт.
– Если туда только полмили, я успею, – ответил Квиллер.
– Будьте осторожны! Не упадите, – усмехнулся пекарь.
За пекарней Квиллер услышал журчание ручья прежде, чем увидел его. Вздувшийся от сильных дождей ручей с шумом нёсся между валунами. Тропинка рядом с потоком, наверное, была протоптана поколениями бульбиков и, возможно, даже индейцами, проходившими здесь без перил, ступенек или предупредительных знаков. Всё вокруг дышало влагой, а под ногами было грязно и ненадежно. Острые камни и корни торчали из земли, замаскированные сосновыми иглами и дубовыми листьями, мокрыми и скользкими. По краю тропы беспорядочными пучками росла мокрая трава, поскользнувшись на которой неосторожный путешественник мог запросто соскользнуть в поток.
Споткнувшись несколько раз, Квиллер понял, что невозможно одновременно любоваться стремительным ручьём и идти по тропе – следовало чередовать: несколько осторожных шагов, момент полной неподвижности, опять несколько шагов… Ярко-зелёные папоротники в изобилии росли здесь, во влажной тени. Из каждого расколотого камня вытекала струйка воды, пытаясь найти ручей и пропитывая влагой всё на своём пути. И повсюду – в траве, в трещинах гниющих деревьев, на поверхности обнаженных пород – росли цветы: жёлтые, белые, розовые, голубые и красные. Солнце проникало сквозь редкую крону стофутовых сосен, которые поднимались над головой, как колонны греческого храма. Такого зрелища не увидишь в Мускаунти!
Ручей круто изгибался и иногда совсем пропадал из виду, чтобы появиться снова, ещё многоводнее, чем был. Квиллер шёл вверх, придерживаясь ручья, который всё набирал силу и становился всё более шумным и бурным. Вода то разбивалась брызгами о валуны, то спокойно перекатывалась через выступы скал, образуя естественные каскады водопадов. И Квиллер, если только не пробирался с осторожностью по опасной тропинке, всё время щелкал фотоаппаратом, уговаривая себя остановиться, иначе не хватит пленки.
Чем выше он забирался, тем более волнующим становился вид вокруг, всё громче шум воды, пока наконец он не обошёл последний утес и не оказался в каменном атрии[7]. Вот оно! Чистилище! Огромный столб воды, высота которого в четыре раза превышала его ширину, перекатывался через высокий утёс с невообразимой силой и оглушительным рёвом; тонны воды падали прямо в чёрную дыру в скале, откуда поднимались клубы пара.
У Квиллера перехватило дыхание. Наедине с этой могучей динамо-машиной у него возникло суеверное чувство, будто он попал в далёкое прошлое и пришёл в храм в скале просить совета у оракула. Возможно, здесь поклонялись своим духам коренные жители Америки. Возможно, показалось ему на одно головокружительное мгновение, именно здесь он найдёт какой-нибудь ответ. Но, переполненный впечатлениями, он забыл задать вопрос.
Потом гипнотический момент прошёл – он опять превратился в туриста с фотоаппаратом в руках. Осторожно карабкаясь по камням, он находил живописные ракурсы и беспечно щёлкал затвором, пока не понял, что остался последний кадр. Ему захотелось заснять каскад воды, падающий в котёл с клубящимся паром.
