Вот как спросил, как выступил для первого раза Брусенков.
И споры прекратились, и нормы самообложения были приняты.
Когда нормы были приняты, на короткий миг снова поднялся Брусенков.
- Вот так! - сказал Брусенков громко, всему съезду. - Вот так! Теперь все ясно и понятно!
Однако споры, возникшие при обсуждении этих норм обложения, как-то приглушили духовой оркестр, до того времени неизменно сопровождавший почти каждое выступление, тем более - каждую резолюцию, когда она проходила голосованием.
Оркестр замешкался, и тут же слово взял Глухов.
Глухов Петр Петрович - представитель карасуковской делегации и ее руководитель.
Нынче нельзя было в нем узнать ходока, который в драной-рваной рубашонке месяц назад являлся в Соленую Падь: поверх черной плисовой рубахи - пиджак с длинными, почти до колен полами, сшит совершенно по-крестьянски, а между тем фабричной работы, вовсе не домотканый. Борода аккуратная, волосы на голове не кудлатые, а расчесаны, смазаны обильно.
Он был торжественный, Петр Петрович Глухов, и торжественно сделал съезду заявление:
- Именем народа создается Карасуковская народная же федеративная республика! В этой республике, - пояснял он далее, - законы самые демократические, а именно: земля закрепляется за тем, кто ее обрабатывал последних три года, то есть при всех государственных режимах не покидал ее. Вся остальная, необработанная, - объявляется достоянием народа, передается в каждое сельское общество для распределения в последующие годы между теми хозяевами, которые обязуются ее возделывать без потери земельного плодородия. Это соответствует правилу: кто работает, тот ест и владеет.
Налоги взимаются в порядке прямо пропорциональном доходу, а не прогрессивно. Это соответствует условиям, при которых ничто не сдерживает развития производственных сил - каждый заинтересован как можно более создать ценностей и для себя, и в равной степени для государства народного.
Конфискации у трудового населения отменяются раз и навсегда. Это соответствует первому условию справедливости, ибо изъятие плодов труда у человека, эти плоды создавшего, есть надругательство над человеком, над самой идеей труда и худший вид эксплуатации человека человеком, а экономически это есть подрубание сука, на котором развивается государство, какую бы политическую платформу оно ни осуществляло.
Тут Петр Петрович Глухов помолчал. Стало понятно, что все это были цветочки, о ягодках он скажет сейчас.
И Глухов в самом деле поднял обе руки, еще утишил слушателей, а потом пояснил, что:
- Карасуковская республика твердо стоит на платформе Советской власти. Однако она учитывает, что любая партийность - это прежде всего утеснение, причем утеснение прежде всего трудящегося - крестьянина и рабочего. Служащего партийность не касается, даже наоборот - он от нее получает жалованье. Нетрудовому элементу, тунеядцу, - тому тоже наплевать на все; как всегда, страдает в первую очередь производитель материальных ценностей. Интерес трудящегося - это непартийный интерес. Отсюда Карасуковская республика торжественно и провозглашает Советскую власть, только без коммунистов.
И Глухов сошел с трибуны и сел в президиум, в котором сидели старейшины всех делегаций, члены главного штаба и еще целый ряд лиц, выбранных в результате голосования при открытии съезда. Однако прежде чем сесть, Глухов обернулся к слушателям, крикнул громко, ясно, по-молодому:
- Советской власти - ур-ра!
"Ура" закричали многие, хотя и очень быстро замолкли, а Глухов поклонился делегатам, тогда уже окончательно и сел на свое место.
К нему посыпались вопросы.
- Почему Карасуковская республика желает называться федеративной?
- Потому что к ней могут присоединяться все другие желающие! - ответил Глухов, привстав.
- Хотя бы и Соленая Падь?
- Хотя бы и она.
- А кто-нибудь уже присоединился к федерации?
- Близко к присоединению стоит Заеланская степь.
- Иначе говоря, тот самый Куличенко?
- Тот самый. Народный герой. Истинный защитник трудящегося человека.
Брусенков сидел рядом с Глуховым, смотрел на него, не спуская глаз. Смотрел, слушал, слегка все время бледнея.
Потом он подвинулся к Глухову, выбрал момент и успел его тоже спросить:
- Я всегда говорил, Петро Петрович, - зря мы тебя выпустили тот раз живым из Соленой Пади. Вишь, каким ты к нам уже вернулся! Жизнь-то подтверждает, а?
- Правильно, - тоже торопливо кивнул ему Глухов, - она подтверждает, что я обязательно должон быть живым и здравствующим! - И стал отвечать на следующий вопрос, поступивший из сумеречной глубины амбара.
Тогда Брусенков разыскал Кондратьева, его лысую голову, придвинулся к нему:
- Ну, как? Как, товарищ Кондратьев? Может, еще подождешь, покуда вместо нас Советскую власть сделает товарищ Глухов? - И он еще продолжал вопросы, но матросик Говоров, который всегда был рядом с Кондратьевым и сейчас тоже не изменил своему правилу, ответил за товарища:
- Спокойно, товарищ Брусенков, спокойно!
- Это Мещеряков может быть нынче спокойный - у него с Глуховым дружба! А моей спокойности откуда взяться?
Опять пожал плечами, и опять пустил дымок матросик Говоров:
- Он, гляди, как хочет с других шерсть стричь, шкуры снимать, товарищ Глухов! Очень хочет! И с ним надо так же - остричь догола, после - содрать шкуру, ну, а после - видно будет. Мещеряков с ним хорошо начал. Очень правильно начал!
- От них, от Глуховых, вреда больше, чем шерсти. Всегда и несравненно!
- И все ж таки сначала его следует оголить!
Между тем вопросы к Глухову все продолжались.
- Почему делегация карасуковцев присутствует в Соленой Пади? Не лучше ли было бы ей на съезде в Моряшихе?
- Нам хорошо хотя здесь, хотя и там. Мы всех понимаем, и нас тоже все. Это потому, что партийная грызня - нам чуждая по духу, а истинная народность у нас ближе всего к сердцу.
- Все ж таки - присутствует ли ваша делегация в Моряшихе?
- Все ж таки присутствует.
- Кто будет за главного в Карасуковской республике? Не товарищ ли Глухов?
- Очень может быть, что он. Но только в начале самом надо договориться в отношении платформ. Личность же - это дело махонькое.
- По какому списку голосовал в семнадцатом году, товарищ Глухов, в Учредительное собрание? По списку номер два? По эсеровскому?
Тут кто-то еще крикнул:
- Или по номеру четвертому - казачьему?
- Или по пятому - кадетскому?
- Я не голосовал, - ответил Глухов, - не принимал участия. Сказать прямо, так за меня голосовали. То есть за мой взгляд на всю жизнь и человеческую судьбу.
Уже стал заметно волноваться и Глухов. Однако все еще отвечал бойко, уверенно.
- Значит, ты был членом учредиловки?
- Не успел. Покуда ехал в город Питер, учредиловки уже не оказалось. Вся вышла.
- И сильно ты жалел по этой причине?
- Не сильно. Там ведь правда что засели слишком эсеры, слишком правые. Они-то и разозлили большевиков. А надо было по-хорошему, то есть сказать за Советскую власть полностью, но опять-таки не сильно большевистскую, а на началах народности.
- Ты, Глухов, значит, за то, чтобы свято место было пусто?
- То есть?
- Или ты не понимаешь - в революции пустоты не может быть? Не будет большевиков - будут эсеры. Не будет эсеров - будет монарх. Не понимаешь либо ищешь себе дивиденду?
- Я от революции дивиденду иметь не могу: в ей нету середки, а есть одне только партийные крайности! И какой бы край ни взял верх, он все одно будет не по истинному смыслу и разуму, а лишь по силе обстоятельств, сложенных революцией. Отсюда - я не против, чтобы революция голосовала за тебя, дорогой, лишь бы за меня голосовала мирная жизнь!
А тут как раз кто-то в этот напряженный момент закричал, что на съезде присутствуют казаки - шесть человек.
Все стали глядеть кругом: где они такие, не с Глуховым ли вместе прибыли?
