- Знаешь что... Отведи-ка ты его вон в кустики и шлепни на хер.
Сказав это, ладный прыгнул в "уазик" и уехал.
Только теперь Илья услышал, какой стоял вокруг звон железа и рев моторов. Все потемнело, дышать стало нечем.
Омоновец хмуро глянул на Илью, взяв за плечи, развернул и легонько толкнул в густую твердую темноту. Илья полуобернулся на ходу, попытался улыбнуться и объяснил:
- I'm an American citizen. I'm George Misery, a businessman. I'm here to help you with the reforms*.
В ответ омоновец ткнул его в спину острым стволом снайперской винтовки. Илья прошел с десяток метров, не видя перед собой ничего из-за кромешной тьмы, и сделал еще одну попытку объяснить:
- Je suis кetranger. Je suis Fracais. Je suis le correspondent du magazin "L`Express". Je m'appele Patric Lessage... Je'ai arrivкe pour ecrire l'article sur les reformes economiques et politiques en Russie**.
И вновь в спину больно ткнулось острое железо. Невидимые ветки невидимых деревьев хлестали по лицу. Илья не терял надежду.
- Ich bin auslander***, - громко заговорил он еще на одном языке, но омоновец где-то за спиной громко скомандовал:
- Стоп.
Илья остановился. Сзади щелкнул затвор винтовки.
И тогда Илья закричал, заорал - всем - то, что сам только сегодня узнал, ту коротенькую, состоящую всего из двух слов благую весть.
- Он есть!!! - закричал Илья, но страшный, чудовищной силы пинок кованым армейским ботинком смешал слова и буквы, так что получилось:
- Не-е-е-есть!!!
Наверняка многие в округе слышали крик, но наверняка также никто ничего не понял, в нем не было смысла, интонация победила смысл, интонация ужаса и боли.
Несколько метров Илья пролетел по воздуху, как прыгун в длину, перебирая при этом ногами, шлепнулся на четвереньки, пробежал так по инерции немного, вскочил на ноги и, скуля, держась обеими руками за ушибленную задницу, скрылся в темноте.
Где-то в стороне, в невидимых сараях глухо закукарекали петухи.
5
- Стой-ка! - обрадовано закричал Владимир Иванович, увидев из машины свет в угловом окне панельной пятиэтажки. Перемахивая через две ступеньки, он быстро поднялся наверх, хотя это было и непросто: из груди выскакивало сердце, а с ног сваливались великоватые генеральские ботинки.
Перед фанерной дверью Печенкин остановился, переводя дух и прислушиваясь.
Оттуда доносились гитарные переборы. Дверь была незаперта. Владимир Иванович легонько толкнул ее и вошел.
Все было как всегда: Геля полулежала на тахте и, внимательно вслушиваясь в мелодию, наигрывала на гитаре. Печенкин улыбнулся и присел на табурет, отдыхая. На низком треногом столике рядом с тахтой стояла бутылка водки, рюмка, соленый огурец, колбаса, хлеб.
Все было как всегда: те же выцветшие бриджи и старая, завязанная узлом на животе ковбойка.
- А, Печенкин, - поприветствовала Геля гостя, на мгновение оторвав взгляд от гитары.
- Улетаю, - сообщил Владимир Иванович.
Геля кивнула, не поднимая глаз, принимая услышанное к сведению.
- Далеко, - добавил Печенкин.
Геля снова кивнула.
- И надолго, - закончил он.
Геля вздохнула, отложила гитару в сторону, налила в рюмку водки.
По лицу Печенкина пробежала судорога страдания.
- Плохо выглядишь, - заметила Геля. - Ты не заболел?
- Нет, - ответил он, глядя на ботинки генерала.
- А нос почему красный?
- Простудился.
- А говоришь, нет, - укорила она и, подняв рюмку, проговорила жизнерадостно: - Как говорят евреи, лэ хаим - за жизнь!
Лихо опрокинув в себя рюмку, Геля весело захрустела огурцом.
- Слушай, какое сегодня число? - живо поинтересовался Владимир Иванович.
- Число? - Геля задумалась и повторила задумчиво: - Чис-ло... - схватила гитару и стала торопливо подбирать мелодию, видимо, это слово - "число" затронуло ее ассоциативный ряд. Кажется, мелодия, наконец, сложилась...
- А где Володька? - испуганно спросил Печенкин. Только сейчас до него дошло, что Геля не беременна, совсем, ни капельки не беременна.
Она подняла на него радостные светящиеся глаза и сообщила:
- А я новую песню сочинила. Называется "Маленький человек ушел".
Владимир Иванович поднялся и отвернулся к окну. Страшное, составленное из красных букв слово висело над Придонском: ПЕЧЕНКИ.
Она не предложила спеть свою новую песню, а он не попросил - ушел неслышно.
XXXIII. Все в порядке! Это я так...
1
Какая-то бесконечная была ночь, никак она почему-то не кончалась...
Печенкин торопливо выбрался из "Волги" и вбежал в домик охраны. Голая дебелая баба метнулась, скрываясь в смежной комнате. Навстречу, застегивая на ходу штаны, выскочил охранник. У него была опухшая от пьянства рожа - видно, пока хозяин гулял, слуги тоже даром времени не теряли.
- Где Илья? - сердито спросил Печенкин.
- Илья? - спросил охранник.
Владимир Иванович плюнул в сердцах и заторопился на территорию усадьбы. Она была безжизненной и темной.
Какой-то человек, маленький, жалкий, припадая на обе ноги, бежал вдалеке.
- Илья! - крикнул Владимир Иванович.
Это был Илья.
Печенкин обрадованно улыбнулся и, вскинув руку, изображая викторию, а по-нашему козу, закричал:
- Летим, Илюха!
Илья остановился, посмотрел на отца и побежал дальше - тяжело, медленно, припадая на обе ноги. Он бежал в сторону "Октября".
2
Владимир Иванович вошел в темное фойе, нашарил на стене ряд выключателей, стал щелкать ими, но свет почему-то не зажигался. Замерев и прислушавшись, он услышал скрип и стук фанерного сиденья в зале.
На улице было темно, в фойе - темней, чем на улице, а в зале была абсолютная, беспросветная темнота.
- Илья, - позвал Печенкин, - ты здесь?
Сын не отозвался.
Владимир Иванович прощально глянул в сереющее пространство фойе - словно глотнул воздух перед тем, как глубоко нырнуть, - и стал погружаться в темноту зала, выставив перед собой, как слепец, руки и осторожно передвигая ноги. Он добрался до бокового кресла без приключений, опустился в громко скрипнувшее сиденье и облегченно вздохнул.
- Ну что, Наиль, заводи свою шарманку! Знаешь, что нам на дорожку поставь? "Бродягу"! - Печенкин прокричал это, явно шутя, зная, что никакого Наиля в проекторской нет. Да он сейчас и не нужен был.
А-ба-ра-я,
Бродяга я,
Никто нигде не ждет меня,
А-ба-ра-я!
пропел Владимир Иванович и продолжил, прислушался, может, надеясь, что Илья подхватит. Илья, однако, не подхватил.
- Экспорт-импорт! Это вещи отсюда туда, а оттуда сюда! - задорно выкрикнул Печенкин и озадаченно послушал в ответ тишину.
- Сын честного человека всегда честен, а сын вора обязательно вор, - теряя надежду, сам особенно не веря в эти слова, проговорил Владимир Иванович и помолчал, размышляя.
- Не нравится? Я знаю, тебе другое нравится... А я и другое могу, пожалуйста! Как там...
Камень на камень,
Кирпич на кирпич,
Умер наш Ленин
Владимир Ильич.
Нет, он не умер,
Он вечно живой...
Будет он... вечно
Стоять над тобой!
Но даже и на это Илья не откликнулся.
И тогда Владимир Иванович закричал - нервно, истерично почти, не выдерживая больше пытки темнотой.
- Свет, сапожники!
И в то же мгновение на фоне едва различимого прямоугольника экрана беззвучно пробежал человек.
- Ну, Илья! - обиженно воскликнул Владимир Иванович, вскочил, рванулся вперед, забыв о месте своего нахождения, ударился о спинку переднего кресла, перекувырнулся и с грохотом повалился на пол.
3
На чердаке было светлей. Илья лежал на своей кровати, укрывшись с головой чем-то красным, - спрятался, затаился. Владимир Иванович улыбнулся, подошел к арочному окну, посмотрел вниз. С прибытием хозяина имение на глазах оживало: зажигался свет в окнах особняка, бегала, суетилась прислуга, из ворот гаража выезжал "мерседес". Печенкин нашарил рукой шпингалет, распахнул створку окна, пронзительно свистнул и закричал:
