Отошли на Мануйлово. Дорогу прикрывает наш танк КВ. Комсорг батареи уговорил танкистов съездить на нашу позицию. Говорят, пушки лежали с перерубленными спицами колес.
Парень - молодой пожарник, проверявший пропуска в нашем институте, пришел лесом с НП из-под Ивановского. По дороге двое немцев вели пленного. Он их убил, пленного освободил.
Ночью все шоферы батареи легли в одном сарае. Прямо в этот сарай попал снаряд. Все они убиты.
Борис Швадченко. Высокий, смуглый - студент Автодорожного, говорит: "Я могу повести трактор. Только для запуска нужен бензин в карбюратор". В сотне метров разбитый грузовик. Носим бензин во рту. Трактор заводится. Гордо идем при орудии.
Позже Швадченко объявил себя старшиной, был связистом, разведчиком-наблюдателем. Потом - надел лейтенантские кубари. Он сделал много хорошего в боях. Говорили, что он нелепо погиб в блокаду: был направлен в город офицером связи при штабе, пошел в театр, и его убило из пистолета, уроненного на пол соседом в театре.
На привале какой-то идиот, чистя винтовку, убил через кусты нашего командира батареи Ткаченко.
Незнакомый солдат покончил с собой. Винтовка во рту. Сапог снят. Записка жене: "Ты сама, стерва, этого хотела".
Красков. Рабочий, наводчик с артиллерийского полигона. Стрелял все мирное время. Заевший колпачок взрывателя отвинчивает косыми ударами топора. Когда снаряд заклинило в орудии - вставил в ствол снятую катушку щетки для чистки орудия, вслед ей сунул жердь от забора и обухом выбил снаряд. Собственно, после общения с ним мы стали настоящими артиллеристами. Он погиб, когда разбило пушку у деревни Удосолово.
Деревня Ястребино. Примерно 13 августа. Войска наши ушли. Нашу одинокую дальнобойную пушку оставили расстрелять склад невывезенных снарядов. Бьем по далеким деревням, опушкам, занятым немцами. Мучит мысль - кто там? Ствол раскален. Растет гора пустых ящиков. Есть редкие осечки. Их кладем невдалеке за камень.
Отходим уже за Вейнмарскую ж/д.
Мы - кочующее орудие. Изображаем обилие артиллерии. Днем намечаем позиции. Ночью, чтобы не шуметь, вместо трактора - лошадь с телегой, за ней - пушка.
Взводим курки карабинов. Проверяем, что очередная позиция в лесу не занята немцами. Возвращаемся. Катим пушку "на руках", точнее - плечами под спицы. Карабины за спиной. В тесноте нажимаю прикладом на курок соседу. Выстрел вверх, в сантиметре от моего уха. Из него льется кровь. С тех пор я практически оглох на это ухо.
За ночь отстреливаем четыре лесных позиции. Бьем по намеченным разведкой местам.
Сцена: нас человек восемь. Легли кружком на лугу. Каждый другому головой на колени. Артналет. У одного на коленях пробитая голова товарища. Хороним без холмика. Не хочется показывать немцам могилы.
Борис Пластинин. Из города Шенкурска еще один студент автодорожного. Классный лыжник. Его стройное телосложение и гитара были тогда редкостью. В селе Среднем он пел в землянке старые романсы.
Отходим из леса. Слова "Бориса ранило" заставили нас вернуться в оставленный лес. И мы снова отходим, неся Бориса на носилках. В рану видно, как бьется сердце. Прикрываем ватой.
У носилок нас трое. Уже открытые поля. Ни души. Зной. Двое несут, один отдыхает, меняемся. Трижды заходит немецкий самолет, стараясь расстрелять на солнечной дороге длинную тень носилок.
"Вам трудно нести. Я спою". И он поет: "Руки, две больших и теплых птицы, как вы летали, как озаряли все вокруг..." Голос пропадает, когда он теряет сознание, и появляется снова... "Руки, как вы легко могли обвиться..."
Дорога уходит за спину, на Ленинград. Вправо видны дали. На горизонте Котлы. Нас посылают вправо на противотанковый заслон. По основному шоссе отошли наши части. Тишина "ничейной полосы", так хорошо снятая потом в начале фильма "Живые и мертвые".
Прибегает связной: нам приказ - отходить. Но... Сломался трактор. Больше километра тянем по булыжной дороге в пологий подъем пушку на руках. Она тяжелая: примерно 1400 кг. Хилый боец попадает под колесо. Перелом ноги. Уходит с провожатым. Стоим. От Котлов идет наш танк. Запыхавшийся танкист: "Немцы рядом. Перекроют перекресток..." Люк хлопает, и танк поспешно гремит дальше.
Идет второй танк. Останавливается. Широкая улыбка водителя. Возимся, устраивая буксир из огромной танковой цепи. Пробуем. Сошник орудия пашет дорогу. Отцепляем: этак разобьем пушку. "Ребята, а не ваш там трактор чинится? Я ему помогал. Он заведется". Остаемся, катим по шажку руками.
Бык, бык, бык... идет наш трактор. Тишина вокруг и далекое, уже низкое солнце за Котлами.
Чистим орудие. Оно на позиции перед одиноким гумном недалеко от деревни Удосолово. За гумном трактор. Нас трое. Иду к трактору смочить тряпки керосином. Взрыв - снаряд прилетел прямо на позицию. Один убит (Красков), второй успел кинуться в ровик, но зад и спина, как метлой, процарапаны десятками осколков. Пушка разбита. На металле ствола, неожиданно для глаз, как пальцем по маслу, мазанул один из осколков.
Кончилась первая моя батарея.
Идем голодные. В пустом хуторе ульи. Надели противогазы, носки на руки, полотенца на шеи, накрыли два улья плащ-палатками и утопили в реке. Без хлеба по полкотелка меда. Мутит, отравились.
Нас посылают вытаскивать завязший на болотной дороге обоз дивизии - ее автороту со складом.
Капитан Тер-Мкртчан. Преподаватель нашего института. Начальник обоза. Колеса машин глубоко увязли в торфе. Облепляем очередной грузовик, приседаем по грудь в жижу, переставляем вперед на шаг. Машин много.
Машины с продуктами. Просим поесть. Не дает. Борис Швадченко отходит в лес и дает поверху очередь из трофейного автомата. А мы говорим, что должны уходить. Проняло Тер-Мкртчана. Каждому выдал по банке сгущенки, шпрот и на всех - ящик макарон и масло. Интеллигенты вообще легче верят вранью.
Пришел тягач "Ворошиловец". Толстыми тросами вяжут машины. Раздвигая волны торфа, он пачками выводит их на дорогу.
Немцы заняли деревню на перекрестке дорог. Мы уже за нею. И вдруг трескотня выстрелов, грохот. Через занятую немцами деревню пронеслась запряженная цугом из четырех пар белых лошадей связка зарядных ящиков и орудий с облепившими их людьми. Все это вылетело на нас. Одна лошадь мертвая тащится в постромках. Это вышла из леса отрезанная немцами батарея нашего артполка.
Мы снова батарея. Кажется, 3-я, но номера менялись еще раз. Три коротких 76-мм "полковушки" и полуторки. Правда, грузовики всегда куда-то забирают.
Абрам Копелев. Сутулый студент с длинными руками. Гориллообразный и очень сильный. На голодную батарею принес за версту большой фанерный ящик вареных макарон. Ему поставили ящик на спину, так и шел, отдыхая грудью на высоких пнях.
Мы меняем позиции. Налетели штурмовики. Мы выпрыгнули из машины. Легли в тень от плетня, пней. Это было удачно. Отходившие по дороге саперы легли в канаву у обочины, были хорошо видны и понесли потери.
Машина начала гореть, дым идет за кабиной из-под снарядных ящиков. Копелев лезет в кузов и подает нам ящики. Последние, уже горящие, кидает в канаву. Несколько гильз тут же лопается. Но взрыва нет. Все погасили. Машина с орудием отъезжает на простреленных скатах.
Копелева наградили поездкой в Ленинград. Потом попал в артмастерские, где на харчах второго эшелона умер от голода.
В батарее дельный командир Цирлин. С ним бои были удачнее. Помню одну из позиций. За спускающимся вниз лесом видна на бугре деревня, поля. Немцы атакуют ее слева. Видны цепи, перебегающие по команде, как в кино. Бьем по ним. Разбиваем еще появившийся вслед за ними автофургон.
Снова противотанковая позиция. Совсем маленькая поляна, дорога справа. Две пушки. Один грузовик. Слева лесом отошла наша пехота. И опять из леса бьют автоматы, а слева - даже кинули пару гранат с длинными ручками.
Но мы уже не те, что в селе Среднем. Опустив стволы, веером прочесываем лес картечью. Когда стреляешь из пушки, рот открыт, челюсть выставлена вперед. Так легче ушам. Разрыв ручной гранаты швырнул мне в рот камешек. Я выплюнул его с куском отбитого его ударом зуба. (Во время одного из выстрелов, когда я уже дернул шнур, выбежал из леса наш боец... и разлетелся в клочья. Но и немцев не стало). В наступившей тишине цепляем оба орудия к одной машине, наваливаются раненые. Машина уходит.
