Сцена 29.

Море. Выпрыгивает солнце, все окрашивается. По палубе кораблика расхаживает пиратский дзорный. Капитан и Купец все еще привязаны к мачте. На палубе следы пиратского кутежа - бутылки, кружки, кости, пьяные, лежащие кучами, вповалку друг на друге. Ходит часовой, на руле стоит сам Пиратский Атаман.

Сцена 30.

Над морем восходит солнце. Прямо в него идут плоты, на голове ведущего Кита стоит Еж-Командор. Вынимает из кармана что-то маленькое, прислоняет к глазу, начинает развинчивать - постепенно выкручивается большая подзорная труба. Взгляд сквозь эту трубу - круглое поле зрения, ничего не видно. Кадр - Еж покручивает трубу. Кадр - в трубе подмигивающий глаз. Еж удивленно отшатывается: труба так длина и тяжела, что изогнулась дугой и смотрит прямо в глаз Кита, который дружелюбно подмигивает и улыбается. Командор сердито встряхивает трубу и чуть уменьшает ее. Потом опять смотрит: в круглом поле появляется кораблик с надутыми парусами и треугольным вымпелом. Командор наклоняется к голове Кита и что-то говорит. Камера уходит вверх и показывает, как плоты рассыпаются полукругом, и как кораблик катится прямо в центр образующегося серпа.

Сцена 31.

Командор сидит на краю плота и стучит лапкой по воде. Из воды появляется морда Рыбы-Пилы. Командор что-то говорит - в воздухе цепочка цифр. Пила кивает. Командор встает, оглянувшись, стирает цифры. Пила пропадает в воде.

Сцена 32.

Вид сверху: полукольцо плотов медленно охватывает кораблик. Замыкается круг.

Сцена 33.

Из воды высовывается морда Рыбы-Пилы и она плавником трогает ближайшего на плоту Тигра: помоги, мол. Тот смотрит: чем? Рыба протягивает ему шнурок, Тигр согласно кивает, дергает - пила на носу рыбы превращается в вертящуюся цепь бензопилы. Откат камеры наверх - семь Рыб-Бензопил медленно занимают исходные, опускают на лица маски, наподобие сварочных. Плоты, которые Киты теперь не тянут, а толкают, стремительно бросаются к кораблю.

Сцена 34.

Схватка на палубе. Разрядка кадров - скрещивающиеся сабли, снопы искр, Еж, заслоняющийся АКМом от сабли, пират в кимоно и с катаной, разваливающий такой АКМ, Командор, протыкающий какого-то пирата шпагой, Медведь, раздающий направо и налево оплеухи, пират, валящийся в трюм. Тигр, строчащий из автомата, пират, вскидывающий к глазам винтовку, высовываясь из-за мачты. Клинок, проходящий по веревкам, приматывающим пленника к мачте, освобожденный Капитан, хватающий выпавшую из лапы срубленного Ежа саблю, Тигр в боевой стойке, проводящий бросок, и пират, запущенный им вдаль.

Сцена 35.

Каюта Девушки. Девушка мирно спит на татами, под клетчатым одеялом.

Сцена 36.

Лестница в трюм. По лестнице пятится бородатый верзила Пират, с остервенением отмахивающийся саблей от наседающих Ежей. Наступает на Летучую Мышь, которая сидит в уголке с полуприкрытыми глазами. Та моментально вскакивает, хватает Пирата за ногу. Бросок, прием, вопль "Иза!!!". Пират с грохотом рушится, из трюма лезут еще несколько, Ежи, стоя на ступеньках, выхватывают и мечут в них иглы, Мышь летает над головами и норовит зацедить по глазу. Один пират утыканный валится обратно, второй поворачивается бежать вниз - но оттуда уже торчит морда Рыбы-Пилы с бешено вращающимся носом. Пират бросает саблю и понимает руки.

Сцена 37.

Трюм. Два ряда мешков, бочек, ящиков, между ними идет Тигр с планшетом, на котором приколоты листочки. Он делает пометки на верхнем листке, потом вырывает его из планшета, отдает идущему рядом Ежу. Тот берет под козырек и убегает. Тигр стучит в стенку трюма. Стенка прорезается, всовывается Рыба-Пила. В борту образуется квадратное отверстие, кусок борта выпадает наружу. Тигр высовывается и машет лапой. Приближается плот.

Сцена 38.

На палубе у мачты Еж-Командор и Атаман Пиратов фехтуют на шпагах. К Командору подбегает еще один Еж с листочком, вытягивается в струнку, отдает честь и начинает докладывать, заглядывая в листок. Командор кивает, не прекращая схватки, Еж вычеркивает одно за другим. Но вот Командор пожимает плечами. Еж некоторое время чешет в затылке, потом говорит. Тогда Командор соглашается опять, и далее процедура идет без остановок. Еж нагибается над бортом: внизу подошел плот, к прорезанному отверстию брошены сходни. На них стоит Тигр, которому Еж протягивает листок. Тигр подпрыгивает, берет листок, читает, шевеля губами, потом взмахивает лапой. В трюм вереницей бегут звери, возвращаются с мешками и укладывают их штабелем на палубе плота.

Сцена 39.

Атаман Пиратов приперт к мачте. Неохотно бросает шпагу. Его связывают и уводят. Командор наклоняется к люку, что-то кричит вниз. Оттуда высовывается лапа с большим пальцем: о'кей. Тогда Командор дает красную ракету. Подходит к двери в каюту девушки, стучится. Выходит Девушка с рюкзачком, Купец с изрядно похудевшим кошельком, спускаются в трюм, переходят на плот. На других плотах видны связанные пираты, скрежещущий зубами Атаман, Медведь с синяком под глазом, звери, бинтующие раны, устало прислонившаяся к штабелю мешков Летучая Мышь с плейером на ушах.

Сцена 40.

Вид сверху. От кораблика отходят плоты. К нему со всех сторон кидаются Рыбы-Пилы, за которыми вьются белопенные следы. Кораблик разваливается на несколько кусков, начинает тонуть. Капитан утирает слезу, его утешительно хлопает по плечу Тигр: мы тебе лучший дадим. На черно-белом экране возникает трехмачтовый изящный фрегат. Капитан смотрит на него и вздыхает.

Сцена 41.

Под водой Осьминог сортирует упавшие куски корабля, что-то откладывает влево, что-то вправо. Вынимает из груды обломков штурвал, вертит его так и этак, примеряет. Наконец, решается, отходит чуть вбок и прикрепляет его к конструкции с мигающим монитором, кнопками в целлофановом пакете, шнурками и уже знакомыми лебедками, из которых тянутся красные подписанные координатные линии. Потом легонько поворачивает штурвал.

Сцена 42.

Кондор на облаке видит, как плоты приближаются к тому самому пляжу. Потом проступают распрямляющиеся в прежнее равномерное состояние линии координатной сетки. Он удовлетворенно кивает.

Сцена 43.

Плоты уходят в закат, на фоне которого приближается остров. На корме последнего плота сидит и вздыхает Еж-Командор, разглядывающий фотографию. Поскольку теперь он в полупрофиль, камера подкрадывается и заглядывает ему через плечо: на карточке Летучая Мышь со своим неизменным плейером и в наушниках.

История четвертая.

Страшная сказка.

Человек вошел в лес и сразу почувствовал, что ему стало теплее. Снаружи, в поле, стоял промозглый день, снег и грязь перехватывали горло дороги, лужи душили ее, и она извивалась между холмов, словно стремясь сбросить с себя ощущение бесконечного мозжащего холода. Человек привык думать обо всем, что лежит вне леса, как о наружных вещах. То, что находилось в лесу, было своим, известным. Возвращаясь в лес, человек совершенно осознанно возвращался домой. Вот и сейчас, чуть только войдя под деревья, путник почувствовал себя лучше - хотя на самой опушке леса воздух был нисколько не горячее, чем в холмистых полях. Он остановился, присел под раскидистый дуб на небольшую сухую горку при узловатых корнях, глубоко вдохнул, расправил плечи и, наконец-то, перестал горбиться и дрожать от холода. Потом он легким движением поднялся, поплотнее запахнул на груди потертый бурый плащ из грубой кожи, и решительно зашагал в глубину леса.

***

Мы все сидели за партами и ждали, когда же учитель соизволит отпустить нас домой. На этом уроке он лгал больше обычного. Мне не терпелось спросить его, почему и зачем - Учитель Кин вовсе не глуп; он наверняка заметил, что и я, и мой сосед ему не поверили. Но он также не мог не заметить, что мы промолчали, из чего наверняка сделал вывод, что мы будем спрашивать его после - или донесем на него, как один из выпускников донес на Серда Мехеддина. Мехеддин пришел с севера, никто не мог поручиться за него здесь. Поэтому доноса правитель не стал и разбирать - махнул рукой, и по этому знаку Серда бросили в пропасть, только его нездешние башмаки рубчатой подошвой сверкнули над обрывом. Наконец Кин Нагата поднялся и объявил нам, что все мы вольны идти, куда пожелаем, а с занятиями на сегодня все. - А Вы, молодой человек, - Кин хихикнул, - Ор-рел наш, дон Р-рыба! - с видимым удовольствием произнес он мое имя, - Вы будьте любезны задержаться, - он ловким движением выхватил из-за спины розгу, обещанную мне еще на первой сегодняшней паре, - Я собираюсь напомнить Вам некоторые - х-хи! - грамматические формы. А то как бы Вы не опозорили нашей школы Вашим - га-га! - левобережным произношением. Все вон!!! - вдруг заорал Кин, выпучив глаза, и класс, который был готов заржать, поспешно, гнусно хихикая и давясь этим грязным смехом, потек в узкие двери, в мрачный, затхлый, сырой коридор пещерного города, и дальше, дальше - по своим конуркам с окнами в кратер - или наружу, по сторожевым вышкам. Кин Нагата выглянул следом, удостоверился, что никого нигде поблизости нет, выдохнул, и крутанул розгу в воздухе классическим движением для сабли-шамшера: вниз, кистью, потом с выходом на замах, из-под руки резко вверх, и только затем обходным неуловимым движением - по дверному замку, с оттяжкой. Будь это закаленная медвежья сталь, замок бы развалился надвое, но в руках у моего наставника была лишь лоза. - Садись, Рыб божий, - фыркнул учитель, и я с облегчением развалился на учебной скамье. Сидеть полдня по струнке здорово утомляло. Нагата захлопнул дверь и наложил замок. - Вижу по глазам, что хочешь спросить. Ну? - Зачем лгали, Учитель Кин? - Так ты заметил? - Не я один заметил. Сосед мой... - Соседу своему завтра покажешь шрам. Тот, который тебе Синяя Плеть оставила. Красивый шрам, развесистый, как дубль хороший. Только что стойку на руках не делает и не танцует. - Хороший как что? - Как дуб! Покажешь шрам. Скажешь, что я все про него, стукачонка, знаю, и что, если пискнет, будет и ему то же. А теперь спрашивай, спрашивай... И я спросил. Про все спросил. Не противно ли ему лгать, выставляя нашего князя наместником божиим. Правда ли, что за нашими горами есть другие, и весь ли мир плоский, и кто урчал сегодня утром в глубине горы. Кин долго молчал, обдумывая, по обыкновению, свой ответ, я же разглядывал комнату. Стояли в ней наши учебные столы, лежала на столе учителя Книга Правил, Устав Гор, Письма Богов, и другие необходимые книги. По углам располагались приборы и приспособления. Некоторыми из них - компасом, астролябией - блин, язык сломаешь - мы уже пользовались. Но большинство трубок на ножках и без, таращащих свои лупоглазые стекла, кругов, треножников, знакомы мне не были, и я с трудом догадывался об их предназначениях. Еще на стене, напротив единственного треугольного окна, находился большой занавес с вышитым или вытканным на нем родословным древом нашего князя, который когда-то был близок к самому Верховному через какое-то там родство. Кого из князей сейчас собираются избрать новым Верховным, никто толком не знал, да и нас, учеников, это мало беспокоило. Наконец, Кин заговорил.