- Вря! Вря! Вря! - зацокал языком Сателлит.
Твердохлеб решил, что это следует принимать как шутку, и слегка усмехнулся. Но на следующее утро снова услышал:
- Эх-эх! Сколько славных кораблей погибло в разбушевавшемся море вместе со своими обессиленными командами!
- Вря! Вря! Вря! - проассистировал Сателлит.
Из-за колонны отозвался Хвостик, который уже где-то нашел нужные слова, чтобы подладиться к Корифею:
- С исчезнувшего корабля никто не возвращается, чтобы поведать нам, какой ужасной была его гибель, какой неожиданной и болезненной стала предсмертная агония людей!
Время здесь имело единственное измерение: срок путевки, двадцать шесть дней, ничего перед тем, ничего после, поэтому нужно было найти, чем заполнить эти дни, и вот Корифей, очевидно, нашел: море! Ибо это - стихия, а стихия - это жизнь.
- Теперь обратимся к акулам, от одного названия которых стынет кровь, заявил Корифей на следующее утро.
Сателлит "заврякал", Хвостик прочитал свое:
- Никто не расскажет, с какими мыслями, с какими болями, с какими словами на устах они умирали.
Вообще говоря, Хвостику не хватало лаконизма, в чем все за следующим завтраком убедились, когда Корифей в присущем ему стиле развил тему акул дальше:
- Акулы привыкли пожирать все, что они находят на поверхности.
Хвостик понял неуместность своего способа выражения и произнес только часть фразы:
- Но есть нечто прекрасное в этом неожиданном переходе...
- Чем больше мы их наблюдаем, тем меньше понимаем, - сообщил на следующее утро Корифей. Хвостик выглядел жалким со своим обрывком мыслей: "...от жестокой борьбы и напряжения сил..."
Зато Корифей блаженствовал от провозглашения своих открытий:
- Ложе океанов составлено из тяжелых материалов, континенты же сооружены из материалов более легких.
Хвостик пытался запугивать словами: ...от разъяренного сопротивления, неукротимого желания удержаться на поверхности до страшного покоя глубин, дремлющих в неподвижности от сотворения мира.
Этим спазматическим словечкам Корифей противопоставлял торжественно-величавые открытия:
- Великие океанские течения, переносящие огромные массы воды, либо нагревают, либо охлаждают омываемые ими берега...
"Куда я попал? - думал Твердохлеб. - Ох, Наталка, Наталка, как немилосердно ты шутишь со мной! А ты чего хотел?" - издевался он над собой. Женщина - это такая же пропасть, как и мужчина, а две пропасти, приблизившись друг к другу, неизбежно создадут пропасть еще побольше и адский, дьявольский сквозняк, который всасывает души, взвихривает и закручивает, - и тут либо преодолеть, либо кануть в бесславие. Может, и хорошо, что Наталка его все время испытывает? А что такое "Южный комфорт", как не испытание?
Твердохлеб пытался убегать от доловцев хотя бы по вечерам, запирался в своей комнате, читал, смотрел телевизор. Утешительного было мало. Международные обозреватели ежедневно сообщали, как обостряется обстановка в Ливане, в Никарагуа и Сальвадоре. Куда уже было дальше обостряться! Подсчитывали, сколько еще ассигновано на бомбы и ракеты в обеих Америках, в НАТО, в Японии. Рассказывали, какие бомбы и супербомбы вылеживаются, как груши, в военных арсеналах. Когда-то бомбы бросали в царя, теперь президенты замахиваются на весь мир. Вот так домахаются, доиграются - и разорвется, грохнет, лопнет мировое пространство от мегатонного ужаса - и ни звезд, ни журавлей, ни весеннего ветра над набухшими почками, и дымы вместо неба, последние дымы в безысходности последней жизни, и даже ангелы ослепнут, и ничего не будет - только голень какого-нибудь президента, большого любителя крылатых ракет и бескрылых слов. А когда-нибудь выползет осколок термоядерного истребления из пещер и дебрей, найдет голень президента и проклянет!
О, если бы люди прокляли уже сегодня, а не утопали в пустяках и суете!
Однажды ночью Твердохлеба разбудил Хвостик. Было уже далеко за полночь, но он, видно, еще не ложился, не сбрасывал свой полуженский костюм, излучал решительность и бодрость.
- Я бы вас не будил, но Корифей сказал, что тут нужен юрист, - объяснил он.
- Зачем вам юрист в три часа ночи? Что-то случилось?
- Приехал Племянник и привез ключ.
- Какой ключ?
- Разве вам еще не говорили?
- Ничего не слышал.
- А я думал, вам говорили.
- По-моему, вы морочите мне голову! - рассердился Твердохлеб.
- Вы все-таки одевайтесь, потому что там все ждут, - не отступал Хвостик.
- Я же сказал, не морочьте голову.
- И Корифей, - тоскливо продолжал Хвостик. - Он тоже ждет вас. Сказал: без вас не начинать. Мы это готовили уже давно. Не было ключа. В прошлом году Племянник пообещал сделать и вот привез.
- Так к чему все-таки ключ? - убедившись, что Хвостик не отстанет, спросил Твердохлеб. Он медленно одевался, еще не решил, пойдет или нет, но уже знал, что заснуть до утра не удастся. Так не все ли равно - где быть, куда идти?
- Тут есть одна дверь, - торопливо объяснял Хвостик. - Никогда не открывается, никто не знает, куда ведет, что за дверь. А где она? Неподалеку от Корифеевого "люкса". Раньше как-то никто ее не замечал, может, ее и не было, а этот Шулик покрасил, поставил бронзовую ручку, но не открывает. Кажется, он ее и поставил, хотя мы и прозевали, когда именно.
- Спросите директора!
- Так он вам и скажет! Кто его сюда поставил! Президентик! Чью волю он здесь вершит? Ясно чью. Побудет два года - мы его сковырнем. Это он знает, Президентик тоже знает. Здесь для них пересадка. Так они нас послушают? С самим Корифеем как? Будьте любезны, будьте любезны, а делают свое. Мы и надумали: открыть, увидеть и изобличить, да так, чтоб аж загремело! Мы и сами могли бы, но Корифей велел, чтобы и представителя правосудия...
- Я здесь не по службе. И вообще ломать дверь противозаконно.
- А мы не ломаем - отпираем.
- И отпирать без санкции прокурора незаконно.
- Это когда в чужое помещение. А мы в своем доме! Это собственность ДОЛ, а мы все - члены президиума ДОЛ.
- Тогда зачем я?
- Ну, как наш друг. Да и просто: разве вам не интересно?
- Как можно интересоваться тем, о чем никогда не слышал?
- А теперь услышали от меня, и я вас забираю, забираю, забираю!..
Хвостик схватил Твердохлеба под руку, поволок за собой, хоть тот и упирался.
Около таинственных дверей собралась вся компания. Не было, правда, Корифея, который должен был бы объединять своих оруженосцев, но его место занял не знакомый Твердохлебу молодой человек, нечто джинсово-высокое, гибкое, самоуверенное.
- Это наш Племянник, - прошептал Хвостик, а ко всем другим громче: - Мы здесь, можем начинать.
- Привели прокурорчика? - небрежно взглянул на Твердохлеба Племянник. Красивенько. Начали и закончили! Прошу!
Он клацнул ключом, лязгнул замком, дверь легко открылась, все подались вперед и тут же отпрянули назад. Потому что за дверью не открылись никакие ловушки, никакие тайны, ничего коварного, - просто маленькая комнатка, в которой был смонтирован, судя по широким решетчатым дверям, грузовой лифт для хозяйственных нужд.
После первой оторопи все ринулись к лифту. Кто-то открыл дверь, прыгнул в кабину, за ним двинулись другие. Твердохлеба втянули с собой как представителя закона. Закрыли дверь, нажали на кнопку, кабина поехала вниз. Ползла медленно, с грохотом и шипением, ехала так долго, что всех охватила паника. Регулировать движение нечем, только лишь две кнопки - вверх, вниз, кабина не остановилась ни на втором, ни на первом этаже, провалилась в неведомые глубины, когда же лифт остановился и они открыли дверь, то увидели, что это склад белья.
Кто-то в сердцах плюнул, кто-то выругался, кто-то многозначительно откашлялся, только Пиетет не поддался общему разочарованию, походил, потрогал накрахмаленные простыни и пододеяльники, затем остреньким, как печенежская сабля, шепотком предложил:
