Крон пододвинул к себе стопку бумаг. Большую часть он перебрал вчера, но сегодня утром рассыльный принес ему ещё кипу от секретаря Сената Дальция Колорона, человека тихого, спокойного, обязательного до скрупулёзности. Единственного, не потерявшего голову в творившемся сейчас в Пате бедламе. Когда утром рассыльный передавал Крону бумаги, у сенатора появилось грустное предчувствие, что Колорона ждёт участь Архимеда. Он так же погибнет, держа в руках стило и склонившись над доской для письма, составляя очередной документ, как погиб сиракузкий механик над своими чертежами.

Крон сбросил на пол перебранные бумаги.

- Это в огонь, - сказал он Шекро и взялся за бумаги Колорона.

Первым лежало донесение от посадника в Асилоне Лекотия Брана. В восторженном тоне, восхваляя самого себя и проводимую им в Асилоне политику, посадник писал о воцарившемся в стране спокойствии и благоденствии после восшествия на престол Асикрахта II. Донесение было датировано двухдекадной давностью. Больше донесений от Лекотия Брана не будет. Далеко Асилон, но и до него докатились отголоски событий, происходящих в Пате. Вчера ночью жреческий коллегиум Асилона совершил очередной переворот в стране, устранив вместе с новоиспечённым царём и посадника Пата. И если жрецы различных культов не передерутся между собой за единоличную власть, то в Асилоне сложится необычная, небывалая в истории планеты ситуация, когда власть в стране будет вершить политеистическая клика.

- Это тоже в огонь, - проговорил Крон, бросая донесение Леоктия Брана на пол. Но следующий документ заинтересовал его. Это был подробный план хозяйственных работ по всей Патской области с подробными финансовыми выкладками. Здесь были сметы на очистку гавани, на укрепление берегов Опы от паводков и наводнений в черте города, укладку мостовых, постройку новых дорог, осушение болот, рытьё каналов, постройку водопровода. Любопытным представлялся пункт об усреднении пошлин - дорожной, мостовой, за проезд по каналам.

Крон читал документ с удовольствием и горечью, восхищаясь дотошностью и скрупулёзной добросовестностью, с которыми Колорон составлял его. Хорошо, но поздно, поздно... Впрочем, документ мог пригодиться в будущем. Сенатор углубился в чтение, как вдруг по ушам резанул душераздирающий крик.

- Не-ет!

Крон вскочил из-за столика и выглянул в окно. Сквозь ветки акальпий и заросли чигарника с трудом просматривались копошащиеся тела.

- Да заткни ты ему пасть! - громко прошипел кто-то.

Послышались глухие удары, чей-то сдавленный стон, кто-то вскрикнул и выругался.

- Кусается, бастурнак!

- Да мешком, мешком! Что ты руку-то суёшь!

Снова зазвучали глухие удары.

- Не хочу-у! - опять донёсся нечеловеческий вопль и захлебнулся в предсмертном стоне.

Крон стремительно выпрыгнул в окно и побежал к месту драки. Между деревьями в кустах стояло трое стражников. У их ног, пронзённый мечом, корчился в предсмертных судорогах старик-писец.

- Вот, - тяжело дыша, сказал один из стражников. - Как вы приказали...

Другой стражник сосредоточенно вытирал о нагрудник прокушенную руку. Третий, отведя глаза в сторону, пытался украдкой задвинуть ногой себе за спину какую-то тряпку, лежащую на траве. Крон подошёл к нему, нагнулся и поднял. Это был сорокагектонный мешок из-под зерна.

- Где вы его поймали?

- Здесь... - сказал первый стражник.

- И для этого вам понадобился мешок?

Стражники молчали.

- Я спрашиваю, где вы его поймали?! - Сенатор яростным взглядом обвёл стражников, затем повернулся к тому, который прятал мешок, схватил его за нагрудник и немилосердно затряс.

- Душу вытрясу! Где вы его поймали?

Стражник побледнел, затем посинел, голова его начала мотаться из стороны в сторону, глаза вылезли из орбит.

- На берегу Опы, у Кайтовой мельницы, - задыхаясь, выдавил он.

Сенатор отпустил стражника, и тот рухнул на четвереньки. Кайтова мельница находилась в другом конце города. Издалека притащили... Крон посмотрел на стражников. Двое из них были белыми как мел, а третий, которого он только что немилосердно тряс, как на вибростенде, уполз в кусты, и там его выворачивало наизнанку.

- Начальника стражи сюда! - крикнул сенатор и только тут заметил, что вокруг них уже собралась толпа челяди.

Валург протиснулся через толпу к сенатору.

- Эти трое, - еле сдерживая себя, чтобы не перейти на крик, проговорил Крон, выделяя каждое слово, - исполнили моё приказание - убили писца. И, как я и обещал, я их награжу. Награжу по-царски.

Он перевёл дух.

- Каждый из них получит по сумме, которую запросит с меня Сенат за жизнь писца. Но за то, что они поймали писца не на территории виллы и пытались заработать награду обманом, они будут доставать эти деньги голыми руками из горящих угольев по одному звонду, пока не выберут все.

Сенатор видел, как с каждым его словом лица не только виновных, но и всех слушавших вытягивались и бледнели.

- А если кто из них откажется, то я приказываю высечь их шиповыми прутьями - по десять ударов за каждый звонд. И кто не выдержит, того похоронят вместе с наградой.

Крон замолчал и обвёл собравшихся мрачным взглядом.

- И на будущее. Если кого-либо это не вразумит, и он захочет получить от меня обещанную награду обманом, то звонды будут влиты ему в глотку расплавленным золотом!

Он круто повернулся и пошёл к вилле.

- Этих троих - в подвал, а старика похоронить, - бросил он через плечо Валургу.

"Вот так мы и несём сюда разумное и доброе", - с горечью подумал он.

Глава восьмая

Город пал. Развращённый четырьмя веками беспечного существования, когда ни один внешний враг не ступил на территорию не то, что города - всей Патской области, он разросся своими предместьями далеко за крепостные стены и просто не способен был обороняться. Битва при Сартонне завершилась сокрушительным поражением имперских когорт. Кикена, всё-таки присутствовавший при битве, бежал в Пат и укрылся во внутреннем городе. А к вечеру в предместья Славного города вошла армия восставших рабов.

Это была их победа. И, возможно, это было их поражение. Напрочь лишённая дисциплины, опьяненная кровью и свободой, неуправляемая толпа рассеялась по предместьям и принялась грабить, убивать, жечь, насиловать. Над городом повисла пелена дыма и пепла; в единый гул дикой победы озверевших орд слились крики, звон мечей, треск пожаров. И если ни у кого из руководителей восстания не хватит разума обуздать разгул своей армии, то ночью, когда опьяневшие от грабежей и насилия бывшие рабы уснут на господских постелях в полной беспечности, всю армию вырежут поодиночке.

На последнем совещании в храме Ликарпии кто-то из коммуникаторов попытался провести параллель между бунтом рабов в Пате и восстанием под предводительством Спартака, но его быстро осадили. Если в начальной стадии, когда центральное ядро восставших составляли подымперские древорубы, между ними ещё было что-то общее, то после ухода древорубов армия восставших стихийно превратилась в орду варваров. Впрочем, по мнению службы безопасности, не совсем стихийно... Поэтому последствия захвата бывшими рабами Пата становились абсолютно непредсказуемыми.

Крон пробрался в храм Ликарпии под вечер. Вчера он проводил в порту Гирона, отплывшего в Севрию под присмотром Пильпии, и неожиданно для себя обнаружил, что остался не у дел. Сенаторские полномочия и обязанности испарились вместе с паническим самороспуском Сената, а коммуникаторскую деятельность служба безопасности законсервировала.

И Крон оказался один на один с этим миром и самим собой. Просто человеком с личными неурядицами.

Весь день он старался убедить себя, что ему нет никакого дела до Аны, до того, что будет с ней. До сих пор это удавалось - он загружал себя работой сверх меры, что позволяло ему забыться. Но теперь... Лишённый какой-либо работы, освобождённый от всех обязанностей, находящийся в полной растерянности после непредвиденного поворота событий, он не мог справиться со своими чувствами, отрешиться от мыслей об Ане. Воля перестала подчиняться ему - её никак не удавалось сжать в кулак. Он проклинал себя, убеждал, что такому слабохарактерному человеку не место в Проекте, что если уж он попал в число коммуникаторов, то, будь добр, неси свой крест, однако ничего с собой поделать не мог. Поэтому, когда Кикена заперся во внутреннем городе после бегства с поля битвы, Крон не выдержал, приказал Валургу, не оказывая вооружённого сопротивления (наёмную стражу, набираемую из варваров, восставшие в таких случаях не трогали), передать Калецию лично в руки Атрану, а сам вскочил на коня и поскакал в храм Ликарпии. При выезде из города его обстреляли лучники, конь пал, и Крону пришлось пробираться к храму пешком, окольными путями, опасаясь наткнуться на какой-нибудь отряд восставших рабов.