Официант расставлял на нашем столе заказ с озадаченным видом зоолога, принесшего бананы в обезьянник. Мастерс молча ждал, когда тот наконец уйдет, потом снова перегнулся через стол.

– В последний раз повторяю вам, Бойд, – медленно произнес он, выделяя каждое слово, – я не могу и не хочу обращаться в полицию или в отдел по борьбе с наркотиками, вообще к властям. Это просто невозможно. Вы понимаете?

– Полагаю, вы прояснили этот вопрос. Что же дальше?

– Самое главное теперь, чтобы вы за сорок восемь часов нашли этих двоих – мужчину и женщину. А когда найдете – поступили бы с ними так, как мы договорились.

– Это вы уже говорили.

Он порылся в кармане, потом выложил передо мной на стол чек.

– Смотрите! – настойчиво проговорил он. – Вот чек на десять тысяч долларов. Воспользуйтесь этими деньгами, как вы считаете нужным, – наймите десять человек, если они вам понадобятся, наймите хоть сотню! Но отыщите тех двоих за сорок восемь часов!

Взяв со стола чек, я внимательно осмотрел его. Он был настоящим, и я постарался сохранять равнодушный вид, пока убирал его в свой бумажник.

– О’кей, мистер Мастерс, я буду над этим работать.

– Лучше бы вам побыстрее получить хоть какие-то результаты. Звоните мне, как только что-то проглянет, любая мелочь!

– Непременно.

– А сейчас мне нужно вернуться на завод. Прошу меня извинить.

Он тяжело поднялся на ноги.

– Вы не съели свой стейк, – напомнил ему я. – Это самый лучший стейк с кровью, который я видел за последнее время.

– Похоже, что я совсем потерял вкус к мясу с кровью, – пробормотал он и вышел из зала.

Он не заплатил по счету, видимо полагая, что я вполне могу вычесть эту сумму из данного мне чека, поэтому я не окликнул его, а продолжал поглощать свое рубленое мясо, которое было прекрасно приготовлено, потом выпил кофе и покинул ресторан.

На обратном пути в офис я зашел в банк к одному старому приятелю, и он устроил мне быстрый переучет чека. Я не хотел оставлять ни малейшего шанса для отказа от оплаты его в дальнейшем, на том основании, что мой клиент внезапно скончался.

Именно ливень, разразившийся, когда я возвращался в офис, а вовсе не деньги, заставил меня вспомнить о солнечной Флориде и о том воображаемом плакате, на котором я прошлой ночью представлял себе Пандору.

Прежде всего я позвонил Конраду Лейкману в его загородный дом в Саутгемптоне. Мне ответил незнакомый голос, но секунд через десять в трубке послышался резковатый, напористый голос Лейкмана.

– Говорит Дэнни Бойд, – сказал я.

– Что вам надо? – раздраженно спросил он.

– Звоню, чтобы поблагодарить вас за тысячу долларов, – ответил я. – Это был очень милый жест с вашей стороны, мистер Лейкман. И часто вы платите людям такие деньги за то, чтобы они ничего не делали?

– О чем, черт возьми, вы толкуете? Вы пьяны?

– Нет. Похоже, я совершил ошибку, мистер Лейкман, – эта тысяча не имеет к вам никакого отношения. Забудьте об этом!

Закрыв глаза, я подождал, но ждать пришлось недолго.

– Постойте! – прохрипел он мне в ухо. – Тысяча долларов, вы сказали? За то, чтобы ничего не делать? От меня?

– Если уж быть точным, мне их вручил Джерри Торстон сегодня утром, но я, естественно, предположил, что деньги исходят от вас. Я был не прав, простите!

– Торстон заплатил вам деньги? – Его голос звучал озадаченно. – Что вы имеете в виду – «ничего не делать»?

– Так сказал Торстон: ничего не делать и не совать нос, куда меня не просят. Полагаю, это касается дел вашей дочери и тех, кто похитил ее позапрошлой ночью из квартиры в Гринвич-Виллидж.

– Торстон говорил вам что-нибудь еще?

– Не припомню. Так, поболтали о разном!

Он произвел какой-то резкий звук, вероятно, означавший, что он-то знает, какая это болтовня.

– Мистер Лейкман, – произнес я вежливо, – можно мне задать вам вопрос?

– Что там еще?

– Я знаю, что вы теперь ушли на покой, но, предположим, вы снова вернетесь к бизнесу, к вашему старому бизнесу?

– Я не вернусь, но продолжайте.

– Как вы полагаете, с чего вам нужно было бы начинать, захоти вы вернуться к вашему старому делу?

– Не понимаю, Бойд, что это – двадцать вопросов?

– Только один вопрос – и очень важный.

– Мне бы понадобился поставщик и товар, что совершенно очевидно для такого тупого детектива, как вы, Бойд.

– Так я и думал, Лейкман. Просто хотел это услышать от вас.

– Подумываешь сам заняться рэкетом? – Он фыркнул. – Это крутая игра, тебе не продержаться и пяти минут.

– Представьте, что мы изменили направление работы, и я располагаю неограниченным количеством антибиотиков для экспорта. Как бы мне следовало поступить в этом случае?

В течение нескольких секунд я слышал только его тяжелое дыхание.

– Что, Бойд, вы действительно настолько продвинулись?

За все то время, что я его знал, в его голосе впервые прозвучало некое подобие уважения.

– Не я, мне тут рассказали об одном парне, у которого в ближайшие шесть недель в руках будет примерно такое количество.

И опять трубка молчала, доносилось только его тяжелое дыхание.

Наконец он проворчал:

– Возможно, я ошибался в вас, Бойд, видимо, вы намного хитрее, чем мне показалось. Нам надо встретиться и обо всем поговорить. Вы согласны?

– Задаром? – спросил я шокированно.

– Почему бы вам не заглянуть ко мне домой сегодня вечерком? – Его голос охрип от радушия. – Заберете пятнадцать сотен баксов, которые я вам должен, и мы сможем спокойно поговорить. Что вы на это скажете?

– Звучит неплохо. В котором часу мне приехать?

– В любое время после семи. Приезжайте к обеду, хорошо?

– Прекрасно. Джерри Торстон там тоже будет?

– Нет, на нашей беседе он присутствовать не будет! Я и раньше задумывался над поведением этого парня – еще с тех пор, как он стал указывать мне, где покупать костюмы!

В такой вечер лучше всего сидеть дома и слушать свои любимые пластинки, смотреть по телевизору любимые передачи, соблазнять любимую блондинку: центральное отопление включено, бутылка шотландского открыта, и благодарение богу, что ты не моряк! Дождь лил потоком, и казалось, этому никогда не будет конца.

Темные улицы, по которым я пробирался на машине, были пустынными, и монотонный стук дождевых капель складывался в хмурую мелодию, под которую ветер плясал по бесконечным мокрым площадям. Словом, в такой ужасный вечер никто не ездит с визитами, и тем более в такую даль, как конец Лонг-Айленда.

Приехал я в четверть восьмого. Когда я выключил мотор, стал слышен унылый гул моря, доносившийся из-за дома, еще более укрепивший мою веру в то, что вид на Центральный парк не разонравится мне до конца моих дней. Даже в такой вечер, как этот, трава растет совершенно бесшумно.

Выскочив из машины, я бросился к порталу, а дождевые струи хлестали меня по лицу. Переведя дыхание, я нажал кнопку звонка и держал палец на ней секунд пять. Если звонок работает, то они должны меня услышать.

Никто, однако, не спешил открывать дверь, хотя во всех окнах горел свет. Кто-то же должен быть дома! Я решил попробовать звонок еще раз и, если это ни к чему не приведет, просто вышибить дверь. Дождь теперь бил по крыльцу косыми струями, и мои ноги быстро промокли. Ноги я мог промочить и на Манхэттене, для этого не стоило тащиться в Саутгемптон.

Потом дверь медленно открылась, и на пороге показалась брюнетка в тонком белом свитере и черных шерстяных брюках, обтягивающих ее так туго, что воображению просто нечего было дорисовывать. Это была дочь хозяина, Сюзи Лейкман – девушка из ванной комнаты, девушка в махровом полотенце, девушка из чулана для щеток. Может быть, девушка чьей-то мечты, но не моей.

– Бойд! – воскликнула она таким тоном, словно хотела сказать «таракан».

– Я самый, единственный и неповторимый, – скромно признал я. – Классический профиль, оживший греческий бог, недремлющее око. Ты права, Сюзи, это я, Дэниел Бойд, собственной персоной.