Шарпстаун одно дело… но угроза договору с «Лайфом» - совсем другое, и очень серьезное! Это было немыслимо. Семеро пилотов, окунувшиеся в военную традицию почетных привилегий, начали смотреть на сделку с «Лайфом» как на военную пенсию, которую получали после двадцати лет службы. Это было непреложное условие службы. Часть военной лямки. Пункт устава. Все пробелы в аргументации тут же вулканизировались жаром эмоций. Не было времени просто сидеть и ждать, когда на доске объявлений вывесят приказы. До полета Скотта оставалось всего три недели, тренировки были в самом разгаре, но большинство остальных астронавтов 3 мая отправились на ранчо Линдона Джонсона в Техасе, чтобы попытаться исправить ситуацию. Уэбб тоже был там. Они устроили что-то вроде тайного совещания. Джонсон дал им несколько отеческих советов по поводу частной жизни и ответственности перед обществом; при этом он размахивал своими огромными руками, словно катал воображаемые снежные шары. Ему все это доставляет такую же боль, как и им, и все в таком духе. Самым неприятным было то, что и Джонсон, и Уэбб ничуть бы не расстроились, если бы договор с «Лайфом» расторгли немедленно. Они оба не могли забыть инцидент в доме Гленнов в январе. Вот если бы речь шла не о Гленне…

К счастью, Джона это сильно не задело. Теперь, через три месяца после своего полета, он получил статус, полностью оценить который мог только студент-богослов. Джон был торжествующим воином, победившим в поединке. Он рисковал своей жизнью, чтобы бросить вызов могущественному советскому «Интегралу» в тверди небесной. Его опыт и храбрость нейтрализовали преимущество врага, и слезы радости, благодарности и благоговения все еще текли. В Библии, в первой Книге Самуила, в восемнадцатой главе, написано, что после того, как Давид убил Голиафа и филистимляне в ужасе бежали, а израильтяне одержали великую победу, царь Саул взял Давида во дворец и усыновил его. Там написано также, что всюду, где появлялись Саул и Давид, люди высыпали на улицы, а женщины пели о тысячах врагов, убитых Саулом, и о десятках тысячах, убитых Давидом. «И Саул сильно разгневался, и это ему не нравилось; и он сказал: «Они приписывают Давиду десятки тысяч, а мне они приписывают лишь тысячи, и что у нас есть большего, нежели царство?» И Саул с той поры стал присматривать за Давидом». А президент Кеннеди присматривал за Джоном Гленном. Президент начал выделять Гленна и вводить его в орбиту семьи Кеннеди. Джон был именно тем человеком, которого президент хотел заполучить в свой лагерь. Да и вице-президент тоже. Джонсон изо всех сил старался быть приветливым с Джоном и Энни, и им искренне начал нравиться этот человек. Они даже решили пригласить Джонсона и его жену, леди Бирд, к себе в Арлингтон, на обед в часть сорокалетия Джона. И Джонсоны приняли предложение. Рене и Скотт тоже были приглашены.

– А что ты собираешься подавать? - спросила Рене у Энни.

– Ветчинный рулет, - сказала Энни.

– Ветчинный рулет?!

– А почему бы и нет? Он всем нравится. Вот посмотрите, ваша леди Бирд еще попросит рецепт.

Джонсоны гостили у них почти до полуночи. Линдон снял пиджак и закатал рукава, как в старые добрые времена. Когда они уходили, Рене услышала, как леди Бирд просит у Энни рецепт ее ветчинного рулета.

Однажды, когда Джон находился на борту президентской яхты «Хони Фитц» в Атлантическом океане, снова встал вопрос о контракте с журналом «Лайф». Президент спросил мнение Джона об одном часто приводимом аргументе против соглашения с «Лайфом», а именно том, что солдат в бою, например морской пехотинец, в такой же степени рискует жизнью, как и любой астронавт, но не ожидает при этом компенсации от издательства «Тайм». Да, это так, сказал Джон, но представьте себе, что личная жизнь этого солдата или морского пехотинца, его прошлое, дом, образ жизни, его жена, дети, его мысли, надежды, мечты становятся настолько интересными для прессы, что журналисты устраивают лагерь у его двери, а он живет словно под увеличительным стеклом. Поэтому он имеет полное право получить компенсацию. Президент кивнул с проницательным видом, и контракт с «Лайфом» был спасен - прямо там, на «Хони Фитц».

Что ж, благодаря договору с «Лайфом» Скотт и Рене могли теперь получать ипотечные деньги и выстроить себе новый дом в прекрасном районе вроде «Лесного убежища». А также благодаря страстному желанию строителей поселить астронавтов в своих новых домах. Это было их лучшее предприятие. Парни получили землю и дома почти бесплатно, кроме того, четырехпроцентную ипотеку. Для астронавтов вроде Джона или Скотта, который теперь отправлялся в полет, нельзя было сделать большего.

Подрядчики, строители и общественность восхищались Скоттом и его полетом… но внутри НАСА что-то происходило. Скотт и Рене чувствовали это, хотя никто ничего не говорил в открытую. Скотт получил все свои медали, парады, поездку в Белый дом, но что-то было не так, и даже другие жены не могли объяснить Рене, в чем дело.

Скотт полетел 24 мая, через три месяца после Джона. На этот полет был назначен Дик Слейтон, но затем от НАСА последовало сообщение, что у Дика возникла медицинская проблема: идиопатическое мерцание предсердий. Это было такое состояние, при котором электрокардиограмма изредка сбивалась с фазы, вызывая неровный пульс и незначительное снижение работоспособности сердца. А слово «идиопатическое» означало, что причины расстройства неизвестны. Расстройство было выявлено при занятиях на центрифуге в августе 1959 года. Слейтона обследовали в Военно-морском госпитале в Филадельфии и в Школе авиационной медицины в Сан-Антонио, где вынесли вердикт (по крайней мере, так говорил сам Дик): расстройство является незначительным, недостаточно серьезным для того, чтобы помешать работе астронавта. Но на самом деле один из врачей в Сан-Антонио, хорошо известный кардиолог, написал Уэббу письмо, в котором рекомендовал снять Слейтона с полета, ибо мерцание предсердий, будь оно идиопатическое или нет, в некоторой степени снизит работоспособность сердца.

Уэбб просто положил письмо в картотеку. Полет Слейтона был назначен на ноябрь 1961 года. В начале января Уэбб приказал полностью исследовать состояние сердца Дика. Он аргументировал это тем, что Слейтона выдвинули военно-воздушные силы, и их же кардиолог рекомендовал не использовать его для полетов. Следовательно, все нужно было пересмотреть. Случай Слейтона теперь изучали две комиссии: одна состояла из высокопоставленных врачей НАСА, а другая - из восьми врачей, назначенных главным хирургом военно-воздушных сил. И обе они признали Слейтона годным для полета. Тем не менее Уэбб передал дело на рассмотрение трем вашингтонским кардиологам, включая Юджина Браунвальда из Национального института здоровья, как своего рода высшей инстанции. Он также запросил мнение Пола Дадли Уайта, который получил известность как личный кардиолог Эйзенхауэра. Почему это произошло спустя целых три месяца после назначения Дика, никто понять не мог. Все четверо врачей пришли к тому же заключению, что и обе комиссии. Да, речь идет о пилоте с незначительным дефектом сердца. Он, очевидно, мог без всяких проблем совершить космический полет, как и любой другой. Тем не менее вся администрация НАСА словно бы сговорилась вставлять Слейтону палки в колеса, а бумаг при этом накопилось видимо-невидимо. Если уж в проекте «Меркурий» предостаточно астронавтов с совершенно здоровой сердечно-сосудистой системой, то почему бы не назначить на полет кого-нибудь из них и не покончить с этим? Такова была позиция Уэбба. Во время ссоры с Гленном он выступил против астровласти и проиграл. Теперь наступил его черед: Слейтона сняли с полета.