«Ты что-нибудь понимаешь, Фарук? — голос опытного неустрашимого ветерана Зияда непривычно дрожал. — Я никогда не испытывал такого страха…» «Странно, — ответил генерал, — я только что проснулся с тем же ощущением необъяснимой тревоги. Может быть нам грозит катастрофическое землетрясение? Но… почему тогда не лают собаки? Надо бы нам, на всякий случай, все-таки вывести своих из-под крыши и сообщить в… Секунду… Что тебе, Идрис? — обернулся он на скрип двери из комнаты сына и похолодел: зубы и глаза юноши светились в темноте фосфорическим ярким светом. — Это… это ты, Идрис?..» «Папа!! — закричал сын, закрывая глаза руками, — это не ты!.. Что это! Кто это?!» За окном нарастал шум. Люди метались по улице, натыкаясь друг на друга и в ужасе отшатываясь. Внешне в городе ничего не изменилось. Не дрожала земля под ногами, не сыпалась штукатурка, действительно даже не выли собаки. Более того, обитатели католического монастыря напротив окон Фарука с удивлением, но без тени страха смотрели на панику на улице.

«БЕЖАТЬ,» — почему-то мелькнуло в мозгу у генерала. Стараясь не смотреть на бьющегося в истерике сына на полу его гостиной, он, стиснув зубы, чтобы унять дрожь, собрал документы и деньги, протянул руку к любимому пистолету, но тут же отдернул ее словно пораженный током. Не поверив своему ощущению, он попытался взять автомат, но повторилось то же.

ОНИ НАС ОБЕЗОРУЖИЛИ, — понял он. Вот оно, восстание еврейского подполья, но это совсем не то, к чему мы так тщательно подготовились… Так я и знал! Ягудим всегда имеют кое-что про запас. Надо сейчас только не поддаваться им, надо просто взять себя в руки… Но новая волна страха лишила его воли. Последним ее проявлением была попытка связать шпагатом себя с женой и сыном, чтобы не потеряться в обезумевшей, мечущейся толпе. Так они добрались до машины. «Мазда» завелась, хотя он был готов к тому, что и она будет бить током. Но уже образовалась на дороге такая пробка, что прошло более часа, прежде, чем они достигли Иордана. Здесь семью Фарида настигла очередная волна ужаса. Да и мост был блокирован сцепившимися машинами, которые танкисты пытались сбросить в воду. Пришлось выйти наружу. Генерал больше не чувствовал себя бойцом, каким был с четырнадцати лет. Волны страха, сопровождаемые знакомыми текстами гнали его, всего лишь мусульманского главу семейства, прочь от Палестины, прочь, прочь!!

Толпы стремились на восток, север, юг, к окутанному прибоем побережью, заполняя все дороги. Дальше, дальше, туда, где этот мучительный ужас слабее, слабее, слабее… «Надо было выхватить у нее эту капсулу, — мучительно думал Фарук — Не зря ее не было на ней на обратном пути… Надо же, в таком нежном месте провезти такое оружие!.. Ведь бесчисленные шпионы, внедренные в еврейское подполье, ничего подобного не сообщали до визита Дани Коэна с его красоткой! С такой бомбой, и где! Если мы вернемся, — начал, в свою очередь, думать Фарук уже в безопасном и тихом Аммане, — то для меня не будет существовать такого понятия как деликатность!..»

«Я ничего не собираюсь НИКОМУ объяснять… — глухо сказал на пресс-конференции бывший президент Палестины. — Сегодня всем ясно, что евреи применили против нас этническое психотронное оружие, которое действовало на мусульман, как голос свыше. Нам было словно приказано добровольно и навсегда покинуть Святую землю, вернуть ее евреям! Такова была воля яхудим, но прозвучала она как воля небес, господа журналисты…»

«Каких, к дьяволу, небес, — взорвался яростью огромный корресподент CNN. — Да вас всех провели, как простачков! Этот русский Герой Союза Дмитрий Козлов не зря столько лет поворачивал от нас косяки рыб в океане к своим берегам. Это то же самое излучение. Я провел журналистское расследование и склонен согласиться с вами, господин президент, что мы имеем дело с первым в истории войн массовым применением психотронного этнического оружия. Этот день войдет в историю почище Хиросимы. И Советы после этого выпускают Козлова в новообразованный Израиль! Но мы не допустим, чтобы новое оружие попало в руки кучки авантюристов из еврейского подполья, хоть они и провозгласили себя генералами, а свою страну Эрец-Израэлем. Хватит с нас тех проблем, что нам создавал доандроповский Израиль! Я подниму общественное мнение в Старом и Новом свете. Евреи не пройдут! Я умею это делать, я не раз… Как это?.. Ма-ма!!.»

«По техническим причинам пресс-конференция бывшего президента…» Экран погас. Началась новая эра. Над планетой нависла новая опасность. Мало ей было вечного атомного противостояния великих держав!..

«Отныне Советское правительство считает евреями всех наших граждан, которые заявляет о своей принадлежности к этому племени. Но мы ставим нашим эмигрантам непременным условием немедленно отказаться от советского гражданства. Таким образом, мы не несем далее никакой ответственности за их поведение за границей. Это вовсе не означает, что мы поощряем эмиграцию наших евреев в Израиль, которая, мы уверены не будет массовой. Но и препятствовать волеизлиянию наших бывших граждан мы не собираемся… Обвинение же нас в инспирировании и поощрении еврейской национальной революции в Палестине, по меньшей мере, нелепо. Не мы ли сделали все для того, чтобы вообще навсегда искоренить в наших гражданах бывшей еврейской национальности само понятие «еврейство»? Не мы ли приняли и ассимилировали полмиллиона бывших израильтян? Да, большинство из них сегодня просятся обратно в возрождаемый Израиль. Ну и что? Сотни тысяч американских и прочих евреев, как иммигрантов, так и никогда не живших в Израиле, сегодня едут в Палестину. И им нет никаких препонов. Их даже не лишают гражданства за пробуждение национального духа. А нас обвиняют в поощрении еврейской эмиграции из Советского Союза, как некогда, в брежневские времена, обвиняли в противоположных действиях…» «Это был комментарий международного обозревателя Василия Никитича Справного в связи с нотой правительства США «О грубом нарушении статуса кво в разделе сфер влияния на Ближнем Востоке». Продолжаем последние известия. Президент Еврейской республики Эрец-Израэль Томас Вайнштейн заявил сегодня, что обещанная его стране поддержка Советского Союза является повторением исторических отношений между нашими странами в 1948 году. Он выразил надежду, что эмиграционная политика нашей страны не претерпит изменений на этот раз, как это было тогда, при Сталине. Верный своему интернациональному долгу, Советский Союз сегодня, как и тогда…»

«Мы рады приветствовать новых граждан нашей страны в восстановленном аэропорту имени Бен-Гуриона. В здании аэропорта вас ждет угощение и самый теплый прием! Добро пожаловать в Эрец-Израэль.» «Все начнется снова, словно молодость сама, — произнесла Света, прижимаясь к Дани. — Главное, чтобы все это не окончилось снова тем же страшным образом. Ведь люди никогда не учатся на своих ошибках…» «Дани, представь меня свой жене, — элегантный израильский генерал, отдав честь, приложился к руке Оры Коэн. — Я слышал вашу фразу, простите. Мы сделаем все… Мы сделаем больше, чем все… Но Четвертый Храм будет спасен!» «А мне вы уже и ручку не хотите поцеловать?» — Катя весело протягивала ладонь растерянному Томи. Ее молодой муж смущенно улыбался, держа Катю под руку. «Я журналист, — сказал он. — Советский журналист-международник, аккредитованный в Израиле. Я рад и горд, что наша страна первой в мире признала Эрец-Израэль, миролюбивое и демократическое государство на Святой земле Палестины.» «Признать-то признали, — помрачнел Томи, — а сами признают снова и права палестинцев…» «…только на Восточный берег, — парировал журналист и муж своей жены. — Мы — за справедливый раздел…»

«Начинается, — уныло подумал стоявший сзади с чемоданом Поляковский. — И как быстро начинается-то… Хорошо, что я пока приехал сюда только на гастроли.»