...В первую послевоенную встречу, сидя за обеденным столом, я спросил его:

- Товарищ Маршал Советского Союза, как же вы могли перенести все это?

Для ясности, мне кажется, не лишне напомнить читателю, что понималось под словом "это". "Это" - заочное снятие его с должности Министра Обороны в 1957 году и сложившаяся вокруг него обстановка. Когда он возвратился из Югославии в Москву, на аэродроме его уже никто не встречал. Его кабинет занимал другой.

Услышав мой вопрос, он посерьезнел и ответил:

- Когда я вернулся домой, я принял двойную порцию снотворного и уснул. Проснувшись, повторил то же самое. Так длилось пятнадцать дней. Я просыпался, ел, принимал очередную порцию снотворного и засыпал. Во сне я пережил беду, хотя и ослаб. Несколько успокоившись, обратился в ЦК за разрешением поехать на юг отдохнуть. Там я пришел в себя.

Он улыбнулся и добавил: так что советую, в случае чего...

Многое мне еще предстояло узнать. Самые сокровенные страницы биографии маршала прочитывались мной постепенно одна за другой, по мере изменения обстановки не только непосредственно вокруг командующего, но, порой, и в стране.

В первых числах ноября 1939 года, находясь в Улан-Баторе, он командировал меня в Москву с наградными материалами, и уже 17 ноября был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении отличившихся на Халхин-Голе. Провожая, Георгий Константинович наказывал: "Зайдите сразу к Михаилу Михайловичу Пилихину, моему двоюродному брату, передайте вот этот чемодан и письмо. Живет он недалеко от центрального почтамта, в Брюсовском переулке, 21. Скажите, непременно приеду с подарками, как обещал. А вот эту записку отдайте директору Центрального универмага Военторга".

Последняя просьба может показаться курьезной. Герой халхингольских событий, грозный укротитель самурайской орды... просил продать ему несколько метров ситца для дочек и соленой кильки в банках. Что делать? Время было тяжелое. Материального изобилия страна не достигла. Не от хорошей жизни он обращался с такой просьбой к работникам торговли. Она вполне соответствовала его личной скромности и непритязательности. Ясно, что другой при таких заслугах замахнулся бы куда на большее, и ему это сделали бы, как говорится, с доставкой на дом. Но в том-то и дело, что Жуков никогда не отождествлял своей должности с собственной персоной и не злоупотреблял высоким положением.

Михаил Михайлович рад был получить весточку. Прочитал письмо несколько раз, показал мне. Георгий Константинович писал: "Миша, шлю тебе привет. Очевидно, я через месяц-полтора буду в Москве. Тогда обо всем поговорим, а сейчас скажу коротко. Провел войну, кажется, неплохо. Сам здоров. Сейчас налаживаю дела, так как за войну кое-что подразболталось. Посылаю тебе костюм, который я получил в подарок от наркома. Он мне узковат. Шлю тебе майку и хромовые сапоги. Жму руку. Георгий".

- Последний раз мы виделись перед отъездом в Монголию, - говорил Михаил Михайлович. - Когда вызвали Георгия к наркому Ворошилову, он испугался: думал, посадят. Так поступить с ним уже пытались во время службы, в Белоруссии. Спасло вмешательство Ворошилова. (Последний знал Жукова хорошо. В 1933-1937 годах Георгий Константинович командовал 4-й Донской казачьей кавалерийской дивизией имени К. Е. Ворошилова, в прошлом входившей в конную армию Буденного. В годы гражданской войны Клемент Ефремович неоднократно ходил с ней в атаку. В мирное время продолжал интересоваться ее состоянием, бывал в дивизии, встречался с конармейцами. Однако вскоре соединение потеряло былую славу. Когда Г. К. Жуков взял дивизию под начало, 4-я кавалерийская стала одной из лучших в Красной Армии. А командир был награжден орденом Ленина. Видать, Ворошилов был немало благодарен ему, что не побоялся заступиться за него в смутном 1937 году).

1 июня 1939 года Г. К. Жуков, как заместитель командующего войсками Белорусского военного округа, производил разбор командно-штабного учения 3-го кавалерийского корпуса в Минске, и вдруг от члена Военного Совета округа И. З. Сусайкова поступило сообщение о звонке из Москвы относительно Георгия Константиновича: "немедленно выехать и завтра явиться к наркому обороны". Неожиданное известие встревожило. События 1937-1938 годов, безжалостная бойня, устроенная военным кадрам, были живы в памяти. Он был глубоко убежден, что командующий войсками Белорусского военного округа И. П. Уборевич, маршал М. Н. Тухачевский, которых Георгий Константинович знал еще по совместным боям с кулацкими бандами Антонова в гражданскую войну, были репрессированы по ложному обвинению. Ведь он долгое время служил в прямом подчинении И. П. Уборевичу, а под председательством М. Н. Тухачевского участвовал в разработке боевого Устава конницы. Это были выдающиеся военачальники, которые оказали огромное влияние на формирование полководческих качеств Г. К. Жукова.

Не подавая вида, Г. К. Жуков распрощался с участниками раэбора и отбыл в Смоленск, к себе домой, чтобы собраться в дорогу. Жена, Александра Диевна, укладывая чемодан, попросила Георгия, чтобы он посмотрел, не забыла ли она чего.

- Пусть будет так, как ты сама определила. Хватит и этого, отмахнулся он, не отходя от детей - Эры и Эллы.

Перед отъездом, по русскому обычаю, присели, помолчали, чего никогда не было перед обычными командировками. Попрощались, обнялись напоследок, с надеждой скоро встретиться.

Ему подумалось, что вызов в Москву - замаскированный способ изолировать его навсегда. А оказалось, что его ожидало ответственное почетное поручение.

- Задание К. Е. Ворошилова воодушевило его, - продолжал М. М. Пилихин. - Георгий ночевал у нас. Когда же вернулся из наркомата, в первую очередь сказал, что "голоден как волк". Уезжая, благодарил, признавался, что чувствует себя у нас как дома. Куда едет, не говорил, только обмолвился: "Или вернусь с подарками, а если что - не поминайте лихом".

Весть о разгроме 6-й японской армии на Халхин-Голе облетела весь мир. Он узнал Жукова как выдающегося полководца. Однако даже последующие победы стратегического значения в Великой Отечественной войне с его направляющим участием не могли погасить душевного потрясения тех далеких лет. Он всегда помнил об опасности, подстерегающей из-за угла, и был бдителен. Так он себя чувствовал до кончины Сталина и устранения Берии.

Георгий Константинович идеальным себя не считал. Он допускал и ошибки, признавал их, старался поправлять. Не доверял тем, кто стремился замазать свои промахи и просчеты, и ненавидел тех, которые считали себя непогрешимыми во всех делах. В его понятии это значило: "У бездельника ошибок не бывает". Однако мера ответственности, считал он, должна объективно соответствовать и степени нанесенного вреда, и обстоятельствам, сопутствующим этому, и способности человека поправить положение.

Авиаконструктор А. Яковлев писал, что Сталин Г. К. Жукова высоко ценил, любил и, как правило, считался с его мнением. Однако "после войны интриги Берии и Маленкова подорвали доверие Сталина к нему.".{85}

Однажды Георгий Константинович сказал, что "слава иногда больно бьет по тебе другим концом".

Да, в жизни многое ему пришлось испытать. Г. К. Жуков был выведен из состава ЦК и перемещен с поста заместителя министра на должность командующего войсками Одесского, а затем Уральского военных округов. Он хорошо понимал, что его хотят поставить в такое положение, которое вызывало бы в нем явное недовольство, пассивность в работе, моральное падение. Но он, несмотря ни на что, оставался волевым, неутомимым в работе, строгим и требовательным, решительным в укреплении боевой готовности войск с учетом требований современной войны.

Нам, военным, проходившим службу в соседнем Сибирском военном округе, было известно, что популярность Г. К. Жукова среди народа не ослабевала. При появлении его в свердловских театрах все вставали, приветствуя своего героя. На парадах и демонстрациях Г. К. Жукова встречали бурными овациями. Берия об этом знал и принимал соответствующие меры.