После падения прояпонского правительства аньфуистов в Пекине власть в Китае захватила клика реакционных милитаристов "чжили"{8}. Среди китайских оккупационных войск в Монголии началось разложение. Однако открытая интервенция японских войск была невозможной из-за противоречий в этом районе американского и японского империализма.
В подобной обстановке милитаризм сделал ставку на белогвардейского барона Унгерна. Его войска из Монголии пытались развернуть наступление против РСФСР. Но монгольский народ под руководством Народной партии (ныне МНРП. - Г. П.), при помощи великого северного соседа - Советской России, разгромил банды Унгерна и освободил страну от иноземных захватчиков. Планам японской военщины не суждено было сбыться и на этот раз.
Однако поражение политики японского милитаризма в Монголии и на Советском Дальнем Востоке в начале 20-х годов не отучило японских политиканов от захватнических действий.
Суть агрессивных планов японского империализма была раскрыта в ходе работы конференции губернаторов провинций, руководителей ведущих концернов и японского генералитета, которая состоялась в конце июня 1927 г. Конференция выработала основные взгляды развития политики в ближайшей перспективе. "Чтобы завоевать Китай, - говорилось в ее решении, - мы должны сначала завоевать Маньчжурию и Монголию... Но захват в свои руки контроля над Маньчжурией и Монголией является первым шагом, если раса Ямато желает отличиться в континентальной Азии"{9}.
Направляя свою агрессию против Маньчжурии, японские империалисты считали, что успешный исход этой акции позволит разрешить многие проблемы экономики и политики, стоявшие перед Японией к началу 30-х годов. При этом прежде всего они считали необходимым создать обширный плацдарм для войны против Советского Союза; выйти к границам МНР, что, по их мнению, приближало овладение этой страной; создать в Маньчжурии сырьевую базу и базу развития японской промышленности на материке; и, наконец, обеспечить богатую тыловую базу на случай войны с Америкой.
Разработанный план молниеносного овладения Маньчжурией предусматривал: завершить операцию по захвату этой части Китая силами Квантунской армии; облечь военные операции в форму карательной экспедиции и с этой целью исключил из лексикона само слово "война"; держать наготове большой военный флот на случай выступления против Японии других стран (например, США); и, наконец, привлечь на свою сторону отдельных китайских генералов и добиться через своих агентов в нанкинском правительстве Чан Кайши его невмешательства в Маньчжурский конфликт.
Японским милитаристам удалось достичь полной внезапности и нейтрализации действий центрального правительства Китая. Попытка Чан Кайши урегулировать конфликт через Лигу Наций успеха не принесла: пока комиссия Литтона разбирала "инцидент 18 сентября", Маньчжурия к началу 1932 года оказалась в руках агрессоров. В марте на захваченных землях Северо-Восточного Китая (Маньчжурия) было создано марионеточное государство Маньчжоу-Го во главе с последним императором цинской династии Пу И (Генри Пу И), а через год - в марте 1933 года - в его состав была включена провинция Жэхэ и другие территории Внутренней Монголии.
Таким образом, в 1931-1933 гг. японская военщина на протяжении почти 5 тыс. километров вышла непосредственно на границы Советского Союза и Монгольской Народной Республики. Она стала лихорадочными темпами превращать территории в военно-экономическую базу и плацдарм для нападения на СССР и МНР. С этой целью вдоль границ с нашей Родиной и дружественной Монгольской Народной Республикой они начали создавать укрепленные районы как исходные рубежи для агрессии, подводить к ним шоссейные и железные дороги, строить аэродромы и проводить другие мероприятия по оперативному оборудованию плацдарма агрессий. На Дальнем Востоке возник опасный очаг мировой войны.
В связи с проводимыми японской военщиной мероприятиями по подготовке войны ЦК МНРП и правительство МНР в конце 1934 года было вынуждено обратиться к Советскому Союзу с просьбой о помощи в случае нападения японских агрессоров. Советское правительство заявило о своей готовности оказать братской Монголии необходимую помощь. Стороны заключили между собой так называемое "джентльменское (устное. - Г. П.) соглашение". Зная твердую позицию Советского Союза, агрессоры не рискнули начать широкие боевые действия против МНР. Но тем не менее провокации японской военщины на восточных границах братской республики не прекратились, а, наоборот, усилились.
Одним из наиболее ярких примеров таких провокаций был захват 24 января 1935 года японским отрядом монгольского пограничного монастыря Халхин-Сумэ, расположенного в 8 километрах от устья р. Халхин-Гол в междуречье Шарильджи и Уршун-Гол, впадающих в озеро Буир-Нур. При этом японская сторона постаралась дать лживую информацию в западную прессу о якобы произошедшем столкновении японо-маньчжурских войск с советскими частями. Разоблачая эту вздорную и нелепую фальшивку, газета "Правда" выразила мнение официальных советских органов о том, что подобные сенсационные измышления распространяются сознательно и с определенными целями. Она не оставила сомнения в том, что реакционные круги, мечтающие о военных осложнениях на Дальнем Востоке, не пропускают "...никакого случая для того, чтобы вызвать и поддерживать представления о якобы близком наступлении этих осложнений"{10}.
В связи с захватом монастыря Халхин-Сумэ в период со 2 июня по 26 августа 1935 года на ст. Маньчжурия проходили переговоры между правительственной делегацией во главе с Самбу и представителями так называемого государства Маньчжоу-Го. На них монгольская делегация потребовала возвратить захваченный монастырь и созвать постоянную комиссию по урегулированию пограничных конфликтов. Однако этот тур переговоров, как и их второй тур (со 2 октября по 25 ноября 1935 г.), были сорваны японо-маньчжурскими властями{11}.
Провокации на восточных границах МНР не прекращались. 12 февраля 1936 года японо-маньчжурский отряд численностью свыше 500 человек на 25 грузовиках при двух танкетках и самолетах-штурмовиках совершил налет на Булун-Дэрсунскую пограничную заставу республики. Последняя приняла неравный бой, но под давлением во много раз превосходящих сил врага была вынуждена отойти в глубь территории МНР, потеряв 5 человек ранеными и одно горное орудие. Подошедший бронеотряд МНРА отбросил налетчиков за пределы границы, нанеся противнику ощутимый урон: враг потерял до 20 человек убитыми, 30 ранеными и обе танкетки{12}.
В этих условиях ЦК МНРП и правительство МНР предприняли ряд мер по дальнейшему укреплению обороноспособности страны. Не было безучастным к участившимся провокациям японской военщины и Советское правительство. 21 февраля 1936 года заместитель народного комиссара по иностранным делам СССР Б. С. Стомоняков заявил японскому послу в Москве г-ну Ота, что "...учащающиеся столкновения на границах Монгольской Народной Республики и Маньчжоу-Го представляют еще один очаг опасности для мира на Дальнем Востоке и вызывают серьезное беспокойство у правительства СССР"{13}.
Подобная твердая позиция Советского правительства еще более наглядно была продемонстрирована на советско-монгольских переговорах в Улан-Баторе, на которых 12 марта 1936 года был подписан исторический Протокол о взаимопомощи между СССР и МНР. Он еще теснее связал судьбы двух братских народов в борьбе против общего врага - японского империализма - и явился надежной, прочной гарантией независимости Монгольской Народной Республики.
Выполняя свои обязательства по Протоколу, Советское правительство по просьбе правительства МНР направило в январе 1937 года в Монголию части и соединения Красной Армии. Из этих войск был сформирован 57-й особый корпус в составе 36-й мотострелковой дивизии, 6-й кавалерийской, 11-й танковой, 7, 8 и 9-й мотоброневых бригад и других частей и подразделений специальных войск{14}. Первым командиром особого корпуса был назначен комдив, позднее прославленный советский полководец Маршал Советского Союза И. С. Конев.
