Оперативные работники афганских спецслужб, зная об этих племенных заморочках, успешно использовали их при проведении оперативных комбинаций, направленных на разложение партизанского движения изнутри. Вместе с тем, в операциях типа "Экс" их агентура если и участвовала, то крайне редко. Это обуславливалось тем, что среди агентов могли оказаться двурушники (что зачастую и было), которые за хорошие деньги и с большим удовольствием "сливали" информацию о коварных замыслах госвласти против собственного народа. За такую ценную, с определенной точки зрения, информацию, журналисты американских и пакистанских СМИ выкладывали огромные деньги.
Успешно используя азиатские методы ведения разведки в тылу у противника в сочетании с джентельменским набором современных "Джеймсов Бондов", советники осуществляли очень сложные, многоходовые оперативные комбинации, стравливая главарей банд друг с другом и доводя их до полного исступления, после чего те, позабыв о "шурави", начинали "мочить" друг друга. Как говорится, в борьбе с противником все методы хороши, если при этом достигается положительный результат...
Не стоит вдаваться в подробности данных методов. Многие наработки и сейчас являются тайной за семью печатями и успешно применяются российскими спецслужбами в борьбе с чеченскими боевиками.
Встреча с Абдуллой
Как-то раз в разгар лета 1987 года, проезжая по Кандагару, Джилани предложил мне заскочить к нему домой. Поразмышляв о возможных последствиях такого визита лично для себя, я все же согласился. Шестое чувство подсказывало мне, что Джилани не мог меня предать и вот так просто сдать сэра мошавера моджахедам.
Волею судьбы я неоднократно нарушал существовавшие в ту пору казенные инструкции, посещая дома не только "подсоветных", но и членов бандгрупп и их командиров.
При проведении операций в Кандагаре и его пригородной зоне посещение жилья "духов" было зачастую просто необходимо для советников МВД. Имелся реальный шанс захвата "тёпленькими" главарей местных бандформирований в их собственных домах.
Так было осенью 1986 года, когда в Кандагаре проводилась широкомасштабная войсковая операция. В одном из жилых домов, расположенном на южной окраине Дехходжи,(7) в женской половине, в небольшой нише, вход которой был замаскирован висящим на стене зеркалом, был обнаружен и задержан руководитель одного из фронтов Исламской партии Афганистана. Впоследствии он был осужден на 25 лет тюрьмы, но через несколько месяцев освобожден, а по сути - обменян на двух высокопоставленных советских офицеров, специально захваченных в плен моджахедами...
Визуальные контакты с бандитами происходили почти ежедневно, поскольку, вооруженные до зубов, они свободно разгуливали по Кандагару даже средь бела дня.
Иногда они набирались наглости и подходили к советникам, предлагая провести "уик-энд" в каком-нибудь из ближайших кишлаков. Заманчивые предложения "духов" советники, сжимая в руках гранаты, "вежливо" отвергали...
То, что предстало передо мной, трудно было назвать домом. Это было практически развалившееся саманное строение, обнесенное вокруг глинобитной стеной, которая образовала небольшой пыльный дворик с кяризом(8) в центральной его части. В глубине дворика виднелся небольшой навес с деревянными нарами, сделанными из корявых досок, на которых лежало нечто, напоминающее шерстяное одеяло или толстую кошму.
Посреди двора, рядом с кяризом, в пыли играли трое детей. Завидев постороннего, они убежали под навес, продолжая оттуда наблюдать за пришельцем.
Джилани громко позвал кого-то, и из дома вышла худенькая женщина. Лица её было не разглядеть, так как голову она укутала в большой пестрый платок. Руки были темными, как у мулатки, а пальцы покрыты морщинами и трещинами. Джилани обменялся с ней несколькими фразами, после чего та ушла в дом, не закрыв за собой двери. По тому, как Джилани общался с ней, я понял: это его жена.
Через минуту в дверном проеме показался силуэт мужчины. Как и Джилани, он был одет в национальный костюм. Лицо покрывала обильная растительность. Черные смолистые волосы спускались до самых плеч. Живые карие глаза поблескивали из-под густых, сросшихся бровей. В правой руке мужчина держал сучковатую палку, на которую он опирался всем телом. Было видно, что стоять на одной ноге ему крайне неудобно, поскольку вторую, перебинтованную грязной тряпкой, он держал в полусогнутом состоянии.
Джилани подбежал к незнакомцу и обнялся с ним так, как будто не виделся с ним несколько лет. У афганцев, правда, такое приветствие - обычное дело, равносильное легкомысленному русскому "привету".
- Сэр мошавер, познакомься! Это мой брат, Абдулла. Воевать он не может из-за ранения и поэтому уже неделю живет у меня...
Абдула широко улыбнулся, показав свои ослепительно- белые зубы, и протянул вперед левую руку.
Не дожидаясь, пока хромой Абдулла доковыляет до меня, я сделал несколько шагов навстречу. Мы исполнили полный обряд приветствия с касанием щек и неизменными "четурасти" - "хубасти", что в переводе дословно означает: "Как дела?" - "Всё хорошо!"
Внимательно глядя мне в глаза, Абдулла спросил что-то у Джилани, который, в свою очередь, быстро заходил кругами и, яростно жестикулируя, стал тараторить в лицо брату гортанные фразы. Из всего сказанного я понял, что Джелани даёт характеристику "сэру мошаверу". Абдулла всем видом сделал подобие извиняющегося жеста и потихоньку отошел к навесу. Там он сел на топчан, вытянув вперед раненую ногу. Мы с Джилани присели рядом. Какое то время все трое молчали. Первым нарушил тишину Джилани. Он повернулся в сторону дома и выкрикнул пару фраз, после чего многозначительно сказал:
- Сейчас будем пить чай...
Абдулла о чем-то заговорил с Джилани. На этот раз они общались на пушту, и я оказался в полном неведении.
- Пушту но фамеди, - в шутку произнес я: "по пушту не понимаю".
Абдулла ощерился в широкой улыбке, вновь показав белоснежные зубы:
- А по-русски можно говорить?..
Услышав такое от Абдуллы, я едва не свалился с топчана. Прекрасно зная, что многие афганцы довольно сносно разговаривают по-русски, к такому обороту дела я все же был не готов. И Абдулла, и Джилани, глядя на меня, искренне рассмеялись. Видимо, выражение лица шурави в этот момент было настолько дурацким, что, кроме смеха, вызвать ничего не могло. Под общий гогот я тоже расхохотался.
Пока мы втроем так веселились, из дома появилась жена Джилани. В одной руке она несла закопченный чайник, а в другой держала стопку из трех пиал. Поставив на топчан чайник с пиалами, опять убежала в дом, но через какое-то мгновение снова вернулась. На этот раз принесла пару лепешек, поверх которых красиво уложила зелень и несколько жареных "маринок".(9) Отдельно, в пластмассовой чашке, лежали очищенные косточки инжира.
Расставив яства на топчане, женщина быстро ушла в дом.
Дети, прятавшиеся до этого под навесом, немного осмелели. Самая младшая, девчушка лет трех, прижавшись к ногам Джилани, не моргая, рассматривала живого "шурави".
Но стоило мне на неё посмотреть, как она тут же спряталась за спину отца. Мальчик был чуть постарше. Грязный от пыли и пота, он был практически голым. Драные трусики едва прикрывали его худющее тельце. Внешним видом он напоминал скорее узника фашистского концлагеря. Большие черные глаза были едва ли не единственным украшением его наголо остриженной головы. Засунув немытый палец в нос, и выпятив вперед рахитичный живот, он всем своим видом давал понять, что ему все "парванис".(10) Я сделал движение в его сторону, жестами пригласил подойти поближе. Но он, сорвавшись с места, мигом убежал в дом. Старшая девочка, лет восьми, присев на корточки, спряталась за топчаном. Виднелась только макушка её головы с нечесаными, запыленными волосами.
С первых дней своего пребывания в Афганистане я взял в привычку носить в нагрудном кармане своего френча не только шприц-тюбик с промедолом, но и несколько карамельных конфет. Пить чай в Афганистане приходилось по несколько раз на день, и поэтому "конфетный НЗ" всегда был кстати. Машинально сунув руку в карман, я извлек все конфеты. Их было ровно три штуки. Дети и в Афгане остаются детьми. Увидев конфеты, младшая девочка схватила сразу все три и бросилась в дом. Её старшая сестра, сверкая грязными пятками, помчались за ней. В доме послышалась возня, детские крики.
