Казалось странным и противоестественным само существование такого человека в среде, где Мария родилась и выросла, и при тех трудностях, с которыми ей пришлось мириться. Ее детство прошло быстро. Только как ранние воспоминания она помнила как спокойно и радостно было в их доме. В то время был жив ее отец, а мать была молода и красива. Они все много смеялись и родители строили планы и думали о будущем. Но вскоре после того, как родился брат, отец потерял работу и смех пропал из дома. Матери пришлось снова выйти на птицефабрику, чтобы у семьи был хотя бы скромной источник дохода. Тяжелые трудовые смены и забота о двух детях полностью поглотили женщину и быстро истощали ее силы. Отец же, словно потеряв стержень, на котором держалась его жизненная воля, начал пить.

Со временем становилось только хуже. Шли годы и их некогда дружная и счастливая семья превратилась в стремительно тонущее, терпящее бедствие судно. Девушка со страхом и недоумением смотрела на своего отца. От любимого человека оставался лишь бледный призрак того, кого она хорошо знала и любила. Теперь же перед нею был жуткий незнакомец, чужак с маской отца на лице, сшитой так грубо, что лишь общие черты напоминали знакомый образ. Он все чаще спал пьяным сном на старом кухонном диване, разбросав грязную одежду, и тошнотворный дух алкоголя разливался вокруг, въедаясь в стены и мебель комнаты. Проснувшись, он злобно кружился по дому и двору, раздраженно громко ругался за мелкие и часто надуманные проступки домашних. Потом он уходил куда-то и приходил поздно ночью смертельно пьяный, а Мария еще долго слышала из своей спальни доносящиеся из кухни его резкие истеричные выкрики, заглушающие жалобные причитания матери.

Пока мать работала на птицефабрике, а отец опускался все ниже, Марии, восьмилетней девочке, самой приходилось смотреть за маленьким братом. Каждое утро мать уходила на работу. Она с гримасой мучения и со слезами в глазах обнимала младенца, полагаясь на несвоевременно взрослеющую дочь. Едва заслышав последний звонок в школе, Мария без оглядки бежала домой за оставленным по утрам наедине с отцом ребенком. Прибежав, она часто заставала младенца истошно кричащим в люльке и измазанного в вывалившимися из пеленок экскрементами. Отец, как правило, спал, заливаясь храпом после вчерашней попойки, или вовсе мог оставить дом, прихватив с собой то, что можно продать для бутылки спиртного.

Иногда после особо тяжелых запоев отец словно просыпался из темного забытья. Он переставал пить, обещал матери исправиться и снова говорил им нежности. Прежний, настоящий отец, к их робкой радости, возвращался, и зыбкое спокойствие приходило в дом. Мать, окрыленная надеждой, готовила ужин, пытаясь сделать его как можно вкуснее в попытках угодить мужу. Дочь, стараясь не шуметь, выметала и вымывала комнаты, будто стараясь очистить их от гадкого прошлого и впустить хорошее новое. Но через несколько дней все начиналось снова, отец вновь начинал пить и липкий тревожный мрак снова смыкался мрачными сводами над их маленькой и несчастной семьей.

Через несколько лет, когда девочке было одиннадцать, отец умер от приступа. Мать, скромная, тихая и добродушная женщина, безропотно и умело провела небольшие похороны. На ее исхудалом бледном лице с огромными темными кругами под глазами, несмотря на горе и обрушившиеся хлопоты, появилось неожиданное выражение едва заметного облегчения. Изможденная, оцепенелая, истерзанная внутри и снаружи, она как больной после долгой схватки с тяжелой болезнью встречала первые дни долгожданной ремиссии. Мария ясно ощущала этой новое состояние матери и не могла подавить в себе настойчивый голос осуждения. Но в то же время она почти по взрослому понимала, что осудить свою мать ей не за что, и со временем примирилась с утратой.

Думая о матери, брате и о прошлом оставленным далеко дома, Мария задумчиво смотрела на мельтешение зданий, машин и лиц за окном автобуса. Внезапно ее мысли прервались картиной, разыгранной прямо напротив нее, как в экране большого телевизора. Мария увидела салон большого автомобиля, остановившегося рядом с автобусом. Молодой мужчина держал одну руку на руле, а другой накрыл ладонь девушки, сидевшей справа. Она, обернувшись назад, с нежной улыбкой смотрела на двух маленьких девочек. Мария не могла слышать ни звука, но было ясно, что девочки, не старше пяти лет, наперебой рассказывали что-то родителям и смеялись. Пухлые ручки описывали в воздухе фигуры, глаза театрально выпучивались, а ножки подергивались от возбуждения. Мужчина переводил взгляд между зеркалом заднего вида, где отражались девочки, и девушкой справа, и нежно поглаживал ее руку. Мария, оцепенев, заворожено смотрела на неожиданную сцену, на случайно вырванную открытку из чужого мира с мгновениями подсмотренного счастья. Но тут перекресток ожил, машины пришли в разбуженное движение и картинка уплыла вперед, исчезнув в потоке железа и выхлопных газов. Видение было мимолетным, но сильнейшее ощущение разлившегося внутри тепла охватило Марию. Ее переполнила радость за тех людей в автомобиле. Это существует, подумала она. Полюбить, стать женой, матерью, вот оно главное. Ради этого стоит жить и к этому стоит стремиться. Мысли девушки прояснились, мир вокруг приобрел поразительную четкость и Мария почувствовала невероятное возбуждение и воодушевление. Она вдруг поняла, без сомнений и неуверенности, что у нее все получится. Она будет счастлива и ее ждет светлое будущее. То, что случилось с ее родителями, не должно случится с нею, и она сделает для этого все от нее зависящее.

2. Ничего личного, только бизнес

Как только автобус с усталым выдохом натруженных двигателей наконец остановился на городском вокзале, все вокруг Марии пришло в неистовое движение: пассажиры принялись торопливо собирать вещи, наперегонки вытаскивать из автобуса тяжелые тюки и взволнованно выкрикивать имена встречающих. Водоворот из суетящихся людей и вещей наконец выкинул девушку на гудящую улицу, где она почти сразу отыскала нужную маршрутку, которая направлялась к центральному базару, где жила и работала ее тетя.

На одной из остановок в маршрутку зашла смуглая женщина в серой грязного цвета куртке с маленькой девочкой за руку. Мария уступила ей свое место. Женщина без слов благодарности посадила на кресло девочку, оттолкнув девушку в сторону своим грузным объемным телом. Они с девочкой были похожи, как походят мать и дочь. Но девочка, в отличие матери, была само изящество и нежность. На ней было одето приталенное красное платье, а в волосах блестела заколка в виде парящей бабочки. Женщина то и дело заботливо наклонялась к дочери, поправляла большими руками оборки кружев, что-то нежно шептала ей на ухо, на что девочка звонко смеялась. Угловатые массивные черты лица матери выражали нежность и любовь, а голос переливался мягкими интонациями. Но стоило женщине оторвать взгляд от дочери, ее лицо становилось суровым и неприветливым, она тяжело косилась на окружающих из-под нависающих век и всем своим видом демонстрировала готовность защищать себя и дочь от любого посягательства со стороны.

Когда автобус в очередной раз свернул с одной улицы на другую, женщина внезапно дернулась, подозрительно осмотрелась в окно и резко протянула громким рыком.

– Эй!!! Ты куда едешь, баран?!!

– На базар, по маршруту, – хладнокровно ответил под нос водитель, пропуская оскорбление, но яростно пнув на газ, отчего стоящие пассажиры опрокинулись назад и еще сильнее вцепились в поручни.

– Сорок шестой прямо ходит, ты что выдумываешь?!! – продолжала свое женщина, еще сильнее повышая голос.

– Сестра, я не знаю на чем едешь ты, но я с утра вожу сорок пятый, – с самодовольной издевкой ответил водитель и резко остановил маршрутку, – ты бы на номера хорошо смотрела, сестра… выходи тут, сорок шестой следом идет…