Вспомним «Катехизис революционера» Нечаева. В нем есть такие строки: «Нравственно для него (революционера. – Д.В.) все, что способствует делу революции. Безнравственно и преступно все, что мешает ему». Почти буквально повторяется у Ленина в речи на III съезде РКСМ эта идея: нравственно все то, что способствует победе коммунизма. Впрочем, аморализм Ленина, его этический релятивизм был известен давно. В своей беседе с М. Спиридоновой в 1918 году Ленин цинично поведал: в политике нет места нравственности, там властвует лишь целесообразность.
Все, что сказано здесь, можно пытаться опровергать. Я же ссылаюсь лишь на людей, которые знали, слышали, говорили с Лениным. Он взял марксизм на свое вооружение, но сделал все для того, чтобы «освободить» его от «либеральных», «демократических» благоглупостей, ибо стальной кулак диктатуры пролетариата не нуждается в перчатках. Не это ли заставило патриарха марксизма в России Г.В. Плеханова вскоре после разгона Учредительного собрания констатировать в своей последней статье: «Тактика большевиков есть тактика Бакунина, а во многих случаях просто-напросто Нечаева»{52}.
Мы слишком забежали вперед. Но выяснение предтечи самого крупного российского революционера XX столетия показывает: Владимир Ульянов, еще подходя к порогу века, уверовал: опираться нужно на все и всех, если это ведет к цели.
Открытие марксизма
Чем пленил Владимира Ульянова марксизм? Почему чтение широкого спектра различной экономической, философской и социологической литературы в конце концов задержало его взгляд и мысль именно на марксистской литературе? Здесь могут быть разные объяснения. Но, по моему мнению, сильный интеллект молодого Ульянова, располагающий уже весьма богатой научной информацией, искал одну, универсальную, все объясняющую схему человеческого бытия. И вот где-то накануне 1889 года (тогда семья жила в Казани) в его руки попал первый том «Капитала» К. Маркса.
Можно представить, какое впечатление на вчерашнего недоучившегося студента с завышенными ожиданиями произвел этот труд своими цельностью и основательностью. Для Ульянова это могло быть озарением. Я не касаюсь исторической «проверки» марксизма и его «безгрешности», а говорю лишь о масштабах охвата этим учением бытия. Гегель однажды проницательно заметил, что «даль несет притягательный интерес…»{53}. Для молодого человека с радикальным мироощущением исторические дали и перспективы завораживали воображение, подводили, казалось, вплотную к решению вечных и «проклятых» вопросов справедливости, свободы, равенства, ликвидации гнета и эксплуатации. Здесь самое время сказать, кто приобщил Ульянова к марксистской литературе.
Когда Владимира Ульянова исключили из университета, в Казани среди части интеллигенции был известен Николай Федосеев, очень молодой марксист, с высокой эрудицией, убежденностью, смелыми суждениями. Ульянову довелось с Н.Е. Федосеевым встречаться только раз, почти десять лет спустя, когда оба направлялись в сибирскую ссылку.
Ю.О. Мартов вспоминал, что эта встреча произошла в Красноярске. Выходя из тюрьмы для следования к местам ссыльного поселения, писал позже Мартов, мы «не забрали своих пожитков, а на следующий день явились за ними в тюремный цейхгауз с телегой, которую, кроме возчика, сопровождал Ульянов в качестве… якобы хозяина телеги. Одетая в шубу купецкая фигура Ульянова показалась часовым подходящей для извозопромышленника, и они нас пропустили. В цейхгаузе же мы потребовали у надзирателя вызова Федосеева, как «старосты» политиков, для сдачи нашего имущества. Таким образом, пока мы извлекали и нагружали свое добро, Ульянов и Федосеев могли беседовать…»{54}.
Но мы забежали вперед. Ленин обязан Н.Е. Федосееву непосредственным приобщением к марксизму тем, что последний свою работу по революционному просвещению будущих социал-демократов начал с составления подробных списков-программ: что читать и на что обратить особое внимание. Н.В. Валентинов на основании ряда достоверных источников сообщает, что Ленин в беседе с Горьким во время их встречи на Капри в 1908 году об указателе Федосеева, попавшем в его руки, отозвался с величайшей похвалой. «Лучшего пособия в то время никто бы не составил». Валентинов утверждает, и не без оснований, что работа Федосеева «открыла Ленину путь к марксизму»{55}.
Ленин не часто отзывался о ком-либо с похвалой, тем более многократно. Н.Е. Федосеев оказался тем человеком, который помог Ульянову сориентироваться в дебрях политической литературы. Подробный, аннотированный «каталог» Федосеева канализировал интеллектуальные интересы Ульянова как раз в том направлении, к чему было готово сильное мышление молодого человека. Не случайно первой заметной работой Ульянова стал его реферат «Новые хозяйственные движения в крестьянской жизни», более похожий на развернутую рецензию книги В.Е. Постникова «Южнорусское хозяйство»{56}. Реферат несет печать гимназического подражания Марксову анализу. Работа содержит весьма мало собственных идей, и не случайно «Русская мысль», куда Ульянов направил свой первый крупный труд, без колебаний его отвергла. Более удачна большая статья-реферат «По поводу так называемого вопроса о рынках». Ульянов уже прямо противопоставляет «народническое и марксистское представление» о развитии капитализма в России, по сути, подходя к вопросу: как вместо «критически мыслящей личности» выдвигается «класс» и безличная историческая необходимость. Общественного резонанса реферат совсем не имел, ибо был не опубликован, а лишь зачитан на собрании студентов-марксистов в Петербурге осенью 1893 года. Ульянову польстило, что студенты-технологи С.И. Радченко, В.В. Старков, А.К. Запорожец, Г.М. Кржижановский, А.А. Ванеев, Л.Б. Красин и другие весьма похвально отнеслись к его сообщению.
Ленин продолжал работать в направлении федосеевских советов, хотя скоро вышел далеко за рамки казанского каталога. Судя как по ранним, так и по ряду поздних работ, в марксизме его пленили две главные идеи: о классах и классовой борьбе и диктатуре пролетариата. Можно сказать, что никто из теоретиков марксизма так не «развил» эти идеи, как Ульянов (Ленин). Хотя Маркс почти ничего и не говорил о диктатуре пролетариата. Ленин не ограничивается многочисленными комментариями и пересказываниями сути этих феноменов, данных Марксом и Энгельсом, но и сам формулирует «классические» определения. Обращаясь в одной из работ к деревенской бедноте, Ульянов вопрошает: «Что такое классовая борьба?» – и отвечает: «Это – борьба одной части народа против другой, борьба массы бесправных, угнетенных и трудящихся против привилегированных, угнетателей и тунеядцев, борьба наемных рабочих или пролетариев против собственников или буржуазии»{57}.
Вероятно, Ленин, как и тысячи мыслителей, революционеров, бунтарей до него, попадает в историческую ловушку. Кажется, все просто: отобрать у собственников то, чего нет у обездоленных, разделить все «справедливо» и… жизнь пойдет по-другому. Вечный мираж! В одной из ранних своих статей «Класс и человек» Николай Бердяев проницательно заметил: «Классовая борьба – первородный грех человеческих обществ». Великий русский мыслитель рассуждает: «Много раз в истории восставали народные низы, пытаясь смести все иерархические и качественные различия в обществе и установить механическое равенство… Но класс есть количество. Человек же есть качество. Классовая борьба, возведенная в «идею», закрыла качественный образ человека… Так идея класса убивает идею человека. Это убийство теоретически совершается в марксизме…»{58} Он еще не знает, что убийство, массовое, беспощадное, будет совершаться не только теоретически…
Будучи жрецом классовой магии и диктатуры одного класса над другим, Ульянов, естественно, свое восприятие марксизма не мог осуществить иначе как в борьбе с романтизмом народничества. В одной из своих ранних работ «От какого наследства мы отказываемся» Ульянов справедливо критикует народников за их неприятие капитализма в России и идеализацию крестьянской общины{59}. В критике Н.К. Михайловского – виднейшего теоретика либерального народничества голос Ульянова уже приобретает оттенки, которые скоро станут характерными и определяющими: «вздор», «клевета», «пустяковинная выходка». Безапелляционность тона «защитника» марксизма часто подменяет аргументы. Во многих работах Ульянов, доказывая, обосновывая, подтверждая «необходимость» диктатуры пролетариата, не пытается задуматься над элементарным вопросом: разве совместима справедливость (а марксизм лелеет эту главную идею!) с диктатурой? По какому праву один класс безоговорочно командует другим? Можно ли с помощью диктатуры достичь приоритета главной ценности – свободы? Союз рабочего класса и крестьянства при диктатуре пролетариата просто бессмыслица… Само по себе равенство прав и обязанностей – хорошая идея. Но пользуются этими правами и исполняют свои обязанности люди по-разному.