Если по природе мы худы, то виновен Творец, а если свободная воля наша зла, то вся вина в нас.

Если нет у нас свободной воли, то за что волю нашу подвергать ответственности? Если воля наша не свободна, то несправедливо судит её Бог, а если она свободна, то по праву с нее взыскивает.

Требование отчета тесно соединено со свободой. Закон состоит в связи с тем и другим, ибо ответственности подвергается свободная воля, если она преступила пределы, указанные Судией.

Творцу, Который истинен, какая польза обманывать нас? Если Он не дал нам свободы, то не дал и никакого закона.

Если справедливо, что слышим о свободе, то можно и нам, и нас спросить: «Точно ли Творец наш дал нам свободу или нет? Если не дал свободы, то прилично войти нам в исследование, почему же не дал её? И если нет у нас свободной воли, то каким образом попустил Он нам говорить об этом?»

Вопросы и разыскания рождаются от свободной воли. Вопрос и разыскание – сестры и вместе дщери свободной воли.

Наперед уже можно за верное положить, что вопрос о воле ставится свободной волей. Нет даже и права спрашивать: «Точно ли есть свободная воля или нет её?»

Как скоро рождается в тебе вопрос о свободе, то спрашивается, кто предлагает в тебе этот вопрос? Твоя ли воля или другая сила? От другого ли кого исходит вопрос или возникает по твоей воле – ты должен знать это, потому что происходит это внутри тебя. Если же не знаешь ты ни того, ни другого, то не знаешь и того, что существуешь!

Лишенный всякого знания, ты говоришь странности, будто бы входит в нас орудие кого-то другого и этот другой посредством сего орудия предлагает вопрос. Один или многие спрашивают – это все равно. Заключение, какое делаем, только одно; заключение, произнесенное о тебе, простирается и на всех.

Если кто-то сомневается в свободной воле и спрашивает, точно ли она есть, то тем самым оспаривает он сам себя. Из самого вопроса видим, что, по природе своей, он сам себе господин. То и другое, о чем идет спор, заключено внутри него. Там сокрыто решение.

Если в твоей возможности – спрашивать, то значит, что спрашиваешь не по необходимости. Если бы лишен ты был способности задать вопрос, то был бы лишен и свободы. Природа, скованная необходимостью, спрашивать не может. Вопрос – дело существа свободного. Только не связанная необходимостью природа может спрашивать, ибо её воля свободна.

То и другое в ясности покажут тебе два подобия, и посредством легкого уразумеешь трудное.

Немой спрашивать не может, потому что язык его скован. Кто имеет дар слова, тот может спрашивать, потому что язык его не связан.

В немом, у которого язык скован, познай, что такое природа, связанная необходимостью. В имеющем дар слова, уста которого не связаны, познай, что такое свобода.

Как речь в устах ничем не связана, так не имеет на себе уз и свободная воля; каков окованный язык немого, такова и природа, связанная необходимостью.

У первого нет речи в устах, у последней нет свободной воли. Так из сказанного тебе мною познай свое достоинство, ощути свободу в существе своем.

Исследуй в себе силу души своей, всмотрись, имеешь ли её или нет. По себе и в себе можешь познать ты свободу.

Если с чистым духовным оком читать Священное Писание и внимательно слушать словеса его, то всякий уразумеет сказанное в нем. В трепет и в ужас приводят слова, прочитанные нами в этой книге, содрогается от страха всякий, кто выслушивает их с разумом. Страшное определение, изреченное на нечестивых, заключается в них. Сказано: Да возмется нечестивый, да не видит славы Господни. Нечестивый увлечен будет в такое место, где не слышно никакого хвалебного гласа.

Между тем, все взывает о Боге, ежедневно возвещает славу Его, и бессловесные твари не перестают славословить Его. Небеса поведают славу Божию, творение же руку Его возвещает твердь (Пс. 18:1). Земля изглашает Ему хвалу, море проповедует чудное Его могущество. Ничего не найдешь, что не славословило бы Господа Бога своего. И ничтожный комар возвещает славу своего Господа.

Куда же пойдет нечестивый, чтобы не видеть ему славы Господней? Куда отринут его, чтобы отдалить от зрения Божией славы? Взойдет ли он на небо? Оно отвергнет и не примет его. Захочет ли остаться на земле? Она не дозволит ему этого. Низринется ли в море? Оно извергнет его из себя. Поэтому думаю, возлюбленные, что из мира этого низойдет он во тьму кромешную, полную страха и ужаса, где нет славословия, где не раздается хвалебный глас, потому что далеко она от Бога и Бог не попускает, чтобы там была слава Его. Мучения и стенания, скорбь и теснота, поедающий и неусыпный червь, палящий и неугасимый огонь заграждают уста нечестивым для всякой хвалы, для всякого славословия. Страдания не дают им ни видеть, ни говорить; от скрежета зубов уста не способны издать хвалебного звука. Язык, непрестанно взывающий «Увы!», не может изречь славословия; тьмой покрытые очи не видят света славы. У кого члены точит червь, тот ни о чем не думает, кроме своего бедствия; кого опаляет геенна, тот и видит только её пламень.

Приступите же, грешники, восплачем здесь, чтобы не плакать там. Приступите, понесем скорбь и страдание, чтобы скорбь наша не усугубилась там.

Все праведные и святые скорбью и страданиями благоугождали Богу, слезами умилостивляли Его. Девятьсот тридцать лет оплакивал Адам падение свое, удалившее его от Божией славы в раю. Повредилась красота ланит его от слез, проливаемых очами его; горячими потоками слез вызваны у него болезненные гнойные струпы. Также и Енох, который благоугодил Богу и не вкусил смерти, триста двадцать лет, смотря на Авелев гроб, носил в себе скорбь и печаль. Истлевшим, согнившим, обезображенным видел он первого мертвеца и горько плакал, обильные проливал слезы и преложен был, не вкусив смерти. Скорбел праведный Ной о грешном роде, ибо знал, что карающее правосудие истребит его водным потоком. Пятьсот лет хранил он девство свое в чистоте, и за это Бог сохранил его от погибели, постигшей человеческий род. Авраам, Исаак и Иаков бедственную и тяжкую проводили жизнь в мире сем, в бедах и искушениях и жили, и кончили жизнь.

Кто в состоянии описать искушение, постигшее Иова? Семь лет сидел он на гноище. Сколько плакал он, когда видел, как черви точат и поедают плоть его, и ничего не остается у него, кроме костей? Кто терпел столько, сколько он? Кто только слышит сказание о нем, у того скорбью наполняется дух. Ночными слезами омочал Давид постель свою (Пс. 6:7), пепел ел, как хлеб, и питие свое растворял с плачем (Пс. 101:10). Сколько слез пролито из очей Иеремии, этого мужа страданий, все дни жизни своей проводившего в плаче и слезах? Всякую меру превосходило сетование его, но он молил еще Бога, чтобы дал воду главе его и источник слез очам его (Иер. 9:1).

Иезекииль, который съел свиток, где вписано бяше… рыдание и жалость и горе (Иез. 2:10), поскольку должен был взять на себя неправды народа своего, триста девяносто дней (по еврейскому тексту) лежал он на обоих боках, согбенный грехами народа своего, дом его стал для него гробом, великие неправды народа опутывали его как бы оковами, и сто девяносто пять дней должен он был лежать на каждому боку (Иез. 4:4–9).

И о Самом Господе горних и дольных, всех пределов и концов, написано, что, по снисшествии Своем с небес, когда пребывал на земле, плакал Он об Иерусалиме. Не написано о Господе нашем, что смеялся Он, но написано то, что плакал и проливал слезы. Когда прослезился Он над Лазарем, тогда плакал о всех умерших, потому что видел, как смерть разрушает и тлению предает образ Его. Как Благий, Он скорбел о возлюбленном образе Своем, потому что видел, как лишается он красоты и истлевает во гробе, делается страшным и ужасным.

Душа умерщвлена грехом; ей потребны скорбь, плач, слезы, печаль, громкие стенания о своем несчастии, которое низложило и погубило её. Рыдай, плачь и стенай о душе, потому что далекой стала она Богу, и Ему опять возврати её. Плачь о ней больше, нежели матерь, у которой смерть похитила и во гроб повергла сына и которая сетует о разлуке со своим возлюбленным. Ибо грех разлучает человека с Богом, и сожалеет благость Его о том, что гибнет её образ, исполненный Божественной красоты.