Сквозь закрытые глаза я увидела свет от подъехавшего на парковку автомобиля. Остановившись, водитель тут же погасил фары, чтобы не слепить нас, а потом ещё и заглушил мотор. Дориан не обратил на это ни малейшего внимания. Он ещё долго целовал меня, выплёскивая в поцелуй всё те новые чувства, которые сегодня ко мне испытал.
Утром на улице была прекрасная погода. Спустив босые ноги с кровати, я вышла на балкон, прямо в ночной сорочке, подставила лицо нежным лучам солнца и потянулась. Черёмуха, плавно раскачиваясь на лёгком ветерке, наполняла воздух особым трепетным ароматом, пробуждающим поэтические чувства. Я вдруг поняла, как же на самом деле хороша жизнь, и почувствовала необходимость непременно с кем-нибудь этим осознанием поделиться. Взяв сотовый телефон, я решила набрать родителям и похвастаться своими успехами.
Мои родители, вместе с младшей сестрой, жили в небольшом подмосковном городе на юге от Москвы. Возможно, я бы тоже до сих пор жила сейчас с ними, если бы шесть лет назад папа-военный не решил, что пора делать из старшей дочери независимого человека. Посовещавшись с мамой на семейном совете, он пришёл к выводу, что мне обязательно нужно поступать в московский ВУЗ. Он снял мне крохотную однокомнатную квартирку на окраине столицы и волевым пинком выставил отпрыска из отчего дома. Родители всегда почему-то считали меня несамостоятельной личностью, этакой размазнёй, которую постоянно нужно направлять, чтобы она двигалась вперёд – а может на самом деле так и было – и боялись, что из меня не выйдет ничего путного. Первое время я, конечно, страдала от недостатка родительской веры, но потом смирилась, нашла где-то внутри свой собственный твердый стержень и стала ориентироваться на него. Сейчас же, когда жизнь начала заметно налаживаться, во мне проснулась самая настоящая гордость за себя. Управляемая этой плохо скрываемой гордостью, я с возбуждением тараторила в трубку последние новости:
– Привет, пап! Я вчера защитилась, на «отлично», представляешь?!.. Всё прошло супер! У Миши, конечно, тоже пятёрка… Да, кстати, пап, я ещё хотела сказать, что больше не нужно присылать мне деньги за квартиру, я на днях получила свою первую зарплату в клинике, где теперь работаю. Её хватит и чтобы заплатить хозяйке, и на еду, и на одежду… хотя, одежды у меня и так теперь предостаточно, в шкаф не помещается… Думаю, немного денег у меня, к концу месяца, будет оставаться, смогу копить на что-нибудь или вам помочь. А ещё мы скоро летим в Испанию с Мишкой и моим молодым человеком! Почему втроём?.. ну, так получилось, решили, что вместе веселее. Через неделю будет выпускной вечер, я скину вам фотки!.. А у вас как дела, рассказывайте!..
Слушая папину речь, я убеждалась, что дома, изо дня в день, из месяца в месяц, ничего не менялось. Наверное, это хорошо. Как сказал бы Дориан, «Отсутствие новостей – это уже хорошая новость»4. Кстати, о Дориане! Я вдруг вспомнила, что так толком ничего и не узнала о его родителях, о детстве, о том, чем он жил все эти годы до меня. Кажется, он упоминал, что его мать несколько лет назад умерла, но на этой фразе он быстро поменял тему и торопливо увёл разговор в другое русло. Это было на одном из наших первых свиданий, и я почувствовала неуместным задавать дополнительные вопросы, напоминая о трагическом событии. Больше он о своей жизни не распространялся, сама же я тактично не интересовалась, а зря. Должно быть, у него очень интересная биография, насыщенная яркими событиями, которые помогли ему в столь молодом возрасте стать успешным человеком. Я бы очень хотела когда-нибудь послушать его рассказ о себе во всех подробностях…
Как только я сбросила вызов, телефон зазвонил снова, это был Миша:
– Привет, выпускница! Не спишь?
– Нет уже, стою на балконе, вдыхаю запахи весны и свободы.
– Погода сегодня шикарна! Но я не об этом хотел тебе поведать. Я вообще-то планировал тебя пристыдить! Ты вчера так быстро убежала, что забыла в столовой свой халат. Как ты могла с ним так поступить – вы ведь столько пережили вместе!
– Точно! Как-то вылетело из головы, – спохватилась я.
– Ну ничего, к счастью, ваш верный слуга вовремя его заметил, подобрал, отряхнул и провёл ему сеанс реабилитации. Он совсем на тебя не злится и готов вернуться. Когда его завезти?
– Действительно, нужно его сохранить для истории. Когда тебе будет удобно?
– Да хоть прямо сейчас.
– Здорово, давай. Буду ждать!
Я положила телефон на подоконник и задумалась. Мой мозг постепенно просыпался и набирал обороты, оживляя в памяти события вчерашнего вечера. Когда Дориан проводил меня до задней дверцы своего автомобиля, он взглянул мне в глаза одновременно и с лёгкой тоской, немного огорчённо, и с нескрываемой влюблённостью во взоре. Наверное, несмотря на всю эту внешнюю строгость и уверенность, внутри он всё же был очень ранимым человеком, тонко чувствующим, впечатлительным… С особым удовольствием я вспоминала тот самый острый, поначалу напугавший меня момент и ощущала, как мои щёки наливаются румянцем, а в животе начинается порхание бабочек. Мне было приятно осознавать, что, вопреки предположениям Миши, Дориан – психически здоровый мужчина, и он всё же чувствует ко мне самое настоящее, растущее с каждым днём, сексуальное желание. Однако это желание с одной стороны радовало, а с другой – заставляло тревожиться. Я не знала, как вести себя с ним дальше. Самым правильным, наверное, было бы воспользоваться визиткой, на обратной стороне которой он написал мне свой домашний адрес, и после выпускного бала приехать в гости. Позволить ему станцевать со мной этот приватный танец. Но я боялась, трусила, не готова была открыться ему и рассказать о своей девственности – не говоря уж о том, чтобы её потерять.
– Миша, мне нужен твой совет! – открыв дверь, выпалила я, не успев толком пропустить товарища за порог.
– Рад служить, – с улыбкой ответил коллега, вручая мне пакет с халатом. – Сейчас я помою руки, и во всём разберёмся.
– Да, конечно. Тебе чай или кофе?
Через минуту, удобно устроившись у меня на кухне, он шутливо спросил:
– Ну-с, больная, рассказывайте, на что жалуетесь?
Деликатно, опуская ненужные подробности, я пересказала ему ситуацию, которая произошла между нами с Дорианом. Архангельский слушал очень внимательно, я бы сказала взахлёб. На его лице была стандартная, располагающая к себе мина успешного специалиста, едва улыбающаяся, но на самом деле не пропускающая во внешний мир никаких личных эмоций. Пока я говорила, я пыталась понять, присутствует ли у него ревность к Дориану, чтобы, если что, смягчить свой рассказ, но он держал оборону достойно – ни один мускул не дрогнул на его физиономии.
– Что мне теперь делать, Мишка? Как дальше вести себя с ним? – спросила я в завершение своего монолога.
– Прекрасно! – вместо ответа на вопрос, торжественно воскликнул Миша. – Всё, я готов поставить твоему Дориану диагноз! Теперь картинка сходится воедино.
– Какой диагноз? – растерялась я.
– Обсессивно-компульсивное расстройство! – ликующе резюмировал коллега и добавил автоматически. – МКБ-10: F42.5
– С чего ты взял?! Это совсем на него не похоже, он довольно адекватно себя ведёт. И потом, помнишь, ты говорил, что у здорового мужчины…
– Я уверен с точностью до девяноста девяти процентов! – перебил Миша. – Основное свойство больных ОКР – внешнее, я бы сказал, напускное спокойствие, которое иногда спонтанно нарушается резкими неуместными действиями. Такие больные чаще всего заторможены и неактивны, но в голове у них постоянно вьются одни и те же навязчивые мысли, образы или намерения – по-медицински обсессии. Эти мысли доставляют им немало страдания, больные пытаются им сопротивляться, заглушить их с помощью своих действий – компульсий – но редко в этом преуспевают. Если проанализировать личность Дориана, так и получается: большую часть времени он крайне спокоен и рассудителен, но временами резко выкидывает какой-нибудь финт. Добавь сюда постоянное патологическое стремление к перфекционизму и самоконтролю, которое сразу бросается в глаза. Теперь мне стало понятно, чем следует объяснять его безудержное желание творить добро – это и есть ни что иное, как компульсии, которыми он пытается подавить свои навязчивые мысли. А уж какие у него там мысли – пока только одному богу известно, но по масштабам натворённого добра можно предположить, что они не менее глобальны. И это явно не просто привычка часто мыть руки. Аня, я не шучу, беги от него, пока не поздно!
