– Кстати, что же ты с ним все-таки сделала? – Мира подхватила импульсивное желания спасти ситуацию.

– Или все под грифом «секретно»? – включилась Лейла.

– Именно так, вы же не хотите, чтобы он киллера по мою душу прислал? – Лялька поняла, что опасность миновала, начался их традиционный треп с пикировками и приколами.

– А каков срок давности? Через сколько лет расскажешь? – Маруся делала вид, что совершенно не в курсе истории с Федералом.

– Не давите на меня. Обязательно расскажу, когда почувствую, что уже можно. Кстати, давайте про два миллиона и, если не ошибаюсь, сто шестьдесят тысяч поговорим. С юлькиной машиной, я так понимаю, мы определились. И помните, у нас общие дети. Поехали дальше.

Из моря благих идей, на которые можно было бы употребить деньги Федерала, выкристаллизовались изначально четыре. Первая – талантливые дети. Вторая – одинокие старики. Третья – бездомные животные. Четвертая – экология, борьба с цивилизационной бедой – бытовым мусором.

Обсуждали конструктивно, эмоционально, весело. Драйва добавляло ощущение, что буквально полчаса назад они все вместе справились с искушением. И миновали какую-то опасную черту, переступив которую, могли бы разрушить противоречивую, многослойную, многоконтекстную, но такую теплую связь, которая соединяла их много лет. Они очень дорожили ею, хотя никогда не обсуждали как явление, даже не называли это дружбой, потому что женской дружбы, якобы, в природе нет.

«Ваза склеилась», – подумала Лялька, и перед ее мысленным взором, как при обратном показе, мелкие кусочки хрусталя, переливающиеся на солнце всеми цветами радуги, вновь стали на место. А ваза, словно оттолкнувшись от пола, опять запрыгнула на стол. Именно такой картинки волшебства жаждала она тогда, в детстве, когда разгрохала любимую мамину хрустальную вазу. Кстати, единственную в их доме. Образ вазы не раз посещал ее в самых различных жизненных ситуациях. Да что там, эта хрустальная ваза, то разлетающаяся брызгами осколков, то вновь совершенно целая, по закону обратного действия, стала для нее символом хрупкости мировой гармонии. Вот, что значит сила детских эмоций

Четыре вектора благотворительности, на которые можно было употребить деньги Федерала, обсуждали заинтересованно, даже страстно.

– Давайте конструктивно. Кто станет отрицать важность этих, да и еще кучи других направлений, – Маруся по-профессорски решила промодерировать дискуссию. – Но, провозглашая идею, предлагайте механизм осуществления. Голого тезиса мало – мне так представляется. А то сейчас проспорим до хрипоты или чего-нибудь похуже.

Лялька подумала о «вазе». По лицам поняла, что все уловили суть марусиного предложения и опасность второй раз за вечер оказаться у роковой черты.

– А давайте вернемся к началу, – предложила Мира, выразительно жестикулируя руками. – Вспомните, пару лет назад из стеба родился проект. Мало ли чего не рождается после третьей рюмочки. Но какое наше общее желание подтолкнуло тогда к потоку продуктивного сознания? Не помните?

– Да, да, припоминаю, – включилась Ирча. И все с легким удивлением повернулись в ее сторону – обычно она страдала амнезией на детали. – Мы хотели денег, чтобы иметь загородный коттедж – место для уединения и вот таких пикничков. А сидели тогда в лялькиной квартире. Это потом уже лялькины интервьюеры всплыли, как возможный финансовый источник.

– Точно, тогда как-то все сплелось: лялькины журналистские байки про «пэров-мэров», как их обозвала Мира, и жажда пройтись босиком по траве, – модель Ника, сбросив лапти, босиком прохаживалась по газону, решив размяться – засиделась.

– И я о том же, – продолжила Мира. – Эгоистическое, корыстное, а, следовательно, истинное желание оказалось двигателем. Случилось невозможное – материализовался шанс заработать деньги за то, что Лялька общается с ее статусными клиентами. Использует свой потенциал – помогает как-то гармонизоваться. И за это платят! Но затевалось-то все, потому что нам всем, – Мира подчеркнула последнее, – нам всем хотелось иметь свой кусочек земли, коттедж и все такое. Логичен вопрос: а чего нам хочется всем?

– Ну, ты закрутила, Мира, как всегда, – не удержалась Ирча.

– Чего нам хочется? Денег, счастья, интересной жизни. Да, и уверенности в завтрашнем дне.

– Правильно, – подхватила Мира. – А нам всем уже не по восемнадцать, и хоть мы все еще бодры и веселы, но впереди….

– Ой, давайте не будем о грустном, – лучезарно улыбнулась Майя.

– Вот и я о том же, – не уступала Мира. – Чтобы не было грустно через тридцать лет (надеюсь, у каждой из нас активной жизни не меньше), давайте все устроим сегодня.

– Не вполне понимаю тебя, Мира, – Лейла отстаивала идею создания приюта для бездомных животных и никак не могла отследить логику подруги.

– Ну что тут не понять? Давайте на средства Федерала создадим пансионат для одиноких стариков, но сделаем его таким, чтобы, когда нам будет по восемьдесят, ну ладно, под стольник, мы в нем могли бы радостно и беззаботно осмысливать реальность.

В очередной раз за вечер повисла пауза, а потом все заговорили почти одновременно. И о том, что это должно быть не какая-то ночлежка или банальный стардом, а уютное пристанище для каких-то особых лиц. Для людей, которые сделали что-то созидательное для человечества, пусть всего лишь в ближайшем социуме. И что у каждого должно быть свое собственное жизненное пространство, на восемь постояльцев – они просто посчитали себя.

– Нет, девять, – возразила Лейла. – А Алекс?

– Пусть девять, даже десять. Еще же и Иннокентий, хоть он и молодой еще, – добавила Лялька.

Идеи фонтанировали. Они уже представляли и кухню-столовую, и помещение для персонала, и общую гостиную с роялем и библиотекой, и зимний сад, и картинную галерею, ну, конечно, и цветничок с огородиком…

– Обязательно с верандой, – настаивала Ирча.

Все знали, что покурить на веранде в кресле-качалке было ее излюбленным занятием.

– Кстати, должна быть комната для гостей и детская – у нас же будут внуки и правнуки, они будут навещать.

Лялька слушала их и диву давалась: когда обсуждали их тайное дамское предприятие с предполагаемыми мужскими откровениями, резвились и стебались по полной, а тут и шутки в меру… Видно мысли об одиночестве и немощности, возможных не за горами, из подсознания не выбросишь. Никто не хотел примерять на себя роль беспомощной старухи, но они уже достигли возраста, когда заглянуть в завтра, оглядываясь по сторонам, все-таки приходилось.

– Вот и хорошо. У нас не по косому десятку детей, а у Ляльки с Лейлой их вообще нет. Так что дети у нас общие, и очень не хотелось бы заедать их жизнь, стать им в обузу. Ну, на закате. А вместе, да еще, если мы сейчас все обустроим и опробуем на других, будет гораздо веселее, – поддержала идею Маруся.

– И я о том же, – удовлетворенно подвела черту Мира. – Кстати, а как вам название пансионата «Радостный закат»? Ну что вы? Как рабочий вариант…

– И надо делать где-то здесь, в дачном поселке, поблизости, – предложила Майя.

– Ой, только не по соседству. Не готова принять на грудь, кроме наших клиентов, еще и постояльцев пансионата. Мне тогда житья не будет. Да и, знаете, я не сильно терпелива к старикам. Я не Лейла с ее безусловной любовью к старикам и бездомным животным. Говорю честно, увольте, – Лялька не пыталась казаться лучше, чем есть. Она давно сроднилась с истиной: нет ничего честнее эгоизма. А честность – это вообще наименее затратная форма общения с миром. Поменьше лукавства – проще жить.

– Лялька права – ей и ее клиентов хватает, – поддержала Маруся. – Но, я согласна, надо делать это все за городом.

– Кстати, красотки, а мы ведь никогда не жили все вместе под одной крышей даже и неделю, – иронично-прагматично заметила Ирча. – А здесь планируете пожизненное соседство.

– Мне кажется, терпимость с возрастом должна возрастать, – предположила Лейла. – Да и чего мы, в самом деле? Мы же пока о пансионате для других говорим. Это же не завтра под одну крышу съезжаться.