Он приблизился к Хейдвиг – и горячий страстный поцелуй обжег ее шею. Конечно, у нее были половые отношения, но такой смеси радости, уважения, страсти и даже сладострастия она никогда раньше не чувствовала. Ее безумие было мгновенным, сладким, расслабляющим… Она надеялась, что он будет ее целовать и целовать, доводя до настоящего возбуждения, но этого не произошло. Икол взял ее за руку. Они шли назад в ее комнату, но ощущения Хейдвиг были странными: она шла, будто не касаясь пола ногами, будто плывя в воздухе, в объятьях незнакомца. Перед ее глазами все слилось, как и в прошлый раз, и прошло также быстро, как и ощущения его первого поцелуя.

Икол оставил ее в той самой комнате, где она провела ночь. Быстро переодевшись, Хейдвиг была готова. Икол каким-то странным образом чувствовал, что, как и когда она делает, потому что он вошел к ней в комнату, едва она надела ботинки.

Стоял ненастный ноябрьский день, даже начал идти снег. Хейдвиг впервые увидела дом при свете дня. Ночью он казался ей огромным, на самом деле в нем не было ничего особенного – стандартное современное кирпичное сооружение, даже без всяких непонятных модерновых примочек. В глазах Хейдвиг возникло сомнение, но Икол его не увидел. Они сели в машину и оправились в город.

***

В апартаментах, как и думала Хейдвиг, ее уже ждали. Дверь была открыта, а из комнаты доносился визг хозяйки. Квартирантка робко вошла внутрь, потому что знала, что встреча со Скандальщицей, как она называла арендодательшу, была неминуема. Заслышав, что кто-то вошел, Скандальщица оглянулась. Сказать, что это была громадная бабища – не сказать о ней ничего. Ее вид должен был напоминать: я – хозяйка, ты – дерьмо. Короткий рыжий парик под каре ей не подходил, она даже еле придерживала его рукой на голове; глаза были подкрашены фиолетовым, а на губах размазана ярко-красная помада. Все было бы еще ничего, но ко всему прочему обвислый жир щек и шеи покрывал толстый слой пудры, сыпавшейся при каждом движении, словно мука. На запястьях, морщинистых из-за складок набухшего подкожного слоя почти не было видно дешевых пластмассовых браслетов, а джинсовый комбинезон, вместе с грязным пуховым кардиганом, делал Скандальщицу куда толще, чем она была на самом деле.

– Ну, что должна сказать, шлюшка? – ласковым голосом она обратилась к Хейдвиг. – У меня бабла на виски – мышь повесилась, а она где-то мотается, да платить за мои апартаменты не хочет. Нет – катись отсюда, я другим сдам, поденежнее.

– Я только пришла сюда кое-что забрать, – ответила Хейдвиг, стараясь произнести свои слова уверенным голосом, – и меня тут уже не будет. Я выезжаю из этого клоповника.

У Скандальщицы глазища на лоб вылезли от такого ответа.

– Ты заплатишь за месяц вперед, имбицилка, – снова выругалась она. – И мне решать, что ты возьмешь, а что нет. Твои шмотки я продам, что-то себе забабахаю за них, но что мне делать с твоими дебильными камнями, а? Куда я их дену? Засрала мне апартаменты, а потом ноги в руки – и чао какао?

Хейдвиг ничего не ответила. Она направилась к окну, схватила папку с эскизами и вернулась к выходу, но Скандальщица загородила ей дорогу своими кучами трясущегося жира.

– Деньгу гони давай, потом – пшла! – крикнула вона.

Ответ Хейдвиг был скорым. Она подхватила небольшой обломок гипса и швырнула его в Скандальщицу. Обрюзгшее сверхтолстое тулово не пострадало, но мадам потеряла то, что ценила дороже бутылки – свою рыжую прелесть. Почувствовав холод своим голым черепом, Скандальщица дико завопила и рухнула без сознания, будто громадный слон увидел перед собой крошечную серую мышку. Хейдвиг не стала терять времени и покинула такие ненавистные ей апартаменты, чтобы, как она надеялась, больше никогда в них не вернуться.

***

Прижимая к груди дорогую для нее папку, Хейдвиг села в машину, где ее давно ждал Икол.

– Это все? – поинтересовался он, бросив взгляд на грязную папку.

– Да, может понадобиться в работе, – ответила Хейдвиг. – А я сделала, как ты мне посоветовал, когда мы ехали в город. Запустила в Скандальщицу камнем.

– Хоть не убила?

– Динозавриху такой кусок точно не убьет, – улыбнулась Хейдвиг. – Она оказалась совсем лысой, представляешь?

Икол завел машину. На миг Хейдвиг показалось, что у него на всех пальцах нет ногтей, как будто их с мясом вырвали. Впрочем, она устала от стычки со Скандальщицей, и решила, что ей это только кажется. А еще через секунду она поняла, что все ногти у Икола были на месте. Очередной кошмарный глюк.

Пока машина неслась по мосту, Хейдвиг приходила в себя. Сейчас ее уже не пугала шальная скорость, даже наоборот: нравиться начала. «Надо будет купить байк и научиться на нем ездить, – решила она. – Точно „Харлей“. „Ямаха“ – в наихудшем варианте».

– Лучше сразу «Харлей», ведь ты не настолько богата, чтобы покупать дешевое, – услышала она голос Икола и решила ни о чем не думать: она уже заметила, насколько точно он угадывает ее мысли. Она откинулась на спинку кресла и расслабилась под «Money, Money, Money». «АВВА» Хейдвиг считала старой и нестильной группой, но сейчас почему-то она звучала в унисон ее мыслям и фантазиям. Деньги, деньги, деньги, много денег. Ну, может, и слава дизайнера, всемирно известного, обязательно известного. Прочего и не нужно. К чертям нищету! Все, что происходит с ней, это на самом деле, а не аббин сон. Вроде как в лотерею выиграла. Разумеется, скучать не придется, работа будет, но и денег немало. Может, со временем, она выйдет замуж. Да, обязательно за мужчину, который будет похож на Икола, только без этой идиотской телепатии…

Скорость снизилась постепенно. Машина заехала на парковку одного из тех торговых центров, которые обычно размещаются за городом. Хейдвиг вышла из машины и вместе и Иколом направилась к лифту.

Гам огромной страны по имени торговый центр оглушил Хейдвиг, а толпы, курсирующие от магазина к магазину, казались ей сумасшедшими; впрочем, через секунду она стала частью толпы и завертелась в этом водовороте людей, стекла и света. Их безумие стало ее безумцем, их беззаботность – ее беззаботностью, их сияющие глаза в момент получения новых покупок – ее глазами. Но впасть в состояние неизлечимого шопоголизма ей не дал Икол. У него на примете был один магазин, к которому он шел вместе с Хейдвиг, не позволяя ей поддаться общей эйфории.

Хотя этот магазин был неприметным из-за ярких и заманчивых витрин соседних бутиков и не имел вывески над входом, и двери были обыкновенными, пластиковыми, вроде тех, что ведут в квартиру или в офис, Икол уверенно пошел вниз по лестнице. Хейдвиг – за ним, надеясь, что не увидит там вторую Скандальщицу, а в нынешних условиях, это было вполне вероятно.

Разумеется, этого не произошло. Наоборот, небольшое помещение, в отличие от большого зала в лесном доме, ярко свидетельствовало и стиле и вкусе его владельцев. Стены были в плитке из красного дерева, покрытого темным лаком, обои были не бумажными или водными, – настоящий шелк с ручной росписью под ненавязчивый рисунок полевых цветов, на стенах крепились газовые лампы, которые можно было теперь увидеть только в музее. Дополняла общую картину музыка из шкатулки, кажется, мотив без слов, был такой: «Маскарад, иллюзорных лиц парад, маскарад, скрой лицо, чтоб никем ты узнан не был…» Икол, не ожидая, пока к ним кто-нибудь выйдет, подошел к стойке и ударил по звонку – такими могут вызывать швейцаров или администраторов гостиниц. Резкий звук диссонировал с мелодией шкатулки, но он возымел действие. Боковые двери медленно открылись, и в прихожую вплыло длинное шелестящее платье – это первое, что тогда запомнила Хейдвиг – конца позапрошлого века. Она улыбнулась. Платье зашевелилось и поплыло навстречу, и только сейчас Хейдвиг заметила: на нее внимательно смотрит улыбающаяся белая венецианская маска с прорезями для глаз. Маска немного подождала, производя на гостью определенный эффект, и потом тихо обратилась к Иколу. Ее голос напоминал шелест бумаги.