- Ну, поехали! Прощевайте! Спасибо, что сказали!
- Счастливого! Подсыпьте еще махорочки! Ароматная махорка!
- Закуривайте!
- Спасибо! Как только ярок переедете, берите сразу вдоль над ярком и до самого Вербового. Три овечки и телка - государству убытки какие! Низя, надо уничтожить! Бывайте здоровы!
2
Ну, значит, переехали ярок, взяли вправо, да вдоль над ярком, вдоль над ярком, никуда не сворачивая, прямехонько в Вербовый хутор.
- Тррр! Здравствуйте, бабуся!
- Здрасте!
- Где тут, скажите, пожалуйства, кривой Степан живет?
- Кривой Степан?
- Эге! Охотник!
- Так он же теперь не охотник: он без правов! А живет он... Первая... Вторая... Третья... Четвертая... Пятая... Шестая... Седьмая... За четвертой повернете в уличку. По той уличке в самый двор так и въедете.
- Спасибо, бабуся!
- Только сегодня воскресенье, должно быть, его дома нет, на охоту пошел.
- Ничего, там видно будет!
За четвертой хатой никакой улички нет. Остановились.
Бабуся кричит:
- Да куда же вы? Уже проехали!
- Так то же, бабуся, третья хата, а не четвертая!
- Гляди, а я думала - четвертая. Недоглядаю уже я. Не только улицы, но и нитки в иголку уже не вдену.
Завернули в уличку и прямехонько во двор.
- Здравствуйте, Степан! Как вас?
- Иванович...
- Степан Иванович? Это вы охотник?
- Охотник-то я, конечно, охотник, да только не успел правов получить. Без правов. Не охочусь теперь...
- Волки, говорят, одолевают тут вас?
- Нет, такого что-то не слыхать! Тихо с волками, слава богу, тихо пока что... Зайчишки, те, конешно, попадаются. И частенько... Лисичку иногда трахнешь... Бывает...
- А трех овец кто зарезал?
- Трех? Не слыхал! Позавчера Секлета, единоличница, заколола, да не овцу, а кабанчика...
- А телочке кто зад отъел?
- Что вы, товарищи?! Это брехня, верьте совести, брехня. Десятый год я старшим коровником. Если кто даже ударит, строго взыскивают, а не то чтобы целые зады отъедать... Кто это уже под меня подкапывается?!
- Да нет, мы, Степан Иванович, про волков!
- Какие такие волки, когда у меня по две тысячи литров на фуражную корову, а они "зады отъедать"? Пусть снимают, если не верят!
Вы разъясняете в конце концов, в чем дело, и Степан Иванович успокаивается.
- Так у вас про волков, значит, не слыхать? А так noблизости где-нибудь?
- Говорили, что километров пятнадцать отсюда,
в Поповском, будто воют. И что верно, будто кому-то зад отъели... Не знаю только кому, телочке или кому другому.
3
- Поедем, товарищи, на Поповское! Может, там и в самом деле что-нибудь организуем, - говорит Кондрат Калистратович. - Там действительно-таки бывали облавы на волков и там живет-таки настоящий охотник, у которого есть и флажки, и он сможет собрать загонщиков и знает, где поставить на номера. А я, как специалист этого дела, научу вас, как охотиться на волков облавою.
- Поедем! Взялись, так уж поедем. Сегодня, может, уже не успеем, ну, что ж, останемся, завтра и поохотимся.
-- Поехали.
Кондрат Калистратович, старый гроза волков, рассказывает про волчью облаву:
- Ой, интересная это штука, товарищи, облава на волка. Волк залегает на день в густой чаще и лежит там до ночи и только ночью выходит отъедать телкам зады, резать овечек и жеребят. Опытный охотник заранее уже знает, где они есть, потому что прислушивается к их вою, а то и сам, подвывая по-волчьи, вызывает их на ответ, чтоб уже наверняка знать, где именно они лежат. Когда все это уже изучено, тогда назначается облава.
Съезжаются охотники, заранее оповещаются загонщики, с двух сторон то место обтягивается шнурком с привязанными на нем флажками, С одной стороны, где флажков нет, расставляются на номерах охотники, а напротив, вдалеке, заходят загонщики, запускаются, если есть, собаки. Зверь пойдет на охотников, в сторону он не побежит, так как боится флажков...
Вот, значит, обложили, стали. Загонщики ждут знака, когда начинать... В лесу тихо-тихо... Иногда только треснет веточка, упадет с елочки, стук - стукнет дятел... Вы стоите и "прочесываете" глазом свою территорию: где тропинка, где прогалина, чтоб заранее уже знать, как бить волка, когда он пойдет - прямо ли на вас, или, может, чуть вправо или влево. Вы же знаете, что и справа и слева на номерах ваши товарищи охотники. Чтоб не допустить его на их территорию, а чтобы волк был ваш! И только ваш! Вот начался гон. Крик, шум, гам. Трещит где-то орешник, лают собаки, стреляет старшина загонщиков... Не лес там у загонщиков, а настоящий ад. "Га-ла-ла! Тю! Го-го! Ух! Та-ра-ра-ра!" Этот ад направляется на вас. Вот тут и держитесь. Тут уже каждый треск ветки - это треск всех ваших нервов. Паденье шишки с елки - атомная бомба. Прыжок зайца - минимум прыжок жирафы. Лисица - тигр. А зайцев и лисиц вы ведь не стреляете. Боже сохрани! Тягчайшее преступление - на волчьей охоте стрелять во что-нибудь другое, кроме волка. И вот, наконец, идет он. Я его, товарищи, не только по глазам узнаю, я его походку за сто метров знаю, я чувствую его всем своим существом. И вот между кустами - мельк! - серое. Если на меня - считайте, волка нет. С первого выстрела. А там еще выстрел, там выстрел. А другой раззява и не заметит. А кое-кто, заметив волка, - на грушу. Бывает и такое. А кое-кто и собаку вместо волка пристукнет. И такое бывает. Приближаются гонщики;
"Сколько взяли?" "Трех!"
"Сколько прошло?"
"Два!"
"Эх, вы! Как же это вы прозевали?!"
И тогда тут на опушке начинаются рассказы о былых облавах...
"А тогда, помню..."
"А вот тогда..."
"Однажды..."
"Да что там говорить..."
Кондрат Калистратович даже вспотел, рассказывая про волчью облаву. Глаза его блестят. Покраснел весь.
Слушатели зачарованы...
4
Едете, значит, вы на Поповское,
По обе стороны дороги, далеко-далеко, куда глаз достает, закудрявились зеленые всходы колхозной озимой пшеницы.
А за зеленями, на пригорках, чернеет, будто воронье крыло, колхозная зябь.
Но вот мчится с горы воз. Захудалая лошаденка летит галопом. На возу стоит гражданин, фуражка у него набекрень, в левой руке вожжи, а в правой кнут, угрожающе повисший над лошаденкой:
- Н-н-н-о! Н-н-н-о!
- Куда летишь, дядько?
- Волк!
- Где?
- Вот там, на горе, на пшенице! Рыщет! Н-н-н-о! Кондрат Калистратович, как старый и опытный гроза волков, резюмирует:
- Ничего удивительного нет! Может быть! Старые волки - свирепые, они ничего не боятся, иногда выходят в поле за добычей и днем. Бывает. Погоняй, Петро, коней, может, и в самом деле увидим...
Рысцой взбираетесь на гору. Вправо от дороги пшеница пошла под уклон к речушке. За речкой весь в вербах небольшой хуторок.
- Вон! - даже вскрикнул Кондрат Калистратович.
И верно, посреди большого поля озимой пшеницы стоит серый зверь. Он наклонил голову и будто что-то вынюхивает. Потом начинает загребать лапою землю.
- Хлопцы! - шепчет Кондрат Калистратович. - Один спрыгнет сюда и, пригнувшись, к речке. Другой спрыгнет чуть дальше. Петр Иванович, вы станете вон там за пригорком, а я спущусь вон до той вербочки. Помаленьку сходитесь и нагоняйте его на меня. Я не промажу. А ты, Петро, езжай себе потихоньку по дороге, напевай, чтоб он на тебя посматривал. Пошли.
Пригнувшись, все разбегаются, как приказал старый и опытный охотник на волков Кондрат Калистратович, и начинают окружать зверя. Зверь, видать, не очень пугливый, бывалый зверь, ибо не видно, чтоб он очень нервничал. Заметив, что к нему приближаются люди, он потихоньку начал отходить, и только когда горячий Петр Иванович, не выдержав, побежал за ним, он легким скачком поддался к хуторку, прямехонько на Кондрата Калистратовича.
Подпустив зверя метров на пятьдесят, Кондрат Калистратович выстрелил.
Зверь дико зааяйкал, подпрыгнул и ударился оземь.
