Движимая мужеством отчаяния, людская масса - около двадцати дивизий, сосредоточивших свою мощь на участке прорыва, по-видимому, смогла бы большей частью спастись от уничтожения. Эти активные действия наверняка облегчили бы положение частей Гота, и возможно, что в минуту крайней нужды в частях окруженной группировки выявились бы скрываемые дотоле запасы горючего и боеприпасов, которые могли бы весьма пригодиться. Конечно, рассчитывать на успех без очень больших жертв ни в коем случае не приходилось, тем более что и наступление деблокирующей группировки, осуществляемое недостаточными силами, грозило захлебнуться. Армии наверняка пришлось бы бросить большую часть своего тяжелого вооружения, технических и транспортных средств, а также раненых и больных.
Если Паулюс не смог решиться на эту отчаянную попытку, то причиной тому было, очевидно, не слепое повиновение Гитлеру. Отказ от последнего шанса на спасение своей армии, который, как бы то ни было, таился в этом огромном риске, объяснялся - в этом ему можно верить - пониманием огромной ответственности. И от этой ответственности его никто не мог избавить. Полководец типа Блюхера, Рейхенау или Роммеля, надо полагать, не стал бы в такой обстановке слишком долго раздумывать и колебаться, а действовал бы по собственному усмотрению и без оглядки.
Самопожертвование и гибель по приказу начальства
Заключительная фаза Сталинградской битвы, ознаменовавшаяся неописуемыми страданиями и массовой гибелью обреченных солдат 6-й армии, всесторонне освещена в соответствующих главах настоящей книги. В мемуарах Паулюс старается объяснить свои тогдашние действия, характерной чертой которых было присущее командующему армией железное упорство в осуществлении однажды принятого решения, родившегося в муках тяжких раздумий. После того как в рождественские дни 1942 года исчезла всякая перспектива на скорое высвобождение из неумолимо сжимавшихся тисков, он видел свою главную задачу в том, чтобы любой ценой удерживать занимаемые позиции. Такое решение было связано со смутной, но непрерывно подогреваемой в высших штабах надеждой, что последует новая деблокировка и ее предпримут со всех направлений при поддержке мощных танковых сил. Новогодняя радиограмма Гитлера призывала 6-ю армию "непоколебимо верить", что "фюрер не оставит в беде сражающихся на Волге героев". Та обнадеживающая информация о намерениях верховного главнокомандования, которую привез с собой после встречи с Гитлером генерал Хубе, как подчеркивает Паулюс, наряду с поступавшими приказами сыграла решающую роль при отклонении русского предложения о капитуляции 8 января 1943 года. Как было тогда обещано, снабжение по воздуху будет реорганизовано на новой расширенной основе и для осуществления операции по деблокировке подбросят танковый корпус "СС". Во второй половине февраля должно было развернуться контрнаступление, в результате которого, как тогда утверждали, удастся "превратить Сталинград в великую победу". Предпосылкой этого должна была стать стабилизация южного крыла Восточного фронта и отвод армий с Кавказа. Но действительно ли генерал-полковник Паулюс, хорошо знавший катастрофически ухудшавшееся состояние своих войск и обстановку на месте, еще верил тогда в возможность своевременного избавления? Этот вопрос он обходит. Однако несомненно, что Паулюс был убежден в необходимости, по стратегическим соображениям, во что бы то ни стало продолжать борьбу и в интересах всей кампании удерживать занимаемые позиции. И высшие штабы неизменно укрепляли в нем эту уверенность. "Сообщения генерала Хубе, пишет Паулюс,- как и аналогичные высказывания командующего группой армий, обязывали меня любой ценой удерживать фронт, если я не хотел взять на себя ответственность за развал южного крыла и тем самым всего Восточного фронта не только перед верховным командованием, но и перед всем немецким народом".
В связи с этим нельзя пройти мимо письменных указаний, в которых фельдмаршал Манштейн в начале января 1943 года, отвечая на экстренные запросы Паулюса относительно организации прорыва, пытается снять бремя ответственности с подчиненного ему командующего армией. В этих указаниях, как их излагает Паулюс, говорилось примерно следующее: "...Я понимаю и разделяю те опасения и тревоги, которые внушает вам судьба 6-й армии. Однако вышестоящие инстанции более широко информированы, лучше знают, что диктует обстановка, и несут ответственность за свои решения. Ваша задача состоит в том, чтобы всемерно содействовать выполнению полученных вами приказов. За то, к чему это приведет, вы не несете никакой ответственности". И Паулюс добавляет: "То обстоятельство, что командующий группой армий до самого конца солидаризировался с приказами главного командования сухопутных сил, также влияло на мои поступки. Фельдмаршал Манштейн пользовался репутацией особенно авторитетного в оперативных вопросах человека, способного отстоять свое мнение перед Гитлером".
Когда в результате уничтожающего русского наступления "котел" был раздавлен и зажатая со всех сторон 6-я армия, начиная с середины января, билась в неописуемо мучительной агонии, Паулюс продолжал до самой последней минуты упорно придерживаться внушаемого ему свыше взгляда, что 6-я армия, жертвуя собой, призвана связать вражеские силы с тем, чтобы способствовать восстановлению или даже, быть может, спасению остального фронта. Он был в этом убежден и после того, как дважды повторенная им просьба разрешить капитуляцию, которую он и сам теперь уже признавал необходимой, была неумолимо отвергнута высшим командованием. Паулюс видел, какие адские мучения терпит его армия. В его записях есть такие слова: "Сознание всех этих ни с чем не сравнимых мук моих солдат и офицеров тяжелым грузом давило на мои решения. В конфликте между долгом повиновения приказу, о котором мне то и дело напоминали, подчеркивая, что важен каждый лишний час, и долгом человечности по отношению к моим солдатам я считал, что должен отдать приоритет долгу повиновения".
В другом месте своих записок Паулюс, как бы подытоживая свои мысли, на которых заметен отпечаток более поздних тяжелых раздумий, более обстоятельно излагает свои взгляды на этот счет. Там он говорит об угнетавшем его неразрешимом противоречии между сыпавшимися сверху категорическими приказами во что бы то ни стало удерживать фронт и соображениями гуманности, требовавшими прекращения сопротивления. Стратегическая обстановка в целом, как он считает, "повелевала стоять насмерть и принести себя в жертву", чтобы избежать еще больших жертв на других участках и крушения всего фронта. Тогдашняя ситуация, замечает Паулюс, не могла оправдать самовольных действий на передовой линии фронта, ибо субъективно осознанная безвыходность положения, сулившего гибель или плен, еще не давала сознающему свою ответственность командующему права нарушать приказ. В тех условиях ни армия, ни народ не поняли бы подобных действий, поскольку это по своим последствиям было бы "революционным политическим актом против Гитлера". К тому же, по мнению Паулюса, самовольная сдача позиций в Сталинграде дала бы Гитлеру повод свалить всю вину за начавшее уже вырисовываться военное поражение на генералов, тем самым, создав почву для новой легенды об "ударе кинжалом в спину"{152*}. Политические намерения, как заявляет Паулюс, были чужды ему. "Я был солдатом и считал тогда, что служу своему народу именно тем, что повинуюсь приказу".
