Порочная методика Гёрлица
Ценность документов, опубликованных в сборнике "Я выполняю приказ", контрастирует с ненаучным методом работы его составителя. Методика Гёрлица не может не вызвать самых решительных возражений, Это прежде всего относится к его безответственному, чтобы не сказать кощунственному, обращению с документами, вышедшими из-под пера покойного Паулюса. Читатель, интересующийся историей, естественно, хотел бы ознакомиться с этими записями в их первоначальном виде и узнать о том, где и при каких обстоятельствах они были составлены. Однако Гёрлиц часто оставляет его в полном неведении относительно того, какие из документов являются оригиналами Паулюса, какие составлены со слов фельдмаршала и где речь идет о вставках и дополнениях, внесенных чужой рукой. Составитель перекраивает источники по собственному усмотрению, и этот недопустимый произвол значительно снижает ценность многих из них. Так, например, желая расположить материал по определенной принятой им схеме, составитель произвольно разделил "Принципиальные замечания" Паулюса на несколько частей, дополнив каждую из них другими документами и свидетельствами, почерпнутыми из иных источников, не имеющих отношения к этой записке. Некоторые сообщения и записи Гёрлиц скомпоновал сам из документальных фрагментов, написанных в разное время, не всегда ссылаясь при этом на соответствующий источник. В отдельных случаях прямо в текст Паулюса включены (опять-таки без ссылок) отрывки из бесед покойного фельдмаршала с сыном в период его пребывания в Дрездене, восстановленные последним по памяти, и даже вставки самого составителя.
Изучая отрывки из дневников, опубликованные в сборнике, читатель с чувством тягостного недоумения обнаруживает, что Гёрлиц в ряде случаев комбинирует записи двух, а то и нескольких различных авторов. Так, в частности, выдержки из оперативного журнала 4-го воздушного флота даны вперемежку с отрывками из личного дневника его командующего генерал-полковника Рихтгофена, причем из-за отсутствия соответствующих ссылок точное происхождение некоторых записей трудно установить. Что касается произвольной разбивки документов и многочисленных подзаголовков, втиснутых в текст, то остается невыясненным, в каких случаях это сделано самим Паулюсом, а в каких - составителем сборника. Вообще избранную Гёрлицем схему расположения собранного им обширного документального материала и его собственных комментариев вряд ли можно признать удачной. Читателю нередко приходится блуждать без проводника в лабиринте, составленном из цитат, авторских примечаний и вставок.
Как уже отмечалось, личный архив Паулюса небогат, а других источников, иллюстрирующих процесс принятия решений командованием 6-й армии и освещающих вопросы руководства ее операциями, весьма немного. Поэтому остается только пожалеть, что Гёрлиц не поместил во второй части своей книги полные тексты всех использованных им документов. Я здесь имею в виду, прежде всего, записи бесед покойного фельдмаршала со своим сыном, а также заметки, предоставленные в распоряжение составителя генералом Шмидтом. Надо полагать, эти заметки главного советника Паулюса - начальника штаба 6-й армии, который в Сталинградском "котле" нес вместе с командующим армией основную ответственность за разработку и проведение в жизнь главных оперативных решений, содержат много ценных данных. По всей вероятности, именно точка зрения Шмидта предопределила в значительной степени характер комментариев Гёрлица. Поэтому составителю следовало бы свести воедино все имевшиеся у него высказывания Шмидта и полностью поместить их в книге. Так или иначе критически мыслящий читатель не получает исчерпывающего представления об этих двух важных источниках и лишен возможности проконтролировать работу составителя.
Военные историки считают, что Гёрлиц недостаточно компетентен в оперативных вопросах. В специальной литературе не раз указывалось также на многочисленные ошибки и неточности, допущенные составителем в описании событий{121}. Но, на наш взгляд, еще больше должен насторожить читателя тот факт, что Гёрлиц - этот публицист в роли ученого-исследователя - не обнаружил большого желания непредвзято проанализировать литературу о Сталинграде и соответствующие документальные источники во всей их совокупности. Обработав на скорую руку и опубликовав собранные материалы, он оказался не в состоянии прокомментировать их всесторонне с должной объективностью и с беспристрастием подлинного историка. Весьма примечательно, что Гёрлиц, затратив много труда на изыскания не известных дотоле источников и собрав ряд ценных фактических данных, не счел в то же время необходимым обратиться к одному из важнейших источников, который был для него вполне доступен: он не привлек к своей работе генерала Зейдлица и даже не проконсультировался с ним. Судя по всему, Зейдлиц был и остался в его глазах фрондером, бунтовщиком, нарушившим воинскую присягу, и к тому же одним из подчиненных командиров соединений, не игравшим самостоятельной роли и не обладавшим достаточно широким кругозором, - одним словом, человеком, мнение которого можно не принимать в расчет.
Однако по соображениям объективности и, более того, элементарной порядочности Гёрлицу следовало бы, во всяком случае, поинтересоваться точкой зрения Зейдлица, который, командуя под Сталинградом армейским корпусом, был одним из главных участников сражения и вдобавок принадлежал к числу наиболее опытных генералов германской армии. Вместо этого составитель некритически воспроизвел в своей работе бытующую в немецкой литературе о Сталинграде ложную трактовку роли Зейдлица, да еще и от себя добавил в его адрес несколько пренебрежительных слов. При этом он с подозрительной поспешностью сослался на сомнительную и, по сути дела, продиктованную личными соображениями характеристику Зейдлица как человека, которую дал Герман Теске в своей книге, вышедшей в свет значительно раньше. (Кстати сказать, Гёрлиц приводит это место из книги Теске и в посвященной Сталинграду главе, написанной им для сборника "Решающие битвы второй мировой войны", где оно уже совершенно не ко двору{122}.) Теске во время кампании на Западе был начальником штаба дивизии, которой тогда командовал Зейдлиц. Он с похвалой отзывается о "ясном и трезвом" уме своего бывшего командира и пишет, что "Зейдлиц умел разобраться в сложнейшей обстановке, подчас с поразительной легкостью". Однако наряду с этим Теске утверждает, что его генерал не пользовался популярностью у своих подчиненных и что "известный комплекс неполноценности и пожилой возраст не давали ему развернуться". К тому же Зейдлиц был, по мнению Теске, недостаточно интеллигентен и, не обладая большими духовными запросами, охотно перенимал чужие мысли, если их излагали с достаточной убедительностью. (См. Тeske, Die Silbernen Spiegel. Generalstabsdienst unter der Lupe, Heidelberg 1952, S. 68 f.)
