Утром, когда шум в келье затих, ОН с огнеметом наготове встав напротив двери, велел Плешивому осторожно приоткрыть дверь.
Сапога в келье не было. Зато все стены были затянуты тонким серебристым налетом, словно всю келью изнутри покрыли ртутью. Когда ОН выстрелил в открытую дверь из огнемета, серебристая паутина, словно стремительно захлопывающаяся пасть, устремилась со стен к центру, захватывая огненный плевок огнемета в сияющую адским огнем сферу...
Плешивый тогда еле успел захлопнуть дверь в келью. Потом ОН сказал, ЧТО им повезло, если бы двери в приюте не были герметичными...
С тех пор неузнаваемо трансформировавшийся Сапог живет замурованным в самой дальней келье, и иногда, по ночам, можно слышать тоскливый сладостно-нечеловеческий вой - это плачет в неутолимом вожделении, теперь абсолютно автономная, и возможно даже бессмертная, душа Сапога.
- Ты трусишь? - осторожно спросил у Плешивого Трепло, отчетливо чувствовалось, что сам он - в данную минуту - ответил бы на аналогичный вопрос положительно.
- Я ходил в город десятки раз, - почти уверенно произнес Плешивый, в деревню тоже...
- А к озеру? - совсем неуверенно спросил Трепло.
- И к озеру, - тоже неуверенно сказал Плешивый, - пару раз...
- Но ведь не ночью же?!! - вдруг жалобно проскулил Хромой.
Здесь Плешивому крыть было нечем и он промолчал. Но через мгновение Плешивый словно человек стоящий на краю пропасти и испытывающий непреодолимое желание шагнуть в бездну непроизвольно выпалил:
- А мне плевать: день или ночь!
Отблеск тайны, оттененной страхом, манил, словно огонь костра притягивающий обезумевших насекомых. Страх, подымающийся из мрачных глубин подсознания, гипнотизировал и подталкивал к самоуничтожению...
Было решено идти к озеру нынче же ночью. Часа через два-три, когда ОН уже ляжет спать и не сможет помешать безумному мероприятию.
Трепло, спровоцировавший всю эту дьявольскую затею, готов был забиться под койку и тихо скулить там от всепоглощающего ужаса. Хромой был бледен и несколько раз отлучался в санблок, похоже его, то ли тошнило от страха, то ли прихватило желудок.
Лишь Плешивый, с фатализмом приговоренного к смертной казни, методично паковал вещмешок. Словно двухдневный запас пищи и старый, но ухоженный автомат могли стать панацеей от всех гипотетических бед.
- Ты бы еще смену белья прихватил, - вяло сострил Трепло, - неровен час кто-нибудь из нас обделается.
Хромой слабо ойкнул и вновь метнулся в санблок.
Так или иначе, в сумерках они вышли. Дежурный у шлюза лишь испуганно похлопал глазами, когда Плешивый поймав его за шиворот прошептал:
- Если подымешь шум, сам знаешь, что тебя ждет!
Дежурный поспешно закивал: был он почти такого же возраста, как и Хромой, поэтому субординацию - чтил свято.
- А если, паче чаяния, кто спросит, - отечески ухмыльнулся Трепло, ты лучше скажи, что вздремнул на посту и ничего не видел. Дешевле отделаешься!
Дежурный все еще хлопал в растерянности глазами, когда три фигуры скользнули в проем шлюза и растворились в лиловых сумерках.
В Приюте жизнь затихала рано, но до озера надо было идти часа полтора, так что, когда они туда доберутся, уже совершенно стемнеет.
Шли не спеша: впереди Хромой, задававший темп, слегка припадающий на левую ногу (три года назад Конопатый во время жестокого приступа клаустрофобии пытался взорвать шлюз... Несколько воспитанников, в том числе и сам Конопатый, поплатились за это жизнью, а Хромому повезло, он отделался сломанной ногой). Следом за Хромым, словно сомнамбула, отрешенно топал Трепло, для него этот выход был уникальным событием, Трепло после мытарств с родителями по зоне заработал нервное расстройство, прямо противоположное послужившему причиной трагедии с Конопатым - боязнь открытого пространства - агорафобию. Трепло действительно старался из бункера не выходить, а если ненадолго и высовывался, то, как и сейчас, исключительно в сумерках. Последним шел Плешивый, ласково поглаживая ствол автомата и исподлобья поглядывая по сторонам. Плешивый фобиями не страдал, но все равно ему было не по себе. Идея - ночью пойти к озеру - несомненно была полнейшим безумием.
Внезапно Хромой громко ойкнул и остановился. Трепло втянув голову в плечи затравленно озирался по сторонам, словно собирался бежать сразу на все четыре стороны одновременно.
- Ну, что еще? - хмуро спросил Плешивый, голос у него предательски дрогнул. - Так мы и до завтра не доберемся.
Хромой молча ткнул дрожащим пальцем вперед. Среди блестящих оплавленных бетонных сталагмитов ясно можно было различить осязаемо плотную тень.
- Тьфу! - в сердцах сплюнул Плешивый. - Это всего лишь "потерянная душа". Их тут пруд пруди! От них только кожа чешется, если вляпаешься ненароком.
- А почему я их никогда не видел? - сдавленно пролепетал Хромой.
- Потому, что ты ночью из приюта не выходишь! - раздраженно буркнул Плешивый. - А они только ночью "пасутся". А днем заползают под камни.
Плешивый не сказал, что когда он с отцом настоятелем задержавшись в деревне и не успев засветло вернуться в приют первый раз натолкнулся на потерянную душу, то орал не хуже Хромого. От потерянных душ всегда пахло могилой. Трепло, как ни странно, все еще держался вполне прилично.
"Наверняка врет он насчет своей агорафобии, - равнодушно подумал Плешивый, - видать просто от работы отлынивает."
Плешивый посмотрел по сторонам: от большинства домов остались лишь странные оплавившиеся разнокалиберные бетонные столбы, похожие на карикатурные фаллосы. Другая окраина города сохранилась гораздо лучше, но в ветхих каменных джунглях обитало такое... Куда там всяким потерянным душам.
Плешивый вновь сплюнул и проворчал сквозь зубы:
- Ну что, поворачиваем оглобли?
И вновь бес противоречия заставил Хромого и Трепла с усилием разлепить побелевшие губы и почти хором сказать:
- Нет!
- Ну, нет - так нет, - с досадой буркнул Плешивый и подтолкнул Хромого в спину стволом автомата. - Давай топай тогда вперед, да не заори с дуру, когда увидишь Всадника, а то жахнет инфразвуком, потом штаны три дня отстирывать будешь!
