Мы подали паспорта, получили карточки с номером. Прием был назначен на десять утра. Мы, конечно, пришли заранее, но не слишком, чтобы не напрягаться от длительного ожидания.

Как и в первый раз, никакой очереди не было. Человек десять посетителей, среди которых трудно было отличить наших коллег-беженцев от прочих людей, пришедших, например, за информацией. Компания была многонациональная, но не буйная, не похожая, по нашим представлениям, на толпу беженцев, в панике спасающихся от войны и голода.

На середину зала периодически выходили сотрудники, называли имена и фамилии. Сидящие в зале спокойно поднимались и шли в указанном направлении, готовясь к казни или милости. Точно также пришли и за нами. Женщина средних лет с коротким русым ежиком на правильном русском назвала нас и улыбнулась, наткнувшись на наши испуганные взгляды.

– Пройдемте со мной, пожалуйста. Меня зовут Ольга, я буду вашим переводчиком, – говорила женщина спокойным голосом, ведя нас в недра здания.

Мы шли мимо небольших кабинетов с застекленными перегородками. Это было похоже на посещение отдела универмага, где продавались телевизоры: звук выключен, но картинки на экранах самые разнообразные. Где-то мать успокаивала ребенка, где-то служащий подавал стакан воды плачущему арабу. В другом телевизоре пожилая женщина уронила голову на стол, а переводчик положил ей руку на дрожащие плечи. Какие-то кабинеты пустели, где-то за столом сидели работники, сосредоточенно глядя на экраны компьютеров, внося данные в базу или, может быть, раскладывали пасьянс.

Один из кабинетов наверняка предназначался для нас, но мне бы хотелось вечно идти по этому коридору, лишь со стороны наблюдая за чужими историями, горькими и болезненными, заставившими людей собрать пожитки в узел, схватит детей в охапку и сорваться с насиженного места.

Мы вышли вымотанные, осунувшиеся, вцепившись друг в друга. Пройдя несколько кварталов, зашли в кафе. Выпили коньяку. Наступило облегчение, хотелось смеяться.

– Ты плакала?

– Да, напряжение выралось наружу. Думаю, получилось правдоподобно.

– Было заметно, что они после тебя как-то немного растерялись. Ты точно их убедила. Мне уже и не надо было пережимать. Всё, как планировали – оставалсь подкрепить твои слезы здравыми размышлениями. Вроде бы, нам поверили и посочувствовали.

Немного передохнув, мы поехали в Красный Крест за дальнейшими инструкциями. Оказалось, что многие сотрудники этой всемирно известной добровольческой организации, к нашей радости, прилично владели английским языком, который, как мы уже поняли, не был особо в почете у большинства испанцев.

Пожилой длинный человек, похожий на исхудавшего тролля с редкой бороденкой, выписал нам по направлению в поликлинику – страна должна знать, с какими сюрпризами мы в неё пожаловали. Выслушав наш жалостливый рассказ о том, что жить нам больше негде, он сделал несколько звонков, после чего выдал ещё одну бумажку с адресом хостела, объяснив, что там мы будем пребывать до получения результатов анализов и принятия предварительного решения по нашему вопросу.

– Но у нас нет денег, мы думали, нас направят в центр.

– В центр вы попадете, если ваше дело примут на второе рассмотрение. А хостел вам пока оплачивает Красный Крест, так что не волнуйтесь.

Выйдя на улицу, мы, как обычно, начали бурное обсуждение.

– Значит, мы сейчас уже ждем какого-то решения?

– Получается, что так. Об этом я тоже читала. Это самый первый этап. Смотрят наше дело поверхностно, чтобы только понять, есть ли вообще прецедент или нет его.

– То есть, кого-то могут сразу же после этого этапа отослать домой?

– Я думаю, таких очень даже много. Сомневаюсь, что у всех есть реально оправданные основания для подачи запроса на убежище.

– А у нас они есть.

– Я в этом уверена. Нас так быстро не выпроводят.

Хостел располагался в самом центре города, неподалеку от полюбившегося нам района Чуека, у станции метро «Трибунал».

Там мы впервые столкнулись с проблемами испанского отопления и с их тотальной неподготовленностью к возможным похолоданиям. Ночью мы околели, и на следующий же день понеслись в ближайший супермаркет за обогревателем. Масляные радиаторы показались нам очень дорогими и объемными, а обычные, электрические, со спиралью – вполне доступными и компактными. Один из таких и взяли. Но, как выяснилось этим же вечером, сюрпризы ещё не кончились. Всякий раз, как мы вставляли вилку обогревателя в розетку и нажимали на заветную кнопку «вкл.», в хостеле вырубался счетчик. Хозяйка выскакивала из своей коморки и носилась по этажу, не понимая, что происходит. Мы же сидели, как замерзшие мыши, тихонько хихикая. Чтобы обогреться хоть немного, приходилось хитрить. Сначала мы выключали свет в коридоре и в общей душевой. В комнате тоже сидели без света и какое-то время не пользовались ноутбуком. Только так счетчик мог терпеть хоть какое-то время, но всё равно через полчаса кто-нибудь заходил душ или включал свет на этаже, и тогда история повторялась.

– Интересно, что было бы, если бы мы, как настоящие советские туристы, привезли бы с собой кипятильник?

– Сожгли бы проводку в центре Мадрида перед самым Рождеством.

Позже это вспоминалось с улыбкой и даже с какой-то грустью. Не смотря на дискомфорт от холода, отсутствие уюта и, особенно, внутреннее беспокойство, связанное, конечно, с бесконечным ожиданием, нам было хорошо вдвоем. Страшно и весело от той смелости, которая нас заставила пойти на этот шаг. Неустроенность была ценой за те перемены, которых мы ждали, на которые надеялись.

Мы лежали в темноте, заложив руки за головы, под стрекот вентилятора, разгоняющего тепло от раскаленных пружин обогревателя, смотрели в едва освещаемый из окна потолок, представляя на нем алмазы звезд, и мечтали.

– А потом ты женишься на мне?

– Конечно.

– И будет свадьба?

– У нас будет роскошная свадьба, много гостей, и будет даже путешествие после неё. А ты мне родишь сынишку…

Уже засыпая, я продолжала волноваться:

– А если придут тараканы, когда я усну?

– Я спасу тебя.

– Ты не боишься? Ты ничего не боишься.

– Боюсь, но не тараканов.

Ночью к нам всё-таки забегали наши младшие усатые братья, шуршали чем-то в мусорном ведре, вели беседы. Я не знала об этих ночных посещениях, иначе у меня, наверное, был бы шок, и я бы спала стоя, обутая и одетая.

Душ был всё время занят какими-нибудь смуглыми товарищами с островов. Надо сказать, что все наши соседи были из Африки. За стенкой они до глубокой ночи буянили.

– Что они там делают?

– Дерутся, наверное.

– Не похоже, шума нет – только голоса.

– Разговаривают.

– Хорошо хоть мы смысла не понимаем.

– Долго мы ещё здесь будем?

– Получим результаты анализов и первый ответ.

– А потом?

– Потом, если не депортируют, то поселимся в тихом, спокойном центре для приема беженцев, где не будет тараканов и шумных африканцев.

– Но ведь они такие же, как и мы – они запрашивают убежища. Значит, они тоже переселятся с нами в наш тихий центр.

– Главное, чтобы тараканы не переселились.

– Да, хуже этого ничего не бывает.

– Знаешь, когда я была маленькой, мы верили, что если прикоснешься к чернокожему человеку, то можно загадать желание и оно обязательно сбудется.

– Правда что ли? Ну, вы прямо как дети в Индии, которые белых людей за волосы трогают.

– Да, мы так думали, но это же в детстве было.

– Я понимаю, что в детстве. У меня тоже оно было, но я такого что-то не помню.

– А здесь их вон сколько! Представь, сколько желаний могло бы сбыться.

Зачитав брошюру до дыр, мы могли щеголять цитатами из неё. Первый этап – две недели. Первый просмотр дела. Если через две недели не депортируют на родину, посчитав запрос убежища безосновательным, то есть шанс задержаться здесь на пару месяцев. Через два месяца новое собеседование, второе рассмотрение и продление пребывания в случае положительного решения. Далее периоды удлиняются, а пристальность изучения, соответственно, усиливается.