Пошли пешком по обугленным улицам. Какая-то опустошенная тишина стояла на улицах Харькова. На нескольких кварталах не встретили ни души...
По дороге шли две старушки...
- Ох, скорее бы смерть пришла, - ныла одна, скользя по выбитой мерзлой мостовой.
- Не спеши, помрешь еще! - вызывающе бойко крикнула другая.
Украинский партизанский штаб мы нашли скоро. Обычная деловая обстановка.
Дежурный, начальник питания, часовые у входа. Показался дежурному, получил койки и талоны... Дела всего было на полчаса...
- Вас вызывает генерал, - запыхавшись, сказал дежурный офицер.
Начальник Украинского партизанского штаба Тимофей Амвросиевич Строкач поднялся мне навстречу и приветливо протянул руку...
- Слыхал, много слыхал о вас...
Генерал Строкач - лицо известное всем партизанам Украины. Нам не довелось встретиться перед Карпатским рейдом. Я вылетел в Москву тем же самолетом, каким прилетел к Сабурову и Ковпаку начальник Украинского партизанского штаба. Когда же я вернулся и на марше догнал отряд, Строкача уже не было - он совершал поездку по Полесью из одного соединения в другое. От Сабурова к Бегме, от Бегмы - к Федорову. Из вражеского тыла он выбрался на самолете с Демьяном Сергеевичем Коротченко - "товарищем Демьяном", пробывшим в отрядах более двух месяцев...
Но только после войны, встретившись как-то с летчиками и с начальником штаба полка Гризодубовой, я узнал подробности того, каким образом пришлось заканчивать "товарищу Демьяну" свою служебную командировку в тыл врага.
Когда были просмотрены и составлены планы, даны задания, проверено их исполнение, ряд соединений (Ковпака, Мельника, Наумова, Шукаева, Буйного) двинулись на юг и уже были в рейде. Федоров пошел на запад. Народу в партизанском крае стало вдвое-втрое меньше. Половина сабуровцев действовала диверсионными группами вдалеке от штаба.
Враг уже давно стягивал к Припятскому бассейну свои войска. Но они опоздали. Вся колоссальная подготовительная работа ЦК КП(б)У и Украинского партизанского штаба была закончена. Основные силы партизан были уже в пути к своим, неведомым врагу целям. Пребывание в тылу врага Коротченко и Строкача сейчас уже не вызывалось необходимостью. Руководители собирались отъезжать на Большую землю.
Гитлеровское командование разработало концентрический удар и начало быстро стягивать петлю сразу со всех сторон. Бросило на блокировку подвижные части, и все устремилось к партизанскому штабу и партизанскому аэродрому. Немцы наступали и днем и ночью. Сабуровцы сражались как львы, но немцев было во много раз больше, и на третьи сутки они уже пробивались к аэродрому.
Аэродром пришлось оставить. Около полумесяца отбивались, маневрируя, сабуровцы. Немецкое командование, видимо, знало, что в соединении Сабурова действуют крупные советские руководители. Поэтому они стремились во что бы то ни стало разгромить отряды Сабурова. А до этого войскам была поставлена задача - не дать ни одному советскому самолету совершить посадку в Полесье.
Хитрыми уловками, мелкими, но неожиданными налетами, засадами сабуровцы измотали немецкие войска. Техника немцев рвалась на минах. Солдаты обессилели в погоне за неуловимым противником. Они так же, как солдаты Кригера в Карпатах, стали морально сдавать.
Тайком, тщательно маскируясь, удалось нащупать площадку для приема самолетов. Неудобную, на песке, - длинную поляну. С большим риском на ней можно было посадить машину. Дело осложнялось еще тем, что летом самолеты летали к партизанам "с подскоком" и в обратный рейс уходили на другую ночь. На партизанских аэродромах дневало иногда по нескольку самолетов. Короткой летней ночи хватало только на один конец. В самую рискованную ночь, когда уже немецкие автоматчики подошли к сабуровскому аэродрому и невдалеке от костров шлепались мины, за час до рассвета совершил посадку наш самолет. Один из лучших летчиков полка Гризодубовой - Феофан Родугин - привел машину по заданию товарища Хрущ?ва. Товарищам Демьяну и генералу Строкачу было приказано немедленно вылететь на Большую землю.
В том, что удастся удержать до следующего вечера аэродром в своих руках, а тем более сохранить машину Родугина способной для полета в далекий шестичасовой рейс, уверенности не было. Где-то в лесу ворчали моторы немецких танков. Минеры кидались им наперехват, но по лесу сплошными цепями шла немецкая пехота с собаками, миноискателями, минометами. Пьяная и нахальная. Было только два выхода из создавшегося положения. Либо сжечь самолет и пробиваться через немецкую облаву, либо поднять самолет в воздух с расчетом уйти от наземной облавы, но через полчаса-час попасть в облаву вражеских истребителей. Уже когда розовела утренняя заря, Феофан Родугин поднял с песчаного грунта самолет и повел его на бреющем над опешившими от неожиданности немецкими войсками.
- Прорвались! - сказал Родугин через десять минут, выходя из кабины летчика.
Наверху сразу посветлело, а через несколько минут лучи солнца позолотили крылья машины.
- Запрашиваю Москву, - доложил командир корабля генералу Строкачу.
- Что дает Москва?
Родугин виновато развел руками. Это означало - связи нет.
Да Строкач и сам знал: когда брезжит заря - утомленные почти суточной работой аэродромщики, офицеры штабов идут на отдых. Надо и им эти несколько часов поспать. В десять ноль-ноль начнется снова трудовой день, который окончится только завтра на рассвете. Только дежурный радист держит точную связь с самолетами, ночью перелетевшими через фронт и сейчас подходящими к своим аэродромам.
- Навряд ли сейчас кто-нибудь ожидает нас в воздухе за пять часов лету над немцами, - сказал Строкач командиру корабля.
- Попробую еще связаться, - словно провинившись в чем-то, ответил летчик.
- Попробуйте...
Товарищ Демьян сидел на жесткой скамье и сортировал какие-то заметки и бумаги. Видимо, смотрел, что нужно уничтожить в случае аварии, а что беречь до самого конца.
И вот тут-то и случилось то, о чем рассказывал мне начальник штаба Гризодубовой.
"Дежурила у нас в тот день радисточка одна. Все мы ее звали Наташа - "Золотые ушки".
