Размахнувшись, я прикладом высадил первое попавшееся окно. Сунул голову в хату. У самого окна стояла широкая семейная кровать, вздыбившаяся перинами. Такие бывают в Польше. Под периной лежала женщина. В самом уголке кровати я заметил худощавого мужчину, дрожавшего от страха.
Крикнув что-то успокоительное женщине, от чего она, вероятно, испугалась еще больше, мы с Горлановым пытались вытащить бормотавшего католические молитвы хозяина. Стараясь изо всех сил убедить его, что ему ничего не угрожает, мы совали ему под нос автомат и просили, умоляли об одном:
- Выведи нас на мост через Прут. Быстрее! Кратчайшим путем. Понимаешь?
Наконец он понял.
- Маричко! Я зараз врацам. Покаже паном, цо им тшеба, - и вылез к нам через вышибленное окно.
Предводительствуемые этим белым "привидением", мы бросились к мосту через Прут.
- Скорее, пока его не заняли немцы!
Я взглянул на часы. Бой продолжался не более десяти минут.
К мосту мы поспели раньше немцев. Дали три условные ракеты. Понимая, что Руднев, ведший сзади колонну, может не поверить такому быстрому захвату моста, я пустил в небо несколько очередей. Пусть услышит звук советского автомата.
- Цо пан каже робить далей? - спросило белое "привидение".
- Беги домой! Беги скорее к себе и кричи: "Передать комиссару: мост захвачен!"
Повторяя про себя, как молитву, эти четыре слова, обрадованный проводник исчез в темноте.
Горланов со своим взводом уже занял оборону на противоположном берегу Прута. Третья рота в городе весело перекликалась озорным фырканьем автоматов. Через полчаса к мосту стали подходить выходящие из боя группы.
Станция была захвачена Матющенкой почти без боя. Минутная задержка произошла из-за подошедшего в это время эшелона. Но он шел порожняком. Небольшая группа фашистов на вокзале почти не оказала сопротивления и была перебита. Штаб группировки генерала Кригера охраняла всего одна рота немцев и два танка. Они были сожжены во дворе, где ночевали танкисты. Попутно хлопцы разбили несколько немецких магазинов с продуктами. Народ бросился на еду, забыв о генерале Кригере. Бойцы выходили к мосту, жуя на ходу.
Откуда-то из переулка выскочил Володя Лапин с огромной банкой варенья в руках. Рядом с ним бежала радистка Анютка.
- Подполковник! Варенье настоящее, малиновое... Попробуйте! кричала она мне, еще не дойдя до моста.
Мне было не до варенья. Что-то неладное почуял я впереди. Проводников раньше нельзя было добыть. А сейчас из Заречья, предместья Делятина, разбросавшего за Прутом свои хаты, в нашу сторону по одному, а то и группами бежали гуцулы. Некоторые тащили домашний скарб, другие бежали с пустыми руками. На вопросы отвечали одно: "Ниц, не знаем". Но я чувствовал - там, впереди, куда должна направляться наша колонна, засел враг. Спасающийся или изготовившийся к прыжку?
Из боя стали выходить все большие группы бойцов. Я направлял их вперед за двести - триста шагов от моста с приказом занять оборону. В конце Заречья образовалась внушительная цепь. Теперь уже была полная уверенность, что мы удержимся. Но вот пробьемся ли?
Вскоре на шоссе показался комиссар. В кожаном пальто, подтянутый и бодрый.
- Здорово вышло у тебя с мостом! - радуясь успеху, крикнул он. - Я даже не поверил ракетам. Но потом слышу очереди нашего автомата. Это ты стрелял?
Руднев остановился и пожал мне руку.
- Да, что за психа в кальсонах ты прислал ко мне? Хлопцы чуть было его за фашиста не приняли. Но он так радостно кричал: "Передать комиссару: мост захвачен", что я понял, это твои штучки.
На возбужденных лицах стоявших вокруг бойцов была написана радость победы. Это была победа Руднева, его военного таланта, его ума и сердца, учета психологии врага и понимания души своих партизан!
Мы простояли на мосту четверть часа. Руднев, провожая взглядом уходивших за мост бойцов, все больше хмурился. Мы не сразу заметили новую угрозу, нависшую над отрядом. Было в эту ночь одно обстоятельство, которое даже и комиссар не мог учесть.
Как только проходила первая вспышка нервного подъема, на людей нападала страшная сонливость. Мы видели, что никто не в состоянии побороть ее. Многие бойцы ложились тут же у моста, другие, свернувшись калачиком в кювете, сразу засыпали. Командиры рот, пытавшиеся разбудить людей, беспомощно разводили руками. Это был даже не сон, а какое-то оцепенение.
- Ночи осталось не больше полутора часов. Надо вырываться вперед! вздохнул Семен Васильевич.
Собрав остатки двух рот, комиссар двинулся за Прут. Он весело хлопнул меня по плечу:
- Передай Ковпаку, чтобы форсировал движение! Наша взяла! Мост держи до последнего, - и, махнув приветственно рукой, он ушел вперед с Бакрадзе и Горлановым.
42
Встречный бой!
Эти два слова часто повторялись Ковпаком на совещаниях, на командирских разборах. Лицо Руднева при этом всегда становилось суровым.
Встречный бой за Делятином - это была его роковая ошибка.
Как часто вспоминаю я первое знакомство с этим богатырем русского народа и его слова: "И мертвым не прощаем ошибок".
Дорого дали бы мы, ковпаковцы, да и не только мы, чтобы ты не ушел тогда вперед после Делятинского боя. Живой, заблуждающийся, даже в своей ошибке прекрасный и самоотверженный!
"Мы и мертвым не прощаем ошибок", - учил ты нас, но тут я не могу следовать твоему правилу. Мы простили бы тебе еще многое, не прощаем одного: зачем ты ушел вперед. Ушел и погиб, умный, талантливый человечище, комиссар моей жизни, Семен Васильевич!
А больше всего не прощаем этого себе.
Встречный бой! Встречный бой был навязан нам врагом сразу же за Делятином.
Не в стройной колонне, шедшей на марше в боевом порядке, пришлось комиссару принять этот бой. Партизаны выходили из Делятина, как всегда из боя, отдельными группами: командиры растеряли своих бойцов, бойцы шли без командиров. Только небольшая группа в пятьдесят - семьдесят человек - в основном из рот Горланова и Бакрадзе - двигалась впереди. Их объединил и повел вперед Руднев.
Гуцулы недаром бежали нам навстречу. К Делятину по дороге из Коломыи, куда мы держали путь, шло подкрепление: 273-й горнострелковый полк, выгрузившись у Коломыи, на машинах двигался к штабу генерала Кригера. Колонна до сотни машин подходила из-за Прута как раз в то время, когда мы ворвались в Делятин.
