Команда передавалась по цепочке. Разрыв ликвидировали. Через несколько минут получался затор. Движение рывками раздражало людей. Соседи ругали друг друга. Задние шипели передним: "Не спеши!", передние огрызались: "Заснули, сволочи!"
Поглядывая на циферблат, мерцающий под рукавом, я видел: мы запаздываем.
И в этот миг случилось событие, и потрясшее и ободрившее нас. В ту ночь суждено нам было еще раз почувствовать и запомнить на всю жизнь, что значит быть членом советского коллектива, сыном великой непобедимой страны.
Обгоняя колонну и нарушая порядок движения, меня вскоре догнал Вася Мошин.
- Товарищ комиссар! Товарища комиссара не видели?.. - спрашивал он, ощупывая каждого бойца и обгоняя на узкой тропе по одному человеку в полминуты.
Я узнал его голос. Он был возбужден и, мне показалось, встревожен.
- Ты, Мошин?.. Зачем тебе комиссар?
- О, это вы?.. Фу, упарился... Дайте передохнуть...
Он тяжело дышал... Я дал ему хлебнуть из своей фляги.
- Надо мне комиссара найти до боя... Понимаете? Сообщение я принял важное. Для областных газет передали. Красная Армия на Курской дуге прорвала фронт... Наступают наши... Ворвались в Орел. Бои идут на подступах к Белгороду.
Да, действительно нужно было сделать все, чтобы эта радостная весть распространилась по боевым порядкам до начала боя. Мы стремглав помчались вниз, обгоняя цепочку и передавая шепотом на ходу о новой победе наших на фронте.
Наконец разведка нащупала горный ручей. Параллельно ему извивалась дорога. Она и вывела нас на Делятин.
В излучине дороги стоял Семен Васильевич. Пропуская мимо себя боевые роты, он шутками, в которых чувствовалась скрытая тревога, подбадривал бойцов. Услышав впереди голос комиссара, люди подтягивались, стряхивали сонливость и прибавляли шаг. Мы с Васей Мошиным подбежали к нему...
- Молодец, радист! Ай, молодец! - сказал Семен Васильевич.
Мы двинулись с ротами вперед. Вслед нам веселый ободряющий голос комиссара звучал сталью приказа, радостью победы.
- Вперед, орлы! Красная Армия наступает. Да здравствует Красная Армия!..
На Делятин мы наступали вместе с перешедшей в контрнаступление армией Советской страны.
41
Ударная группа на подходе к Делятину тоже разделилась на три части. Третий батальон Матющенки и комиссара Фесенки должен был захватить железнодорожную станцию. Он вытягивался влево. Несколько рот первого батальона ударом вправо ликвидируют штаб генерала Кригера. Но главная задача - захватить мост через Прут и удержать его, пока не пройдет весь отряд.
Ущелье ручья подвело нас к Делятину. На карте, которую мы тщательно изучили, все казалось простым и ясным. Когда же мы подошли к мосту, где ущелье расширялось веером, вливаясь в долину Прута, то увидали, что самое узкое место его перегорожено крутой железнодорожной насыпью с арочным каменным мостом старинного образца, похожим на те, которые встречаются на открытках с видами Швейцарии.
- Горлышко бутылки, - шепнул Горкунов.
Глаза, привыкшие к темноте в лесу, сейчас остро различали все детали моста. За его арками смутно угадывался город.
- Хорошо, если оно не закупорено, это горлышко! - продолжал Горкунов. - Стой! Слышишь? - Он схватил меня за руку и поднял левой рукой ракетницу.
Наверху слева был слышен шорох. Изредка скатывались камешки.
- Погоди. Это Матющенко по горе выводит свой батальон на станцию.
Отделению Антона Петровича Землянки я приказал подобраться к мосту по насыпи. Роты подходили по дну ручья. Где-то вверху над нами что-то железное звякнуло по рельсе.
- Гляди! - присел от неожиданности Горкунов.
На фоне неба на мосту ясно видно движение. Четыре или пять фигурок что-то тащили.
- Остановились!
Слившись в один клубок, они замерли на месте.
- Пулемет. Станковый пулемет устанавливают, - шептал возбужденно Горкунов.
Нельзя было медлить ни минуты. Я взглянул на насыпь. Хлопцы на фланге достигли только половины ее.
Подав шепотом команду, мы бегом бросились под мост. Уже не менее полусотни человек достигли узкого горлышка. Арка красивыми линиями чернела над самой головой. Только тогда зашипела где-то в небе ракета. Бегущая толпа партизан проскакивала теснину. Мы были уже в мертвом пространстве. Над самой головой бил немецкий пулемет. На нас со звоном сыпались гильзы.
- Еще теплые, - бормотнул к чему-то Горкунов. - Как бы не бросил гранату...
Трассы немецкого пулемета перекрестились с очередями наших. Вдоль полотна ударили автоматы. Это посланное мною отделение вскарабкалось на мост. Лай немецкого пулемета смолк. Словно бешеный пес поперхнулся сунутой в глотку палкой.
В сорокаметровой высоте хрип, возня, и к нам вниз один за другим шлепнулись три фашиста.
- Два сбежали. Пулемет наш! - крикнул сверху Антон Петрович.
- Оставаться до подхода обоза! Удерживать мост! Антон Петрович, слыхал? - командовал Горкунов снизу.
Выскакивая из ущелья, ударные роты, как бурный пенящийся поток, уже разливались по улицам Делятина.
- Теперь они сметут все на своем пути! Я пошел с третьей! С тобой восьмая. Сережка Горланов! Чуешь? - крикнул Горкунов. - В распоряжение подполковника!
Задержались всего на две-три минуты. Иногда это нужно, чтобы хоть на миг почувствовать, охватить слухом всю картину боя, а не только стреляющий рядом пулемет. Стрельба уходила вправо, и по множеству автоматных очередей я определил, что именно туда быстро двигался Карпенко со своей третьей.
- В чем дело? - спросил я Горланова. - Мост через Прут должен быть левее!
Горланов тоже с тревогой прислушался к стрельбе.
- И мне показалось. Но что здесь, в суматохе, разберешь?
Осмотрелись. Взлетали ракеты. Стрельба быстро удалялась. Наши шли без заминки. Начались пожары. Со мной были лишь Горланов и один взвод его роты, да Женька, мой четырнадцатилетний "адъютант", прикомандированный в последние дни ко мне комиссаром.
- Нужен проводник, товарищ подполковник, - твердил мне Горланов. Время теряем!
Мы стали стучаться в ближайшие хаты. Но перепуганный выстрелами народ сидел тихо и не отвечал.
- Что же делать? Эх, была не была...