Звено немецких самолетов - двухмоторных истребителей штурмовиков "Мессершмитт-110", сбросив бомбы, перешло на штурмовку. Затрещали по лесу малокалиберные снаряды, зафыркали скорострельные пулеметы, поливая кустарник и поляны огнем.
Сразу же после налета в санчасть начали прибывать раненые. Вначале мы даже удивились. Их было немного. Большинство из группы еврейского гетто, освобожденной нами в Скалате. Одетые в светлое, женщины демаскировали всю группу. После первой упавшей бомбы они стали метаться по лесу, чем и привлекли внимание самолетов.
- От мороки мени с бабами! Ну, що це за война, - неодобрительно качал головой Ковпак, проходя мимо санчасти.
Медсестры наскоро перевязывали стонавших женщин и детей.
Ковпак пришел в расположение беженцев. Они еще до сих пор не пришли в себя после бомбежки. Дед шел неровной походкой, опираясь на большую суковатую палку. В длинной своей шубе он был похож на попа.
Через несколько минут я услыхал в расположении беженцев из гетто команду его: "Становись!" Движимый любопытством, я подошел поближе.
Серия бомб, положенных немецкими летчиками, взрывной волной вырвала "под шнурочек" кусты, образовав длинную поляну. На ней в две шеренги было построено это довольно странное воинство. На правом фланге стояли древние старики в длинных лапсердаках. Позади - во второй шеренге женщины. Некоторые держали за руки старших детишек. А на левом фланге - девчата. Вдоль фронта взад и вперед ходил старый командир, за голову которого фашисты обещали пятьдесят тысяч золотом, и, обращаясь то к одному, то к другому, спокойно и вразумительно говорил. Иногда он тыкал палкой в землю или показывал вверх, в небо. Люди внимательно и удивленно слушали его.
- ...Вы слухайте, что я вам кажу. Это же не сопляк какой с вами разговаривает. Вот гляньте...
Он снял шапку, и пробившееся сквозь ветви солнце осветило лысину.
- Я поседел и полысел на войне. Кое-чего видел. И смерти в жизни своей насмотрелся - во, по самое горло. Так что можете положиться. Самый главный закон на войне - никогда не сигай от нее. Смело иди навстречу. Она тоже пугливая, смелых не берет. А самолет - это же дело не мудреное. Чего тут от него бегать? Ляжь - и лежи. Еще платочки всякие квитчастые, и юбочки, и тому подобное прикрыть надо. Как прикрыть? А очень просто. Веточку отломай и накройся.
Ковпак оторвал висевшую на одной кожуре перерубленную осколком ветку орешника и, подойдя к крайней девушке, взял ее за руку, отвел в сторону и поставил перед шеренгой.
- А вот теперь глядите. - Он дал ей в руки ветку.
Девушка взяла кривую, еще свежую ветвь и закрылась ею. По шеренге, недавно в паническом ужасе метавшейся по лесу, прошел шепот удивления и восторга. В рядах молодежи послышался смешок. Древние правофланговые евреи утвердительно и серьезно закивали бородатыми головами. Ковпак махнул рукой девушке.
- На левый фланг! - И она с веткой в руках побежала на свое место.
Победно оглядывая своих подчиненных, командир кинул свое любимое словцо: "Поняв? Ну, то-то". Затем снова пошел вдоль шеренги. Посмотрел на нее неодобрительно, подумал, опять пошел к правому флангу.
- Теперь вот какой у меня будет серьезный разговор. Мы люди военные. Идем на важные дела. Хоть жалко мне вас, а всех принять в отряд не могу. Каждый сам по себе пусть взвесит свои силы, примерится к этой военной жизни: по плечу она ему или нет. Решайте сами. Вот вам так прямо, по-честному, и ставлю вопрос. Кто хочет и может носить оружие - оставайся. Кто фашистов ненавидит - оставайся! Кто смерти не боится и жизнь свою за Отечество положить готов - оставайся! А кому не по силам или не по нутру это дело - не ходи с нами: так прямо и говорю - не ходи! Сейчас мы поможем всем оставшимся - разошлем по селам, у народа вас приютим. Харчей оставим. Но если в отряд поступишь, присягу приймешь, и тогда не выдержишь - на нас чтобы не был в обиде. У нас суд один для всех, кто бы ты ни был - русский или украинец, татарин чи еврей. Вот такой уговор! До вечера думайте. Посоветуйтесь со стариками. Перед вечером я к вам командиров пришлю. А теперь р-ра-зойдись!
И, повернувшись по-военному, Ковпак быстро зашагал к штабу. Шеренга рассыпалась.
А в штабе обсуждались другие дела. Несмотря на бомбежку немецких самолетов, мы все же решили не уходить сегодня из этого леса, а лишь передвинуться километра на два-три в сторону.
- Сменить место стоянки, - приказал комиссар Базыме.
- Правильно! - поддержал его Ковпак. - Большой марш не вытянем. Мешает грязь. Люди заморились. Запутаем след и - хватит.
22
Мы стояли на Збруче еще два дня. Накрапывал мелкий дождик. Рваные низкие тучи ветром относило на восток.
В полуденные часы облака поднимались выше. На миг выглядывало солнце. И, сразу вырвавшись из небесных окон, сваливались на лес немецкие самолеты. Они рыскали вдоль Збруча, шарили по опушке леса, снижались в узкую долину и с воем уходили ввысь, пикируя на Збруч. Издалека доносились глухие разрывы бомб и отдельные очереди пулеметов.
- Значит, немцы знают о нашем пребывании на Збруче, но не могут нащупать точное место лагеря, - слышал я разговоры в ротах.
- Не так-то легко обнаружить. Все-таки лес наш дружок, а не германа.
Народ повеселел.
После первой бомбежки бойцы без команды находили себе хорошие маски. Отряд вмуровался в лесную зелень, и хотя летчики наверняка знали, что где-то здесь скрываются ненавистные партизаны, но "близок локоть, да не укусишь". Фашисты попусту тратили бензин и бомбы.
На третий день тучи исчезли. К полудню листва деревьев и кустов высохла и ярко зеленела, омытая дождями. Лишь в тени желтела липкая глинистая грязь, размешанная колесами.
После полудня разведчики, рыскавшие все эти дни вокруг, пришли к штабу с добычей: на дороге, идущей с запада, она подбили две грузовые автомашины и одного оставшегося в живых фашиста привели в штаб. Допросом было установлено: немец принадлежал к тринадцатому эсэсовскому охранному полку; машины шли за боеприпасами в Тернополь из какого-то села. Название села немец не хотел или не мог сказать. В селе этом находился батальон тринадцатого полка. Прибыл он туда вчера вечером. Больше ничего от пленного добиться не удалось.
