- Атака, Радя, атака, - услышал я голос комиссара рядом с собой.
Звонкий щелк затвора и голос комиссара заставили меня встряхнуться. Немецкая цепь только подходила к опушке. Затуманившееся сознание от быстрого бега и жара, минутный бред заставили остановиться. Я прислонился к дереву. Если б каплю холодной воды!
Еще миг, и цепь немцев бегом бросится к лесу. Уже отдельные солдаты добежали к опушке. А может быть, это мне почудилось? Но нет. Рев автоматов полоснул по цепи из канавы, окаймляющей панскую рощу.
Радик закричал отцу:
- Карпенко подпустил. Ну и молодчина! Папа, смотри, смотри - на выбор бьет! Ура!
- За мной! - раздался голос Карпенки невдалеке от нас.
Искусно замаскировавшиеся автоматчики третьей роты поднялись в контратаку. Они в несколько минут смяли врага.
Руднев, Радик и я выскочили на опушку.
Равнина полого уходила вниз. Автоматчики перебегали от копны к копне. Пересекая полоски еще не сжатых хлебов, они стремительно гнали оставшихся в живых фашистов вниз. Бежать им легко. Но постепенно огонь наших автоматов слабеет.
- Карпенко увлекается! У автоматчиков патроны на исходе, взволнованно сказал Руднев.
Вырвав из блокнота листок, он на спине Радика написал записку начальнику штаба:
"Конное отделение ко мне. Повозку с автоматными патронами. Быстро! Руднев".
Карпенко азартно преследовал фашистов. Высоко держа автоматы, оберегая их от грязи и сохранившейся в хлебах росы, его орлы нажимали на врага.
Как только подошли подводы, я вскочил в одну из них на ходу. Колотилось сердце, но азарт боя влечет вперед. Комья грязи от конских копыт перелетали через повозку. Выстрелы все ближе. Пули взвизгивали высоко в небе. Мы поскакали лощиной. Но вот она изогнулась коленом. Впереди, как в сказке, выросли каменные здания, утопающие в садах.
- Третья рота в городе! - позавидовал ездовый. - Эге. Это по нас! закричал весело он и потянул кнутом по лошадиному крупу. Кони взяли галоп.
Пулеметная очередь гулким эхом отдавалась в лощине. Мы влетели в сады вовремя. Немцы стали оказывать сопротивление.
Плохо пришлось бы роте Карпенки - как раз сейчас кончались запасные диски. Но уже заговорил пулемет комендантского взвода, сопровождавший Руднева. Десять наших автоматов поддержали третью роту. Хлопцы тем временем разбивали прикладами ящики, загребали патроны россыпью в шапки, карманы, за пазуху.
Комиссар послал Мишу Семенистого в штаб с приказом Базыме выслать еще две роты на телегах.
Я прилег на командном пункте Руднева и больше ничего не помню. Очнулся лишь тогда, когда на площади толпились партизаны.
Через дорогу, нагибаясь, выскочил помощник Карпенки - Гриша Дорофеев, ленинградец, физкультурник, циркач, лихой автоматчик, по прозвищу "артист". Он выбежал из погреба и, обнимая Карпенко, что-то весело говорил ему. Из раскрытой пасти погреба выбегали один за другим хлопцы с оттопыренными карманами. Веселые, они бросались вперед, в бой. Руднев заметил, что каждый несет с собой несколько бутылок вина.
А около погреба уже хозяйничал Павловский.
- Обоз, обоз давай! Сюда! - хрипел от ярости помпохоз.
Встретившись лицом к лицу с комиссаром, он остановился и по взбешенному взгляду Руднева все понял без слов. И сразу, без перехода с высоких нот, стал говорить спокойно, вполголоса, оправдываясь:
- Понятно. Все понятно, товарищ комиссар! Но уж больно его много. В корзинках, бутылками. И-и-эх... От самого... ну як его... пола до того самого, ну, до потолка, - рядками стоят. Невозможно удержаться. Но я с-с-ча-с это дело покончу одним махом. Можете на меня положиться, - и Павловский скрылся в щели погреба.
Через минуту мы услышали из-под земли хриплый голос помпохоза.
- Выходи! Все выходи! Сейчас подрывать буду!
Из погреба выскочили карпенковцы и, смущенно поглядывая на комиссара, отходили в сторону. Еще полминуты - и под землей глухо затарахтели длинные очереди автомата. Руднев усмехнулся:
- Расстреливает бутылки!
Указав место подошедшим командирам восьмой и четвертой рот, комиссар в сопровождении связных пошел через площадь.
Хлебнув немного вермута, я почувствовал себя лучше. Бой затихал. Только на западной окраине изредка тявкал пулемет. Пулеметчик берег патроны.
Руднев, сопровождаемый связными, подошел к старинному парку. Чугунная решетка, бронзовые барельефы львиных голов с кольцами в носу на километр тянулись вдоль шоссе.
В раскрытые ворота ползком пробирались автоматчики. Аллея простреливалась пулеметом. Перебегая от дерева к дереву, хлопцы кольцом охватывали большой белый дом с колоннами. Это под его лестницей кашлял вражеский пулемет.
Сквозь редкую поросль парка видно было, как на ослепительно белой стене дворца появлялись желтые точки. Это автоматчики Карпенки расписывались на княжеских стенах, - только известковая пыль летела по ветру. Пули взвизгивали на рикошете, им вторил звон разбитого стекла.
Вот между деревьями мелькнула шляпа Гриши Дорофеева. Перебежал к круглой клумбе. Упал. Приподнялся. Раз за разом взмахнул рукой, кидая гранаты. Одна разорвалась у самой лестницы, скрежетнула осколками по пулемету. Вторая влетела на веранду и рявкнула где-то там, в середине. Фашистские пулеметчики кончены. Звон разбитого стекла затихает в глубине коридора. Только в неожиданно наступившей тишине из дворца донесся истошный детский плач.
- Не стрелять больше! Не стрелять! - крикнул Руднев.
Пройдя через ворота, он пошел по аллее. На веранду уже вбежал Гриша Дорофеев. Как всегда, он в фетровой шляпе, модном пиджачке, еле-еле застегивающемся на его мощной груди физкультурника.
Руднев быстро взбежал по ступенькам на веранду. Хрустит битое стекло под ногами.
За верандой длинный коридор. Белые стены, голубизна дверей, высокие потолки и длинная красная дорожка по всему коридору. Двери направо распахнуты. В палатах белели пустые кровати. Партизаны, вбежавшие с Дорофеевым, лазали под ними с пистолетами в руках.
Но в палатах было пусто.
Где-то в дальней комнате громко, захлебываясь, плакал ребенок и женский голос причитал:
- Хильда... Хильда...
Руднев шагнул по коридору. Его опередил Карпенко. Прикрывая собой комиссара, отталкивая его плечом, он побежал к двери. Распахнул обе половинки и, держа гранату в руках, вскочил в палату и остановился, оглушенный визгом и криком.