Пакиза...
- Пакиза. - Он негромко произнес дорогое имя, закрыл глаза. Вот сейчас выйдет из кухни, спросит, хочет ли он чаю. Конечно, хочет, только покрепче... "Отложи, пожалуйста, книгу, что за привычка читать во время еды", - скажет она.
Какая уж книга за завтраком, если рядом Пакиза...
В кране снова забулькало, Васиф прошел на кухню. Чиркнул спичкой, над газовой плитой засветилось голубоватое кольцо огня.
Вот и огонь под моей крышей.
Нет, надо решать, надо сказать ей прямо. Отдать этот второй ключ, сказать, бери этот ключ от твоего дома, нашего дома...
Васиф захлопнул дверь и вышел из дома. Он уже какими-то другими глазами смотрел теперь на улицу с желтыми, хрустящими ворохами листьев. Глазами не приезжего, командированного, а человека, для которого отныне и улица эта и город с размеренным, спокойным ритмом жизни, с витриной бакалейной лавки, где за бутылками дремлет старый ленивый кот, - его улица, его город. Сколько он здесь прожил? Несколько месяцев только, но за это время люди узнали его, да и он, Васиф, знает здесь почти каждого. Маленький городок, ничего не скроешь даже за высокими каменными заборами. Каждая новость распространяется с быстротой молнии. Вчера его с Пакизой видели на автобусной остановке. Завтра он пригласит ее в кино. А послезавтра городок накрепко свяжет их два имени... Что ж... Пусть. Уж лучше самому опередить любопытствующих земляков, их нарочито невинные вопросы. Пусть все видят. Зачем прятать счастье? Счастье... Но это дело серьезное, не слишком ли он торопится?
Васиф поравнялся с витриной бакалейного магазина. Кот, как всегда, лежал среди коньячных бутылок, не спало только разодранное в ночном бою ухо. Васиф побарабанил пальцами по стеклу. Кот лениво мигнул зеленым глазом, шевельнул хвостом.
Из магазина вышел знакомый бурильщик, улыбнулся Васифу, приветствуя. Васиф почему-то смутился, и это рассердило его. Ну вот, теперь в каждой улыбке мерещится намек. Как "человеку в футляре". Пусть улыбаются на здоровье, он не хочет, не будет ничего прятать.
И так вдруг захотелось поговорить ему с кем-нибудь, перелить переполнявшую его радость, чтоб этот "кто-то" понял, разделил, одобрил. Васиф с почты позвонил Акопу - того не оказалось дома.
Мустафа! Он, кстати, перестал терзать его расспросами, вроде в чем-то убедился, поверил. Да и сейчас об этом думалось как о чем-то незначительном.
- Алло! Друг, ты можешь сейчас прийти ко мне?
- А что случилось? К добру ли?
- Ничего. Партия шахмат...
- Прямо сейчас?! Ты что такой... Чем-то взволнованный, что ли? Говори, что случилось?
- Да, да, случилось.
- А-а-а... Знаю. Поздравляю.
- Что? Что ты знаешь?
- Про новый трест. Так и будет называться "Ширваннефть". На днях Амирзаде утверждают. Сведения точные.
- Вот за такую новость спасибо!
- Так ты, значит, не об этом? - удивился Мустафа. - Выкладывай, выкладывай, что там у тебя.
- Я... помнишь... - Васиф замялся. - Помнишь, я обещал тебе рассказать кое о чем.
Мустафа оказался неожиданно проницательным.
- Об аспирантке той? Помню. Дорогой мой, уж не влюбился ли ты? А ну признавайся, геолог!
- А что, у геолога сердца нет?
- Понял, друг. - Голос его потеплел. - Если это серьезно, говори, все для тебя сделаю. Укажи дом, сватом пойду.
- Ты пока ко мне приходи, а там посмотрим.
- Иду.
Васиф положил трубку и только сейчас заметил, что его внимательно слушали дежурные девушки-телеграфистки. Их лукавые лица выглядывали из окошечка "посылки-бандероли".
Пусть. Пусть. Теперь уже все. Он почти бегом направился к бакалейному магазину.
- Коньяк! Две бутылки!
Дома он с трудом разыскал железную тарелку, вполне заменявшую сковородку, приготовил яичницу, вымыл зелень.
В соседней квартире заплакал ребенок. В распахнутое окно было слышно, как нараспев, ласково запричитала мать. Как приятен звук их живых голосов в необжитом еще доме.
Вот у меня уже есть и соседи. И ключ от квартиры. Распутываются узлы, и счастье рядом, здесь, за порогом, оно стучится в дверь.
Удивительно счастливый сегодня день! И эта новость об организации треста.
Васиф понимал всю значительность этого события. Оно было долгожданным утверждением новых, перспективных месторождений нефти. Недра одного из древнейших районов Азербайджана открыли людям свою сокровищницу. Когда-то, странствуя по Ширванской равнине с партией разведчиков, он, Васиф, был одержим этой мечтой, даже чудаком его называли тогда товарищи. Разве не о будущих городах здесь, в степи, говорил он старому чабану, отцу Тазабея. Старик слушал его слова недоверчиво, как слушают сказку, полную чудес.
В древности здесь было феодальное государство Ширван. На перекладных добирались ко двору восточного владыки дипломаты государства Российского. А отсюда, из Ширвана, шли на север караваны с дарами юга - шерстью, серебряной утварью, домоткаными узорчатыми коврами, гнали табуны полудиких скакунов. Но русский царь со своими пушками был далеко, набеги иноземных захватчиков разоряли владения ширваншахов. Вытаптывали, сжигали посевы, увозили длиннокосых пленниц в ханские гаремы. Только в восемнадцатом веке вздохнули немного, когда ослабли путы иранского засилья. Но Ширван к тому времени уже оскудел, уже был раздроблен на маленькие ханства, которые распадались сами собой, разоренные кровавыми междоусобицами, Если бы знали ширваншахи о неисчерпаемом богатстве своей бесплодной, опаленной солнцем земли...
Мустафа вошел без стука. Его густой баритон, казалось, заполнил все углы пустой квартиры.
- Чую запах паленого!
Васиф обрадовано помахал рукой.
- Верно чуешь. Сам хаш варю. Пропах весь.
- Нет, дорогой, - усаживаясь прямо на подоконник, возразил Мустафа. От любви горишь, думаю.
- Конечно. Знаешь старинную пословицу? "Прибежал на запах шашлыка, оказалось - осла клеймят". Так и сейчас...
Друзья рассмеялись. Васиф поднял над шипящей сковородкой крепкие, волосатые руки с резко выделяющимися венами.
- Когда вожусь над огнем, обязательно подпалю свою шерсть. Вот тебе и весь секрет. Картошку жарю, а люди принюхиваются с аппетитом - хаш, мол, готовит.
Мустафа кивнул на плечи Васифа, из-под белой безрукавки выбивались пучки порыжевших на солнце волос.
