- Не надо, Балахан. Ни к чему начинать снова этот разговор.

Заметив, что Васиф нахмурился, Балахан заговорил другим тоном:

- Конечно, я понимаю, и такая берлога имеет свои прелести. Тем более для холостяка, - он похлопал Васифа по спине.

Васифу вдруг вспомнились резкие, запальчивые слова Акопа о Балахане. Если все, что говорил Акоп, правда, то с халаоглы порядочный человек и разговаривать не должен. Васиф еще больше помрачнел. Но надо было что-то говорить, не стоять же так каменным истуканом.

- Какой прок в холостяцкой жизни? Не вижу ничего хорошего. И комната у меня, прав ты, совсем не дворец.

Балахан многозначительно пошевелил бровями, прикрыл поплотней дверь.

- Нет прока, говоришь? И комната плоха? Если так, какого дьявола ты ломаешься, когда тебя знакомят с молодой красивой женщиной? Такой лакомый кусок упустил! - Балахан молитвенно закатил глаза, чмокнул губами щепотку пальцев. - Такую женщину! Что тебе после этого сказать? Мямля ты...

Васиф вспыхнул.

- Как хочешь называй. Мямля так мямля. Только бы аферистом не прослыть.

Балахан выругался беззлобно, снова уселся на кровать.

- Эх и нудный ты человек! Иногда ломаю себе голову: как относиться к тебе, что сделать для тебя, чтоб ты был доволен? Может, ты обижен за то, что давно не навещал тебя? Но вот я своими ногами пришел, пусть не как брат, как гость. Ты еле-еле улыбку выжал, вроде и смотреть не хочешь! На что обижен? Чем недоволен? Какие-нибудь мелочи? Смотри, братец. - Голос Балахана утратил приятную бархатистость. - Трудная минута придет, позовешь меня, знаю, позовешь.

Каждое слово хлестало Васифа, особенно это покровительственное "братец". Чувствовал, не зря приехал Балахан именно в тот момент, когда заварилось дело с девятой буровой. Думалось лихорадочно, трезво, и впервые со времени возвращения стало обидно: "Что ж ты, Балахан, не отвечал на письма нежнолюбимого "братца" все эти годы? Я так немного просил - копии служебных характеристик и килограмм лука. Больше десяти писем я написал тебе оттуда. Что же ты молчал? А сейчас требуешь почтительного гостеприимства? Сейчас, когда руки опускаются от неудач. Молчи, Балахан, молчи".

- Ты знаешь, как я люблю тебя! Может быть, мысленно упрекаешь меня за то, что не помог тебе в те трудные годы? Один аллах знает, с каким риском для себя я пытался это сделать... Сердце мое было с тобой. Ты никогда не следуешь добрым советам. Помнишь, когда ты еще собирался в Кюровдаг... Я просил тебя, не бери на себя ответственность, не лезь в драку. Умей жить так, чтоб за тебя это делали другие. Что у тебя за характер?! Я так и знал, так и знал...

Васиф решительно встал, прервал Балахана:

- Зачем, скажи, пожалуйста, ты сюда пожаловал? Кто постарался, чтоб всю эту историю с девятой буровой раздуть в "чрезвычайное происшествие"? На всякий случай запомни: чужими руками я не способен жар загребать. Ни в драке, ни в чем-либо другом.

Балахан оттянул галстук, оглянулся на дверь.

- Да ты пойми... Здесь есть люди, которые не любят тебя. Только и ждут, чтобы зацепить на чем-нибудь. Я пришел к тебе, как к родному человеку. Ты пойми мое положение. Если бы ты не был мне двоюродным братом, другое дело. Я бы не так требовательно отнесся к твоему эксперименту. Разговорчики могут начаться нехорошие. А тут еще история со штуцером...

- Значит, родственные связи ставят тебя под удар общественного мнения? Верно я понял?

Балахан даже не смутился:

- Не беспокойся, дорогой.

- А мне нечего беспокоиться. Не чувствую за собой никакой вины.

- Дай бог, как говорят. Что-нибудь придумаем. Хотел тебя предупредить, в конторе мне придется говорить с тобой совершенно официально. Сделай одолжение, не обижайся.

Васиф заметался по узкой комнатушке.

- Одолжение!... Делай как знаешь, только перестань проявлять свою родственную заботу. И... давай не будем об этом.

Усилием воли он взял себя в руки. Как больной, глотнувший усыпляющий наркоз, начинает считать, Васиф заставил себя вспомнить то единственное, чем чувствовал себя обязанным Балахану: "Он не оставил мою мать... он не оставил мою мать..."

Балахан замолчал, обхватил руками голову. И Васиф почувствовал, что Балахану действительно придется что-то решать. Знал и то, что весь этот шум исподволь готовил Гамза, он-то и "просигналил" Балахану. Возможно, если эксперимент не удастся, Васифу придется искать другую работу. Нo совесть его чиста. Он не сделал ничего преступного.

Балахан поднялся, заставил себя улыбнуться.

- Я пришел к тебе с открытой душой. Ты не хочешь понять... Что делать... Как говорится, если родственник родственнику мясо сгложет, кости не выбросит. Я все сделаю для тебя, что в моих силах. До свидания, дорогой.

Он вышел, устало волоча за собой макинтош.

В эту ночь Васиф не сомкнул глаз. На совещание он пришел раньше всех, болезненно морщась от головной боли. Но Амирзаде отложил начало совещания на час.

- Так будет лучше, - объяснил он Васифу, задумчиво поглаживая лысину. Нервничаешь? Что с тобой? Я, например, спокоен.

И нервно забарабанил по столу длинными, костистыми пальцами.

Спустя час кабинет начальника едва вместил всех участников совещания. Васиф взглядом отыскал Балахана. Тот сидел рядом с начальником участка, отдохнувший, гладковыбритый.

Амирзаде предложил первым выслушать Гамзу.

Солидно откашлявшись, тот почти процитировал свой письменный рапорт о "крупной технической ошибке", допущенной геологом Гасанзаде. Нагнетание воды в ближайшие к девятой буровой скважины - дело рискованное, опасное, не опробованное. Странно, но товарищ Амирзаде, вместо того чтобы оценить его, Гамзы, бдительность, не поддержал... Тем самым способствовал подрыву авторитета Гамзы Махмудова.

- Простите, разве я неверно говорю? - тихо, вежливо обратился он к Амирзаде.

- Совершенно верная информация, - буркнул Амирзаде, глядя на него сквозь облако табачного дыма. - Я отверг ваше мнение и, к сведению товарищей, продолжаю стоять на своем.

Балахан обвел собравшихся удивленным взглядом, словно призывал в свидетели неслыханной дерзости.

Те, кто выступил после Гамзы, высказывались более осторожно, избегая каких-либо конкретных суждений. Балахан, зорко наблюдая за Амирзаде, отметил немаловажную деталь: вопреки обыкновению, управляющий промыслом не перевел телефон секретарше, отвечал лично на каждый вызов. "Интересно, чего он ждет? Может, звонка сверху? Надо бы и мне подождать..."