Главным объектом, вокруг которого разгорелся бой, стала электростанция. Захватив ее, можно было наносить удар непосредственно по городу. Во многих местах по электростанции оставалось не больше пятидесяти метров. И уже пали смертью храбрых оба близнеца, скромные, немногословные, неприметные, но одинаково храбрые Гусейн и Гасан. Уже встретился с пулей Яков Александрович, и с тяжелым ранением его унесли с поля боя. Уже наполовину поредели взводы и роты, а ощутимых результатов партизаны все еще не достигли.

Враг повсюду переходил в контратаки. Если не подоспеют резервы, фашисты укрепятся и перейдут в общее контрнаступление.

Никогда еще не было партизанам так трудно, как в этом бою. Потери были так велики, что у каждого командира ныло сердце, каждый винил себя в том, что чего-то, наверно, недосмотрел, недоглядел, недооценил силы врага, не учел его возможностей...

Если рискнуть и приподняться, можно увидеть весь город.

Триест стал неузнаваем. Дома, террасами спускавшиеся к морю, тонули в черном дыму. Самолеты врага ныряли вниз, в дым и пламя, грохот разрывов сотрясал окрестности.

Вскоре стало известно, что в самом городе в бой вступили группы патриотов. Это ободряющее известие пришло в те минуты, когда партизанам было особенно тяжело.

Валун, за которым прятался Аслан, крошился от пулеметных очередей. Пулеметчик явно охотился за Асланом. "Что ж, - решил Аслан, - хоть на время другим будет легче, отвлеку его внимание на себя".

Справа от дороги была неглубокая канава. Аслан вскочил и перебежал через дорогу. Упал. Пулеметчик, проморгавший его, сосредоточил теперь на Аслане все свое внимание. Но бил он по пустому месту: Аслан успел проползти порядочное расстояние, а немец думал, что он лежит где-то недалеко от канавы...

Отдышавшись, Аслан выглянул. Пулемет стоял почти рядом, на бугре. Еще два-три метра - и Аслан очутился позади пулеметчика. Тот, припав к прицелу, уже строчил по партизанской цепи...

Прыжок, взмах автоматом, хруст костей под прикладом - и через несколько мгновений тот же пулемет бьет во фланг фашистам. Застигнутые врасплох, немцы растерялись и, спотыкаясь, падая, побежали вдоль трамвайной линии вниз, в город.

Партизаны, воспользовавшись этим, поднялись в атаку, но откуда-то сверху свалился на них "мессершмитт", прошел над цепями наступающих бреющим полетом так низко, что видно было летчика, прострочил дорогу из пулеметов.

Аслана швырнуло на землю.

Он не знал, сколько лежал в забытьи. Очнувшись, ощупал затылок, почувствовал, что он мокрый. С трудом открыл глаза, сгоряча поднялся, пробежал метров двадцать. И тут кто-то прыгнул на него сзади, сильные руки сдавили горло. Аслана сбили с ног. Он попытался вырваться. На него снова насели. Еще миг, и от страшного удара в голову потемнело в глазах.

Когда снова очнулся, понял: руки связаны.

Ему показалось, что он сорвался в глубокую пропасть с вершины горы, на которую взобрался с таким трудом. Судьба снова жестоко над ним посмеялась. Он опять в плену... Нет, этого не выдержит никакое сердце!

И почему пули до сих пор обходили его? Хоть бы одна зацепила сейчас!

Раненного, не способного к сопротивлению, его повели в тыл. Аслан шел, не видя конвоиров, не видя ничего под ногами, и смотрел вдаль, но и там, вдали, ничего сначала не видел. А ветер стих, и солнце щедро расплескивало вокруг свои золотистые лучи. Взору Аслана - хочешь не хочешь - открылись вершины Триглава, Да, уже весна. Только у него на душе - черная ночь...

Величественный массив Триглава как бы сдвинулся с места и плыл на него. "Прощайте, горы; прощай, моя вторая родина! - мысленно говорил Аслан. Пройдет немного времени, и я перестану чувствовать, мыслить. А мои мечты? Они останутся неосуществленными. Может, о них и не узнает никто. Ну что ж... Так уж получилось. Прощай, родина. Прощай, мать. Прощай, Анита. Прощайте, верные мои друзья!"

В памяти Аслана промелькнули женщина-украинка, которую фашист застрелил за то, что она подала пленным воды, и приютившая его после побега из лагеря старуха, и пожилая итальянка, принявшая его за своего сына, и жена полицейского, оказавшая ему помощь. Зачем они это делали? Все их заботы пропали зря... "Прощайте, добрые люди!.."

Фашисты привели Аслана в какое-то здание и сдали с рук на руки немецкому лейтенанту.

- Мы тебя не убьем, если ответишь на наши вопросы, - сказал лейтенант Аслану.

- Зачем вам еще какие-то сведения? Вам надо бежать, спасать свою шкуру! - сказал Аслан, морщась от боли. - Не трудитесь, пожалуйста, от меня вы ничего не узнаете. Лучше расстреляйте сразу, и все.

- Расстрелять? - лейтенант нервно захохотал. - Нет, на это не надейся! Ха, расстрелять! Да знаешь ли ты, что мы теперь лишаем партизан такой милости? Так, сразу, мы убиваем только покорных.

- Вам виднее, - глухо ответил Аслан. - Только я ничего не скажу.

- Ничего? - угрожающе спросил лейтенант.

- Ничего.

Лейтенант расхохотался снова.

- Ну хорошо, я доставлю тебе удовольствие! - Лейтенант подозвал дюжего солдата. - Этот парень хочет поближе познакомиться с нами. Помоги ему!

Солдат щелкнул каблуками.

- Господин лейтенант, - шепотом сказал он, - партизаны опять... наступают. Пленный ранен, может, действительно расстреляем, и все?

- Замолчи! - закричал лейтенант.

- Слушаюсь!

Аслана вывели и приставили к стене. Вот он, конец! Аслан поднял голову. Его глаза были полны ненависти к проклятому врагу. Ну что же, он умрет - это ясно, но рано или поздно друзья за него отомстят!

И, подумав об этом, Аслан сказал себе: "Умирать - так с музыкой!", поборол боль и с дерзким выражением на лице громко запел:

- Аршин мал алан...

- Ага, так ты поешь? - удивился лейтенант. - Ну, теперь мы заставим тебя запеть по-другому! - Он приказал раздеть пленника.

С Аслана содрали рубашку.

- Глянь-ка, он мохнатый, как зверь, - заметил лейтенант. - Эй ты, еще раз спрашиваю: будешь отвечать на мои вопросы?

- Нет.

Непреклонность Аслана привела лейтенанта в бешенство. "Ничего, это дорого тебе обойдется, ты будешь блеять, как овца, а то и волком завоешь", думал он, предвкушая удовольствие, которое испытывал всякий раз, когда доводилось терзать жертву. Он уже приготовился начать пытку, но в это время совсем близко засвистели пули, и к лейтенанту подскочил солдат с перекошенным от страха лицом:

- Окружают. Партизаны...

- Тебе повезло, - прохрипел лейтенант в лицо Аслану. - Получай!

И выстрелил Аслану в грудь.

...Первым кинулся к Аслану Сергей.

- Как же это тебя, друг? А? - говорил он, развязывая Аслану руки. Едва ослабли ремни, Аслан со стоном опустился на землю.

Увидев подбегавшего Даглы Асада, Сергей крикнул:

- Зови медсестру, Аниту зови!

Аслан был весь в крови. Сергей разорвал свою сорочку и начал перевязывать раны, как умел.

- Потерпи, дорогой. Ничего, все обойдется...

- Сергей! - тихо проговорил Аслан. - Достань мой комсомольский билет... Кисет... тетрадь... и платок, Возьми их себе на память...

Говорить ему было трудно, и он замолчал, собираясь с силами.

- Передай Аните... Скажи ей...

Не договорив, Аслан уронил голову набок, затих.

- Аслан! - закричал Сергей, обнимая друга, и заплакал.

Анита и Даглы Асад бежали, не чувствуя под собой ног. Увидев их, Сергей закричал таким голосом, словно жизнь Аслана зависела только от прихода Аниты:

- Скорей, Анита, скорей!

В это время на площади в центре Опчины взвилось красное знамя. А на крышах и в окнах домов были видны белые флаги.

Батальон Анатолия Мирко взял-таки станцию. Большая часть Опчины была очищена от фашистов. Часть партизан пробралась в город и вела там бой.

Все складывалось как будто хорошо.

Но затем до Августа Эгона долетела страшная весть: погиб Раде... Пало более ста бойцов...

Тяжело было думать об этих людях, погибших накануне победы и так и не увидевших Триест свободным. Ни на минуту Август не мог забыть Раде - своего друга и помощника, человека, который с детства шел рядом с ним.