- Что ты говоришь? Ведь ты мой сын! Ты не узнаешь свою мать?
- Синьора, я не тот, за кого вы меня принимаете. Но все в Аслане: и рост, и глаза, и улыбка, и губы напоминало итальянке сына. Даже, как ни странно, манера говорить - вскинув голову, смотря прямо в глаза собеседнику...
- Сын мой, я тебя узнала! Я сразу узнала: только ты так размахиваешь руками на ходу...
Аслан забеспокоился - их со всех сторон обступали люди.
- Синьора, синьора я не ваш сын, - повторял он. Старушка в конце концов опомнилась, изумленно посмотрела на него. Сперва ей не хотелось верить словам Аслана, но, почувствовав, что он плохо говорит по-итальянски, она убедилась в своей ошибке. Схватившись за голову, женщина застонала:
- О, как ты похож на него! Когда же вернется мой сын?
- Моя мать, синьора, наверное, тоже терзается, как и вы, ждет... Но что я могу поделать?..
Тогда женщина стала упрашивать Аслана зайти к ней в гости.
- Хоть погляжу на тебя, утешусь.
Аслан давно уже заметил жандармов, которые пробирались к нему, таща за собой протрезвевшего продавца газет... Аслан отошел от старухи, смешался с идущими в церковь. Незаметно достал из кармана крест, повесил на шею. У входа купил свечу, зажег. Входя, как все набожные итальянцы, перекрестился перед изображением мадонны, сделал вид, что целует мраморную плиту. Подумал: "Почти как в кино... Целую плиту, целую крест. Осталось приложиться к ручке святого отца... Правду говорят: если стал мельником, так требуй зерно, Кёр-оглы*.
______________
* Кёр-оглы - герой азербайджанского народного эпоса.
Преследователи его приметили. Бесцеремонно расталкивая толпу, они ринулись к нему. Кто-то отважился, сказал язвительно:
- Напрасно вы ищете здесь кого-то. Он уже поговорил с богом, и господь простил ему грехи его... Опоздали!
Да, Аслан покинул церковь. А вскоре он покинул и окрестности поселка Святой Якоб. Возможно, мадонна ему помогла.
В ДОРОГЕ
Огромный автобус, курсировавший между Триестом и Горицией, отправился наполовину пустым.
На переднем сиденье поместились двое - средних лет немец с почти женским лицом, в очках, одетый в офицерскую форму, но без знаков отличия, и Ежа.
Занятый своими мыслями и заботами, Ежа рассеянно смотрел в окно. Потом, прислушиваясь к разговору пассажиров, оживился. Говорили о каких-то советских партизанах, об ущербе, который они нанесли немецким фашистам. Многие выражали неподдельное удивление - откуда здесь советские партизаны? Другие нарочито равнодушно пожимали плечами: в наше время все возможно.
Ежу так и подмывало повернуться и сказать всем этим людям, которые восхищались партизанами: "Не спешите с похвалами. Вы увидите, чем они кончат, эти советские партизаны. И вы еще услышите обо мне".
Сидевший рядом с Ежей немец попытался завязать с ним беседу.
- Простите, сколько отсюда до Гориции?
- Отсюда? - Ежа подумал немного, прикинул в уме расстояние. - От Триеста до Гориции по железной дороге километров двадцать пять, а по шоссейной - примерно двадцать. Железная дорога разрушена...
- Партизанами? - вскинулся немец. - Так, так... В этих местах, видимо, их много...
Ежа пристально посмотрел на собеседника, явно встревоженного.
- Вы что, недавно здесь?
- Да, - ответил военный.
- Поэтому вас все и удивляет. А мы привыкли и считаем, что ничего особенного нет. Подумаешь, партизаны...
- Это верно, - сдержанно ответил немец и плотно сжал губы, закрыв золотой зуб.
- Но все-таки, конечно, следует быть осторожным, - добавил Ежа, опасаясь, как бы немец не обиделся за неучтивость.
- Ах, поняль! Вы намекаете на мои вещи? Из-за них я можем пострадайт...
Ежа невольно улыбнулся наивности спутника и прошептал ему на ухо:
- Э, синьор, партизаны - не грабители. Они убивают из других соображений.
- О-о, я знаю. Я слышаль - тут действует некий Аслан. Говорят, он имеет обыкновение переодеваться в немецкий форма, и однажды, нарядившись офицером, инспектировал одно из наших войсковых подразделений.
Ежа напустил на себя равнодушный вид.
- Все это разговоры, - сказал он. - Вымыслы.
И опять ему захотелось признаться, что это он, Ежа, едет за головой этого самого Аслана! Но в его положении главное - уметь молчать.
Однако военный не унимался.
- Да, вы угадаль, я тут впервые. Я, вы знайт, я зубной техник, я в военном деле плохо понимайт. Служу недавно. А вот вы похожи на опытный человек. Скажите, когда будут кончать с этими партизанами?
- Трудно сказать. Это очень сложное дело. Понимаете, если говорить точнее, в партизанах состоит большинство населения. Партизаны хорошо вооружены. Многие города находятся в их руках. Триест - последняя наша надежда.
- Интересно... Доведется ли мне увидеть хоть одного из этих шалопай?
- Не надо даже искать, - сказал Ежа тихо, чтобы слышал только собеседник. - Их можно встретить всюду... Может быть, даже в этом автобусе. И не дай бог попасть им в руки. Так что лучше быть осторожным, чем смотреть на них свысока...
- Ужас, ужас! - немец настороженно оглянулся.
Сила, чтобы не рассмеяться, прикрыл глаза, притворяясь, что дремлет. А Ежу эта перемена в немце, эти переходы от беспечности к крайней тревоге рассердили, и он переменил тему разговора:
- Ваша жена, наверное, сейчас о вас беспокоится.
- Что вы, синьор! У меня не было, нет и не будет жены. Я не люблю женщин. - И немец хихикнул.
Ежа удивленно поднял брови, усмехнулся.
- На монаха вы не похожи...
- Я не монах, но и женщина мне не нужна, - сказал собеседник и глупо рассмеялся.
Тогда Ежа что-то сказал ему на ухо - немец засмеялся снова. Сидевший недалеко от них Сила, глядя на женоподобную физиономию немца, подумал: "Теперь и с такими приходится воевать..."
- О, поглядите, какие они высокий! Просто очаровательно! - заговорил немец, тыча пальцем в сторону гор.
Ежа промолчал.
- Гм! - поперхнулся военный. И снова повел речь о партизанах: Говорят, к партизанам идут как будто и неплохие люди...
- Неплохие люди - среди партизан?! Да разве может быть хороший человек партизаном? - возмутился Ежа.
- Кто знайт? Может, и есть такие, - сказал немец.
- Может, вы говорите о четниках? Так это не партизаны. Это - наши люди. Не надо путать одних с другими... Ну, а что касается партизан... - И Ежа, не удержавшись, пустился в разглагольствования: - Я отлично знаю историю этого края. Здешние люди испокон веков занимались шалостями, не давали покоя ни себе, ни другим. Всегда они чем-то недовольны. О, свой народ я прекрасно знаю: он не любит спокойствия.
- Любит свободу! - иронически произнес немец.
- Свобода - понятие растяжимое. Но все должно иметь свою меру... Ну, а что касается хороших партизан-четников, о которых вы говорите, то сейчас они сражаются плечом к плечу с немцами. Ими командует Михайлович.
- Михайлович, - повторил немец. - А-а, знаем. А кто их обеспечивает?
- Снабжает всем необходимым, хотите сказать? - засмеялся Ежа. - Вы же, немцы, и снабжаете. Либо англичане и американцы.
- Англичане, американцы? Как же это может быть? Мы же воюем с ними, а они помогайт четникам, которые сражаются на нашей стороне?!
Удивляясь странностям этого человека, Ежа подумал: "Вот тебе и немец! Не понимает даже немецкой политики. Зубной техник, да и только".
- Прежде всего надо знать, что после войны, чем бы она ни кончилась, мы можем подружиться с англичанами и американцами, а с партизанами - никогда. Мы не станем играть в мяч с коммунистами.
- О, гут, гут. Правильно, - сказал немец. И замолчал, с тревогой и страхом глядя на горы. Возможно, ему подумалось, что автобус везет их на верную смерть. Показалось село, окутанное клубами дыма.
- Что это за дым? - всполошился немец. - Не там ли скрываются партизаны?
- Нет. По-моему, это наша работа. Сожгли село - в отместку за то, что жители поддерживали партизан. Увы, так приходится поступать. Вы знаете, сколько партизан сожгли на рисовой фабрике, на улице дель Магалио? Правда, остальные не отказались от своих дьявольских проделок! Но рано-поздно мы сломим их упорство!
