Весь сентябрь и начало октября наш 3-й гвардейский минометный полк действовал в составе 11-й армии, поддерживая активные наступательные действия ее дивизий.

Три дивизиона полка были распределены по дивизиям.

3– й дивизион, в котором я был начальником разведки, действовал в полосе 85-й стрелковой дивизии генерал-майора Фоменко в районе Лычково.

Ежедневное наступление без всякого успеха изматывало людей.

Я находился с разведчиками на передовом наблюдательном пункте в деревне Белый Бор. Здесь я впервые увидел командира 8-й танковой бригады полковника П.А. Ротмистрова.

Он прибыл на командный пункт генерала Фоменко, находившийся на другом конце деревни.

8– я танковая бригада поддерживала одно из многочисленных наступлений дивизии. Однако танки успеха не имели и не могли иметь: река Лужонка с заболоченными берегами не давала возможности им развернуться.

Комбриг сразу же обратил на себя внимание. Высокий и худощавый, в синем комбинезоне и танковом шлеме, спокойный, своей приятной манерой говорить он сразу же расположил к себе меня – двадцатилетнего лейтенанта.

К вечеру 12 октября командир дивизиона старший лейтенант И.В. Шаренков приказал мне сняться с наблюдательного пункта и прибыть в район огневых позиций. Приезжаю, застаю предмаршевую суматоху. И.В. Шаренков не говорит мне о конечной цели марша.

Я хожу за ним, иду к начальнику штаба дивизиона старшему лейтенанту Маямсину, но ничего не узнаю. Говорят, что у Яжелбиц получим окончательную задачу. Колонна двигается. Медленно ползем в кромешной тьме и невылазной грязи. Так продолжается очень долго.

Наконец, у деревни Сосницы выбираемся на узкое булыжное шоссе, ведущее к Яжелбицам. Меня отправляют вперед. Я должен встретиться с офицерами штаба полка. Дивизион подходит к месту встречи. Здесь были уточнены задачи.

Итак, цель – Калинин, к которому со стороны Ржева устремились гитлеровцы. Кто придет раньше?

Впереди будет идти группа в составе 8-й танковой бригады, 46-го мотоциклетного полка, полка погранвойск и нашего 3-го дивизиона 3-го гвардейского минометного полка.

С рассветом в Яжелбицах выходим на Ленинградское шоссе. Разведка дивизиона идет в передовом разъезде. Шофер Ионов ловко обходит бесконечную колонну мотоциклов с колясками. Движемся с большой скоростью и быстро нагоняем колонны танковой бригады. Т-34 идут быстро, покачиваясь и гремя гусеницами, однотонно ревут КВ, изредка попадаются маленькие танкетки. К счастью, низкие плотные облака укрывают нас от воздушных глаз противника. Движемся, движемся.

К исходу дня подходим к Вышнему Волочку и сосредоточиваемся в роще. Там росли неохватные сосны метров сорока высотою.

На этом собственноручные записи Игоря Сергеевича заканчиваются. Дальше опять идет застенографированный материал.

Командир дивизиона послал меня в Вышний Волочек: «Езжай в клуб. Найди Кулешова. Он даст нам задание». В клубе размещался временный центр управления калининской группой войск. Там я опять встретил Ротмистрова.

Весь день тринадцатого был хмурый. Под вечер разъяснилось. В ночь на четырнадцатое мы пошли на Калинин. Вместе с нашим дивизионом шла бригада Ротмистрова. Мы пытались опередить немцев.

Меня и командира взвода управления Трещелева, моего однокашника по училищу, послали вперед. Боимся впороться в немцев. Мы договорились, что он идет сзади меня метров на сто пятьдесят. Если я подзалечу – он останется цел. Едем без фар, сильно не погонишь. Ночь. Крупными хлопьями пошел снег. Навстречу бредут беженцы. Спрашиваем, где немцы, – никто не знает. Прошли горящий Торжок. Осатанелые солдаты на КПП бьют прикладами незамаскированные фары. Миронежье, Марьино, Колесные Горки…

У Медного стало рассветать. Утром мы с Трещелевым остановились в Каликине, под самым Калинином. За нами прибыли Кулешов, Ротмистров с бригадой, наш дивизион.

На трех броневиках поехали к городу на разведку. Доехали до горбатого моста. Вылезли три идиота, достали карты. Немцы по нам и ударили. Не помню, как оказались в броневиках и рванули назад. Немцы из тридцатисемимиллиметровой пушки – шарах в мой броневик и выбили задний мост. Машина так и села. Водителя ранило в мякоть руки, он выскочил в нижний люк. Немцы полезли из кюветов. Я развернул башню – она очень легко поворачивается – и длинной очередью ударил по ним. Они попрыгали в кюветы. Тут в броневик попал второй снаряд, он загорелся. Я выбил головой верхний люк и выпрыгнул на руки в канаву. Немцы меня прозевали. Как не зацепился… Всякие ремни, карманы, автомат… За нами высыпали немцы, со взвод. Я из автомата дал по ним длинную очередь над шоссе, метров с семидесяти. По-моему, двое упали, остальные залегли. Кричу водителю: «Беги!». Какой толк от него с наганом. Он – в кусты. Бежал-таки быстро, несмотря на ранение. Я выпустил по немцам несколько очередей и побежал за ним.

За поворотом стоят наши два броневика. Командир роты имел глупость спросить: «Где машина?». Над лесом уже дым поднялся. «Вон твоя машина!» Мы сели на броню и поехали назад. Тут я почувствовал, что сжег ноги. У меня сгорели штаны на ляжках. С тех пор здесь волосы не растут. (Игорь Сергеевич похлопал по ногам. )

Немцы вышли на северную окраину Калинина к вечеру тринадцатого октября. Мы опоздали на день – подошли утром четырнадцатого. Если бы мы пришли на день раньше и зацепились, то, может быть, немцы и не взяли бы город.

К частям, пришедшим от Вышнего Волочка, здесь присоединились остатки какого-то пехотного полка. Этими силами мы попытались с ходу взять город. Часов шесть шел бой. Начался он хорошо. Ворвались в город через рощу, где раньше были гулянья. Здесь какая-то белая лошадь чуть не оказалась у меня на капоте. Наши две батареи удачно ударили по роще – там были немцы, КВ пошли вперед… Но очень скоро кончились боеприпасы, и нас вышибли из города.

Ротмистров и другое начальство стояли в Каликине. Меня послали к городу посмотреть, как там пехотинцы. Я шел по лесу. Нарвался на сбитого немецкого летчика. Худенький блондинчик, в какой-то курточке, без шлема. Он заблудился и бродил по лесу. Стал с перепугу в меня стрелять – я даже свиста пуль не слышал. Я прострелил ему мякоть под мышкой. Привел его в Каликино. Он заледенел ужасно: в этот день как раз пошел снег. Отдали ему пояс. Он удивился: «Разве пленному можно?» Дали какое-то одеялишко и отправили в тыл. Напоследок он мне из машины улыбнулся и помахал рукой. По-моему, он был счастлив, что его нашли в лесу. Страшно смешно…

Немцы в Каликине бросили сорокасемимиллиметровую французскую пушку. Я ж артиллерист, да к тому же мальчишка. Любопытно. Все повертел. «Дай, – думаю, – стрельну в ту сторону». Только нацелился – а от Калинина выскакивает к нам немецкий штабной автобус. А вот и цель! Живо прицелился и выстрелил. (Игорь Сергеевич изобразил, как жмет на гашетку. )

Снаряд попал в верхушку радиатора. Шофер был убит. Выскочил офицер – под машину и стал отстреливаться. Да так бьет метко. Чуть высунешься – чирк над головой.

Я говорю: «Ребята, отвлекайте». Сам по канаве подобрался сзади и под машиной насел на него. Он оказался очень силен, зараза. Ударил меня об днище машины, и мы выкатились из под нее. Никак не могу его взять. А я в артучилище занимался джиу-джитсу. Взял его на прием: зацепил одной ногой за пятки, а другой подсек под коленки. Он упал, я – на него, и мы опять покатились. Ребята подбежали, стоят вокруг – зло берет. Потом они все разом навалились, чуть меня не придушили.

Офицер оказался обер-лейтенантом. Два креста, один за Крит. В автобусе полно всяких документов. Набрали целый рюкзак. А мое начальство их не берет: «Раз ты взял – ты и отвезешь. Езжай в Вышний Волочек».

Приехал туда, во временный пункт управления. Меня принял полковник Рухле. Борода – во! В полгруди. Я ему высыпал все бумаги из рюкзака на стол. «Ты что ж это делаешь?!» – «Вам нужны бумаги, а мне нужен сидор». Он рассмеялся. Сказал: «Спасибо, голубчик».