Вендла: Завтра я принесу на Закон Божий ножницы. Пока ты будешь отвечать "Заповедь блаженства" я отрежу тебе волосы.
Марта: Ради Бога, Вендла! Папа изобьет меня жестоко, а мама на три ночи запрет меня в чулан.
Вендла: Чем он бьет тебя, Марта?
Марта: Часто мне кажется, что им чего-то не хватало бы, если бы у них не было такой избалованной шалуньи, как я.
Теа: Полно, милая!
Марта: А тебе тоже нельзя было продернуть в рубашку голубую ленту?
Теа: Розовый атлас! Мама уверена, что к моим черным глазам больше всего идет розовое.
Марта: Мне удивительно шло голубое. - Мама стащила меня за косу с кровати. Так, - я упала на пол руками. - Мама каждый вечер молится с нами.
Вендла: На твоем месте я давно убежала бы от них.
Марта: Тогда бы они поняли. Что я теперь терплю! Тогда бы они поняли! Она еще увидит, - о, она еще увидит! - Моей матери, впрочем, я не должна делать упреков.
Теа: Ну, ну!
Марта: Можешь ли ты представить себе, Теа, что думала тогда моя мама?
Теа: Я - нет. А ты, Вендла?
Вендла: Я просто бы спросила ее.
Марта: Я лежала на полу и кричала, и выла. Тогда вошел папа. Трах! рубашка долой. Я - в дверь! Тогда бы они узнали! - Я хотела выбежать так на улицу.
Вендла: Но ведь это неправда, Марта!
Марта: Мне было холодно. Я вернулась. Всю ночь мне пришлось спать в мешке.
Теа: Спать в мешке я никогда не смогла бы.
Вендла: А я охотно поспала бы за тебя разик в твоем мешке.
Теа: Но ведь в нем можно задохнуться?
Марта: Голова остается наружу. Завязывают под подбородком.
Теа: И тогда тебя бьют?
Марта: Нет. Только если что-нибудь особенное случится.
Вендла: Чем тебя бьют, Марта?
Марта: Да что, - чем попало. - Твоя мама тоже считает неприличным есть хлеб в постели?
Вендла: Нет, нет.
Марта: Я думаю, что они мне все-таки рады, хоть и не говорят об этом. Когда у меня будут дети, они будут расти, как сорная трава в нашем саду. О ней никому нет печали, а она такая высокая и густая, между тем, как розы в клумбах у своих палочек каждый год цветут такие жалкие.
Теа: Когда у меня будут дети, я одену их во все розовое. Розовые шляпы, розовые платья, розовые башмаки. Только чулки - чулки черные, как ночь! Когда я пойду гулять, я пущу их маршировать передо мною. - А ты, Вендла?
Вендла: Разве вы знаете, что у вас будут дети?
Теа: А почему им у нас не быть?
Марта: Вот тети Ефимии их нет.
Теа: Глупая, ведь она не замужем.
Вендла: Тетя Бауер три раза была замужем и не имеет ни одного ребенка.
Марта: Если у тебя будут дети, Вендла, кого ты хотела бы, мальчиков или девочек?
Вендла: Мальчиков, мальчиков!
Теа: И я мальчиков!
Марта: И я. Лучше двадцать мальчиков, чем три девочки.
Теа: Девочки несносные!
Марта: Если бы я уже не была девочкой, то сама ею не захотела бы стать.
Вендла: По-моему, это дело вкуса, Марта. Я каждый день радуюсь, что я девочка. Поверь, что я не поменялась бы и с королевским сыном. - А все-таки я хотела бы иметь только мальчиков!
Теа: Да ведь это глупость, Вендла!
Вендла: Ну пожалуйста, все-таки в тысячу раз лучше быть любимой мужчиной, чем девушкой!
Теа: Но ведь ты не будешь настаивать, будто бы лесничий Пфеле любит Мелиту больше, чем она его?
Вендла: Нет, больше, Теа! Пфеле горд, Пфеле гордится тем, что он лесничий, - ведь у него ничего нет. - Мелита рада тем, что она получает в десять тысяч раз больше, чем она сама стоит.
Марта: Разве ты не гордишься собою, Вендла?
Вендла: Это было бы глупо.
Марта: Как гордилась бы я на твоем месте!
Теа: Посмотри, Марта, как она идет, - как прямо смотрит, - как держится! - Уж если это не гордость...
Вендла: Ну так что же! Я так счастлива, что я - девочка; если бы я не была девочкой, я сейчас же покончила бы с собою.
(Мельхиор проходит мимо и здоровается).
Теа: У него удивительная голова.
Марта: Таким я представляю себе молодого Александра, когда он ходил в школу к Аристотелю.
Теа: Боже ты мой, греческая история! Я только и знаю, как Сократ лежал в бочке, когда Александр продавал ему ослиную тень.
Вендла: Он, кажется, третий ученик в классе.
Теа: Профессор Кнохенбург говорил, что он мог бы быть первым, если бы захотел.
Марта: У него красивый лоб, а у его друга взгляд задушевнее.
Теа: Мориц Штифель? - Вот ночной колпак.
Марта: Я всегда очень хорошо проводила с ним время.
Теа: С ним всегда только осрамишься. На детском балу у Рилова он предложил мне пралине. И представь себе, Вендла, - они были мягкие и теплые. Разве это не?.. - Он сказал, что долго держал их в кармане!
Вендла: Представь, Мельхи Габор сказал мне тогда, что он ни во что не верит, - ни в Бога, ни в тот свет, - решительно ни во что!
Сцена четвертая
(Сад перед гимназией. - Мельхиор, Отто, Георг, Роберт, Гансик Рилов, Лемермейер).
Мельхиор: Не может ли кто-нибудь из вас сказать мне, куда девался Мориц Штифель?
Георг: Ему достанется! Ой, как ему достанется!
Отто: Он добьется того, что уж вляпается как следует.
Лемермейер: Чорт возьми, в этот момент я бы не хотел быть в его шкуре!
Роберт: Вот наглость! - Такое бесстыдство!
Мельхиор: Что, что? Что же вы знаете?
Георг: Что мы знаем? Ну я тебе скажу.
Лемермейер: Я не сказал бы.
Отто: Я тоже. Право нет.
Мельхиор: Если вы сейчас же...
Роберт: Коротко сказать, Мориц Штифель забрался в учительскую.
Мельхиор: В учительскую?
Отто: В учительскую. Сразу после латинского.
Георг: Он был последним; нарочно остался.
Лемермейер: Когда я шел по коридору, я видел, как он открывал дверь.
Мельхиор: Чтоб тебя!..
Лемермейер: Как бы его чорт не побрал!
Георг: Вероятно, ректор не вынул ключа.
Роберт: Или, может быть, Мориц Штифель принес отмычку.
Отто: От него этого можно ждать.
Лемермейер: Еще хорошо будет, если ему только придется остаться на воскресенье.
Роберт: Да еще замечание в свидетельство.
Отто: С такими отметками как бы и совсем не вылетел.
Гансик Рилов: Вот он.
Мельхиор: Бледный, как полотно!
(Мориц находится в крайнем возбуждении)
Лемермейер: Мориц, Мориц, что ты сделал!
Мориц: Ничего, - ничего.
Роберт: Ты дрожишь?
Мориц: От счастья, - от блаженства, - от сердечного веселья.
