— Да плевать мне на масло! Дави их всех! Беспорядки ширятся, и бунтовщиков надо поскорее разогнать. Выполняй приказ и не морочь мне голову своими идиотскими рассуждениями!

Президент отключает связь. Я колеблюсь, ведь он даже не намекнул мне, как я должен поступить с людьми, запертыми в своих сломанных машинах, как в консервных банках. Мне остается воспринимать слова президента буквально. Я должен немедленно положить конец беспорядкам. Приходится включить двигатель и внешние динамики, предупреждающие оказавшихся на моем пути об опасности. Я вижу, как люди, одетые на манер каламетских фермеров, вытаскивают из аварийных автомобилей растерявшихся горожан, которые еще совсем недавно угрожали своим спасителям расправой. Нет, мне не понять, что происходит!

По мере того как пустеют покинутые автомобили, я двигаюсь вперед. Порой мне удается преодолевать без остановки целые кварталы. Мои гусеницы давят машины и крошат мостовую. Вот и первый поворот. Я скребу корпусом фасады домов. Ствол одного из орудий передней башни разбивает окно на втором этаже и сносит часть стены, за которой находится какая-то комната. Мечущаяся по ней женщина рвет на себе волосы и пронзительно визжит. Аи, как нехорошо получается!

Я завершаю поворот, стараясь следить за положением своих орудийных стволов по отношению к стенам и окнам, но внезапно попадаю в паутину электрических проводов, которые, сыпля искрами, извиваются по моему корпусу. Вывороченные с корнем светофоры колотятся о мою переднюю башню. Десять кварталов Мэдисона остаются без электричества. Я подключаюсь к психотронной системе, управляющей электроснабжением столицы, и приказываю отправить аварийные команды в места, где я буду ехать, и тем временем отключить электричество во всем городе. Мне пока еще не приказывали умерщвлять прохожих электрическим током!

Электричество в городе погасло. Теперь питание в больницы, пожарные части и полицейские участки поступает с аварийных генераторов. Большинство государственных учреждений и весь частный сектор остался без света. Конечно, семи миллионам обитателей Мэдисона это не очень понравится, но теперь я могу спокойно рвать провода. Я преодолел второй поворот, когда со мной вновь связался президент Зелок.

— Что ты там вытворяешь?! Во всем городе нет электричества!

— В важнейшие учреждения электричество поступает из аварийных источников, предусмотренных после явакского нашествия.

— Не заговаривай мне зубы! Зачем ты выключил электричество?!

— Мне придется рвать провода на улицах, и я не хочу, чтобы пострадали ни в чем не повинные прохожие. Кстати, я рассеял толпу на данном участке движения фермерской колонны, — С этими словами я вывожу план с маршрутом моих перемещений на экран перед президентом. — За следующим поворотом находится территория, где беспорядки полыхают в полную силу.

— Отлично! Поезжай туда и передави этих свиней!

— Моя программа не позволяет мне давить безоружных гражданских лиц, не ведущих боевых действий против Конкордата или его союзников.

— Тогда дави их вонючие грузовики и ржавые тракторы!

С экономической точки зрения этот приказ безумен. Ведь производитель сельхозпродукции не может работать без машин для уборки, переработки и транспортировки урожая. Однако это распоряжение, по крайней мере, не вступает в противоречие со сложными логическими цепочками и блокирующими протоколами мо-’ ей управляющей программы, не позволяющими мне причинять непоправимый вред гражданскому населению. Я неумолимо двигаюсь вперед, оставляя за собой одни обломки. У следующего поворота, за которым лежит улица Даркони, мои датчики начинают улавливать шум, говорящий о том, что там царит полный хаос. Приборы оптического видения это лишь подтверждают. Они показывают мне около восьми тысяч двухсот двадцати семи человек дерущихся за каждую пядь асфальта на улице, за автомобили, Парламентскую площадь и Парк имени Лендана.

Из-за угла появилась моя носовая часть, и у дерущихся тут же опускаются руки. Несколько мгновений я слышу только шум ветра и стук болтающихся на стволах моих орудий светофоров. Потом раздается пронзительный женский визг. Мои внешние динамики изрыгают команду: «Немедленно очистить улицу!» — и я начинаю медленно двигаться вперед. Люди разбегаются во все стороны перед моими гусеницами, крошащими асфальт и превращающими в металлические лепешки их грузовики. Фургоны, трейлеры, комбайны и трактора. Люди давят друг друга, пытаясь выломать закрытые двери правительственных учреждений и магазинов, чтобы скрыться с улицы, полностью заполненной моими гусеницами и ‘ корпусом. Я вижу, как люди топчут упавших, которым уже не спастись. Я останавливаюсь и жду, когда толпа скроется в переулки. В этот момент со мной опять выходит на связь Жофр Зелок:

— Чего ты стоишь?!

— Мне было поручено разогнать толпу на улице Даркони и Парламентской площади. Скоро они будут пусты.

— Я же велел их давить!

— Согласно приказу, я раздавил на улице Даркони тридцать девять процентов находившихся там вонючих грузовиков и ржавых тракторов. Кроме того, я раздавил шестнадцать процентов легковых автомобилей и почти шестьдесят процентов комбайнов, что, по моему мнению, не замедлит отрицательно сказаться на уборке будущего урожая.

— Да плевал я на их комбайны!

Я пытаюсь втолковать президенту что к чему.

— В результате гибели шестидесяти процентов комбайнов будет потеряно семьдесят восемь процентов урожая зерновых. Из-за этого подскочат цены на хлеб, а недостаток продуктов питания будет ощущаться до тех пор, пока не будет посеян, выращен и собран следующий урожай.

— Мое продвижение дальше означает, — добавляю я, — что джефферсонцам придется умирать от голода. Это, в частности, касается и горожан, не имеющих никакого отношения к организованной сегодня фермерами манифестации. Изучив толпу, я не обнаружил в ней оружия, тайно пронесенного в запретную зону. Моя, программа не позволяет мне давить спасающихся бегством невооруженных людей. Кроме того, это послужило бы толчком к дальнейшей эскалации насилия и могло бы стать поводом к полномасштабному восстанию.

Секунд десять президент молча открывает рот, как выброшенная на берег рыба.

— Ну ладно, — наконец роняет он. — Пусть сегодня будет по-твоему… Но смотри, чтобы эти погромщики потихоньку не вернулись завершить свое черное дело!

Не знаю, что он имеет в виду. Демонстранты так и не успели выразить свой протест. Теперь новый закон о налогах обязательно будет принят, а активистов из числа каламетских фермеров обвинят в сегодняшних жертвах и разрушениях. Получается, что фермеры сослужили самим себе медвежью услугу. Впрочем, пройдут не часы и не дни, а целые недели, прежде чем они это осознают. Мне не хочется даже думать о том, что случится, когда это произойдет. Сейчас мне особенно грустно из-за того, что отныне фермеры не будут считать меня своим избавителем. Теперь я — железный кулак, которым их лупит Жофр Зелок. Иными словами, с моей помощью ДЖАБ’а устанавливает на Джефферсоне свои порядки.

О боги всех небес, как же мне не хватает моего командира. А сегодня меня вдобавок мучает мысль о том, что должна думать обо мне Кафари Хрустинова. Может, она оказалась в центре разыгравшихся беспорядков, а может, спокойно сидела на рабочем месте в космопорте. Где бы ни находилась жена моего командира, она наверняка изменит свое отношение ко мне. При мысли об этом мне неожиданно становится очень грустно. Я стою среди усыпанной обломками улицы Даркони и наблюдаю за тем, как толпа в ужасе разбегается по переулкам. Как говорят люди, сегодня я разбрасывал камни. Интересно, легко ли их будет собирать?!.

Саймон и представить себе не мог, что его навестит в больнице Шейла Брисбен. Высокая и подтянутая, она выглядела бравым офицером Кибернетической бригады даже в гражданском платье. Саймон не видел капитана Брисбен с тех пор, как она высадилась со своим линкором на Вишну с корабля, который летел с Саймоном на Джефферсон. В ее коротко подстриженных рыжих волосах уже поблескивала седина, и Саймон невольно подумал о том, сколько воды утекло с тех времен.