- Вот я секвеструю1 ваш завод, тогда на практике проверим, чей метод лучше. Бельгиец невозмутимо ответил:
- Не думаю, господин генерал, чтоб мое правительство отнеслось к этому благосклонно. К тому же, генерал, я не вмешиваюсь, когда ваша контрразведка выхватывает у меня подозрительных ей людей.
Этой фразой как бы опять была найдена основа для примирения, и два человека, из которых каждый претендовал на роль фактического хозяина, перешли в следующий цех.
Как ни прочно отделили конники рабочих от Деникина и его штаба, как ни чуждо для русского уха звучали в цехе завода французские слова Клиснее, но не прошло и четверти часа со времени отбытия высокопоставленных гостей, а за столом уже все знали о короткой дискуссии, возникшей между представителем иностранного капитала и главой русской белогвардейщины.
... Когда Кубышка выходил в толпе рабочих со двора завода, его дружески похлопывали по плечу, угощали папиросами, совали в карман бумажные деньги. Один подвыпивший парень, которого даже праздничный костюм не освободил от запаха сырой кожи, крепко обнял артиста за шею и громко сказал:
- Правильный старик! Хрен редьки не слаще! Всех бы их... под Петрушкину палку!
А Лясе уступали дорогу и смотрели ей вслед ласково, благодарно и немного удивленно: трудно было понять, что заставляет эту девушку, хрупкую и такую красивую, ходить с тяжелой гармошкой в самую гущу простого народа.
ЗАПИСКА
Утром, когда Кубышка опорожнил карманы пиджака, он в ворохе денег заметил белую бумажку. Развернув вчетверо сложенный листок, видимо вырванный из записной книжки, он прочитал:
"Вам и вашей дочери грозит опасность Будьте осторожны. Лучше всего бегите из города. Записку порвите".
У старика сжалось сердце. Кто мог это написать? Во всяком случае, не Герасим: на кожевенном заводе Герасима не было. Да и незачем ему в толпе всовывать в карман записку, если он может все необходимое передать через одноногого.
Кубышка опять прочитал записку. Безусловно, писал хорошо грамотный человек: ни одной ошибки, почерк устоявшийся. Кто может знать об опасности и что это за опасность, от которой надо бежать?
Кубышка крепко задумался. Да, конечно, вчерашнее представление было очень рискованным: сказка не только намекала на то, что делается на заводе, но и заключала в себе "рецепт" порчи кожи. Только дурак не догадался бы, кто такие белые и серые мыши и кого под одобрительный хохот рабочих бил палкой Петрушка. Но тогда почему не арестовали дерзких кукольников там же, на заводе? Не хотели делать этого на виду у всех рабочих? Если так, то арестуют этой ночью.
- Папка, о чем ты думаешь? - сдвинув брови, спросила Ляся.
- Вот... - смутился Кубышка. - Вот все думаю, какую бы разыграть новую сказку. Знаешь, такую, чтобы...
- Неправда, - глядя в упор, прервала Ляся. - Я отлично вижу по твоему лицу: что-то случилось. Говори. Кубышка помялся и протянул записку.
- Да, - сказала Ляся, прочитав три лаконические строчки, - это не может быть шуткой. На нас надвигается беда. Но уходить не стоит, пока Василек не вернется от калеки "Там" всё должны знать.
- Ляся, пойми, я старый... - с покрасневшими глазами начал было Кубышка, но девушка опять прервала его:
- Знаю: "Я старый, мне умирать не страшно, а у тебя вся жизнь впереди". Зачем ты это, папка, говоришь? Будем жить вместе, а придется - и умрем вместе.
Василек вбежал запыхавшийся, но радостный, с влажным сиянием в своих чуть раскосых глазах.
- Вот! - Он вытащил из-за пазухи тетрадь. - Одноногий сказал: "Ты малый что надо. Дай срок - я тебе пару сизоплечих подарю". И еще сказал: "В случае чего, листок проглоти, а обложку выбрось".
В листке сообщалось, что представление получилось на славу, но можно было бы дать немного запутаннее, а то очень уж рискованно. И опять рекомендовалось налегать на поговорки.
- Значит, "там" не знают, - опечаленно сказала Ляся. - Что же нам делать?
- Вот теперь и я скажу: давай пробираться в Москву, - решительно заявил Кубышка. - Бросим тут и кукол и ширму - налегке двинемся.
- В Москву?.. - В памяти вспыхнул всеми своими огнями огромный, весь в золоте и красном бархате, зал. Даже в груди защекотало - так захотелось всё бросить и сейчас же, сию минуту пуститься в путь. - Вот какой ты у меня, папка, умный! Конечно, в Москву! Сегодня же, папка, да? Сейчас же, да?
- Да, чем скорей, тем лучше. Собирайся, доченька. Возьмем самое необходимое... Ох, к зиме дело идет, а у тебя даже пальтишка нет!.. Ну, денег у нас теперь достаточно, купим по дороге. Только бы из города выбраться...
Лицо девушки вдруг затуманилось.
- Подожди, папка, - сказала она, сдвигая, как всегда, когда ей приходила в голову новая мысль, свои милые бровки, - только как же оно получается? Мы, значит, убегаем и от "тех" и от "этих"?
- От "этих"? Что ты, доченька, не-ет!.. Да если б "эти" знали, они бы сами нам приказали бежать. Мы пошлем им записку с Васильком... Василек, снесешь, а?
- Снесу-у-у!.. - вдруг заревел мальчик; из глаз его светлыми горошинками покатились слезы.
- Василек, милый мой Василек! - бросилась обнимать его Ляся. - Не плачь! Ты же такой сильный, ты же такой храбрый! Ты ж, малый, что надо!.. Разве мужчины плачут?
- Да-а, вас там поубива-ают!..
- Я сам всех поубиваю! - подмигнул Васильку Кубышка. - У меня за пазухой бомба.
Но мальчик во всемогущество деда уже не верил: раз бежит, какая уж там бомба!
Записка была написана, самое необходимое в рюкзаки уложено, и, когда, прежде чем двинуться в путь, по старому обычаю присели. Ляся, о чем-то все время размышлявшая, сказала:
- Знаешь, папка, мы, кажется, глупость делаем. Если нас в обычных местах сегодня не увидят, то сразу догадаются и бросятся догонять. Давай сначала покажемся с куклами на базаре.
Кубышка, который и сам об этом с тревогой думал, тотчас ответил:
- Доченька, на свете была еще только одна женщина, равная тебе по уму, твоя мать! Бери скорей гармошку!..
Ляся не все договаривала. Она думала: если тот, кто написал записку, действительно что-то знает и хочет им добра, он попытается проверить, остались они или уехали. Он будет искать их по городу, и, может быть, ей удастся узнать, кто он и что им угрожает.
Пока шли к рынку, она еще и еще раз говорила:
- Только смотри, Василек, внимательней, у тебя такие зоркие глаза! Как узнаешь кого-нибудь, кто вчера на заводе был, толкни меня.
И Ляся почувствовала толчок, едва они начали на рынке представление.
- Вон, - показал Василек глазами, - рыжий. Он и вчера все время на нас смотрел.
- Да, я тоже заметила, - тихо сказала Ляся. - Василек, подойди к нему и шепни, чтоб он в три часа пришел в "Дубки".
Мальчик отошел, пошнырял в толпе и с безразличным видом остановился около худощавого юноши в потертой студенческой тужурке.
- Ну что? - спросила Ляся, когда Василек вернулся к ней.
- Сказал: "Приду".
- Ах, Василек, - шепнула Ляся, обдавая мальчика ласковым сиянием глаз, ты ж действительно парень что надо. Я только одного такого знала - Артемку...
Артемка! Сколько раз слышал Василек от Ляси это имя! Оказывается, здесь, в этом самом городе, жил удивительный мальчишка. Он лучше всех сапожников умел пристрочить к сапогу латку, глубже всех нырял в море, а уж бычков ловил таких, каких теперь никто не ловит, - сладких, как мед! Главное ж, он был великим артистом. Он мог изобразить и базарную торговку рыбой Дондышку, и сына американского миллионера Джона. Сам черный великан Чемберс Пепс, знаменитый чемпион мира по борьбе, дружил с ним. И вот этот мальчишка сгинул. Сгинул, так и не сшив Лясе обещанных туфель, в каких и царевы дочки не ходят. Чего б только ни сделал Василек, чтоб хоть краешком глаза посмотреть на этого Артемку!
