- Пора создавать и нашу революционную советскую военную науку. Впрочем, - тут Ильич улыбнулся, - она уже создается.
Мы увидели в руках Ленина тоненькую брошюру в синей обложке.
- "Единая военная доктрина и Красная Армия"{183}... Хорошие тезисы по организации Красной Армии подготовил к съезду вместе с товарищем Гусевым товарищ Фрунзе. И отличный труд написал. Настоятельно, - подчеркнул Ильич, рекомендую эту работу как молодым, так и старым специалистам.
Мы выслушали информацию с огромным вниманием. Тут нас ждал еще один сюрприз. Кто-то объявил:
- Товарищи, у выхода из здания вас ждет фотограф. Каждому, естественно, хотелось встать поближе к вождю. Я оказался почти в одном ряду с Ворошиловым, четвертым слева. А вот Яну Фабрициусу, человеку-легенде, храбрейшему среди храбрых, не повезло. Он так и остался в крайнем ряду, прижатым к стене.
...Удивительный снимок... Оригинал (здесь только отдельные его фрагменты) представляет большую многофигурную композицию, включающую больше ста тридцати человек. Подвигов, жизни каждого из них хватило бы не на одну книгу.
Вот Тевосян, друг Серго, заместитель наркома, затем нарком, министр тяжелого машиностроения. Это под его руководством в годы войны, случалось, прямо с конвейера, из цеха уходили в бой тридцатьчетверки. А это Постышев впоследствии видный партийный и государственный деятель. Узнаю Невского, моего учителя и наставника по предоктябрьским дням. Прямо в объектив смотрит Иван Конев. В течение ряда лет нас связывала крепкая дружба. Узнаю и Дыбенко, моего боевого командира, комдива сводной дивизии под Кронштадтом.
Стоят плечом к плечу, сплотившись вокруг своего вождя, сибиряки, волжане, москвичи, питерцы, посланцы Украины, кавказцы. Живое, зримое олицетворение интернационального братства, товарищеского единства, доверия и взаимопонимания.
...Уже вечерело, пока мы собирались у здания ВЦИК. Накрапывал дождик. Фотографа - это, как я недавно узнал, был московский фоторепортер Л. Я. Леонидов - ждали с минуты на минуту.
Диву даешься, как ему удалось - времени в обрез - До заката солнца расставить нас всех, сохраняя единство ансамбля, своеобразие, индивидуальность, живость, непринужденность отдельных групп. Десяток, а то и десятки разнообразнейших фрагментов уникальной по многофигурности композиции по-своему интересны, но центром, магнитом, объединяющим, сплачивающим этих людей, остается Ильич.
Только что приняты решения, на долгие годы определяющие судьбы партии, государства. Преодолена реальная опасность раскола внутри партии, отвоевано единство. Из тяжелых испытаний партия вышла еще более сплоченной. Дорогой ценой завоевана победа, и отблеск ее падает на лица людей, собравшихся вокруг Ильича.
Посмотрите еще раз на снимок.
Рядом с Ильичом - молодой красноармеец в островерхом буденновском шлеме. На груди - два ордена Красного Знамени. Рука на перевязи. Голова и шея забинтованы. А глаза и все лицо юноши так и светятся улыбкой, гордой радостью - рядом Ильич.
Фоторепортер Л. Я. Леонидов впоследствии рассказывал:
- Через шесть минут (после телефонного звонка: "Приезжайте снимать") я был в Кремле, на лестнице здания ВЦИК. Вижу: среди людей в шинелях стоит Владимир Ильич и ласково заглядывает в лицо какому-то молодому бойцу, сплошь перевязанному бинтами. Первое, что подумал: раны недавние. Откуда он?
Мне лично хорошо известен юный герой, замеченный Лениным среди других участников подавления кронштадтского мятежа. На снимке он - рядовой боец-доброволец. Три года спустя мы встретились с ним в одной аудитории Академии Генштаба РККА (впоследствии - Академии имени М. В. Фрунзе).
Рафаил Павлович Хмельницкий - а это был он - стал, по рекомендации К. Е. Ворошилова, слушателем академии за год до моего приезда и считался уже старожилом. Он помог мне освоиться на новом месте, устроить неотложные личные дела.
Мы довольно часто встречались с 1924 по 1927 год. Встречались и по партийным делам, в парткоме, на собраниях, конференциях. На втором году учебы я был избран секретарем объединенного парткома четырех академий (Академии имени М. В. Фрунзе, Высших академических курсов, Хозяйственной академии имени Плеханова и Восточного факультета).
Вспоминали мы не раз кронштадтский лед, мартовский день в Кремле, фотографирование.
- Я, - рассказывал Хмельницкий, - стоял с краю собравшейся группы. Хотелось встать поближе к Ленину, но разве пробьешься с подвязанной рукой? Свежие бинты, очевидно, бросились в глаза Владимиру Ильичу. Спросил у Климента Ефремовича: "Кто это стоит раненый?" - "Мой секретарь, Хмельницкий", - ответил Ворошилов.
Владимир Ильич подошел ко мне. Бережно, чтобы не потревожить руку, обнял за правое плечо, поинтересовался, сколько мне лет, когда вступил в партию, где воевал. Где и при каких обстоятельствах ранило. Спросил: страшно ли было наступать.
- Я, - продолжал Хмельницкий, - сказал, что по-настоящему, Владимир Ильич, страшно было перед началом движения по льду Маркизовой лужи. Вряд ли кто наступал в таких условиях, когда перед тобой гладкое ледяное поле, где ни зарыться, ни залечь. Сказал, что все мы понимали: обратного пути нет. Мы думали только о победе. Ильич улыбнулся: "Правильно думали". Как-то по-домашнему, по-отцовски потрогал ордена Красного Знамени. Направляясь на прежнее место, пригласил встать рядом.
Самой дорогой наградой запомнились моему боевому другу, однокашнику-фрунзевцу, ленинская ласка, внимание.
Много лет спустя, кажется в 1952-м, мы снова встретились в Москве, в фойе Большого театра. И снова было что вспомнить двум боевым генералам, участникам Великой Отечественной войны. На фронте генерал-лейтенант Хмельницкий командовал дивизией, корпусом. Его имя неоднократно называлось в победных приказах Главнокомандующего. Внешне он здорово изменился.
Раздался в плечах, располнел. Донимали ранения, болезни. Но заговорили, вспомнили - и глаза его вспыхнули молодым огнем, загорелись радостью. Снова на мгновение он стал тем, прежним, юным красноармейцем, каким увидел и запечатлел его фотограф.
Два снимка передо мною, двумя датами отмеченные: 4 апреля 1917 и 22 марта 1921 года.
Между ними - незабываемые весна и лето 1917 года, дни Октября, встречи и беседы с Лениным, его уроки, станция Дно, взятие Симбирска и Казани - бои, события, люди. А затем годы, порой равные десятилетиям, сорок четыре года в армейском строю. После академии - Среднеазиатский военный округ. Боевые операции против басмачей. С полком и приданными отрядами я принимал участие в ликвидации банд Ибрагим-Бека, Курджуры, за что награжден орденом Красного Знамени Узбекской ССР.
Потом был Афганистан, где я на посту военного атташе сменил Виталия Примакова - легендарного комкора Червонного казачества. Бои за Днепр под Корсунь-Шевченковским, Карпаты, освобождение Чехословакии.
Всюду, куда забрасывала меня судьба кадрового военного и долг коммуниста, я носил в сердце своем память о встречах с Ильичем. Так было в дни радости и в горькие, особо трудные для меня годы.
Ленин... Когда становилось совсем невмоготу, одно это имя согревало, вновь будило надежду, веру в торжество нашего справедливого дела, в чистоту знамени революции.
И теперь, когда я смотрю на снимок, на знакомые лица, до мельчайших подробностей восстанавливаются далекие дни в Кремле. Вижу улыбку Ильича, слышу его голос.
Ленин... Каждая встреча с ним как бы всего перепахивала, на долгие годы давала заряд энергии, оптимизма, нестареющей молодости.
Именно этого мне хочется пожелать на прощание и тебе, дорогой читатель.
Никогда не стареть душой, по-ленински сохранять юную прямоту, смелость, жизнерадостность. Работать - без брака, дружить - без расчета, любить - без измены, преодолевать свои недостатки - без сожалений. Бороться за свои убеждения, за дело нашей партии, дело Ленина - не страшась ничего, до последнего вздоха.
Примечания
{1} Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 31, с. 98.
