Так я размышлял, когда мы вышли наружу. Не знаю, что почувствовала Телдра, но я испытал настоящее потрясение: неожиданно оказалось, что мир дженойнов не ограничивается одной комнатой.

– Ты видишь кого-нибудь, Лойош?

– Нет, босс.

Мы прошли двадцать пять или тридцать футов, и я оглянулся; меня бы не удивило, если бы все исчезло, но строение, которое снаружи выглядело почти так же, как внутри, оставалось на месте. Пожалуй, лишь поверхность камня была не такой гладкой. Присмотревшись, я заметил, что оно необычной формы – рассмотреть его с близкого расстояния оказалось довольно трудно, но я видел, что стены не ровные и на них имеются какие-то диковинные выступы. Имело ли это значение? Глупый вопрос. Что важно и что нет, когда речь идет о таких невероятных существах?

Я огляделся по сторонам, и на память мне пришла гора Тсер.

Надо сказать, что внешне местный ландшафт не имел ничего общего с горой Тсер…

Ладно. Речушка, шириной в пятьдесят или шестьдесят футов, справа налево по диагонали пересекала долину, до нее оставалось пройти около ста футов. Хилые деревья с обрубками веток и крупными листьями росли вдоль ее берегов, немного впереди виднелся каменный мост. Справа – несколько невысоких холмов, коричневых и каменистых, а слева местность оставалась плоской, но плавно понижалась. И над всем – в буквальном смысле слова – нависал жуткий, яркий, обжигающий объект. Я не пытаюсь вас заинтриговать – мне приходилось бывать на Востоке, и я прекрасно знаю, что его называют Горнило, как и у нас в Империи, вот только там, на Востоке (и в нескольких местах на дальнем Западе), оно не скрыто постоянным пологом облаков. Но я успел забыть, какое оно ужасно яркое и какими темными кажутся тени, которые отбрасывают предметы.

Сейчас Горнило находилось низко над горизонтом, слева от меня, и, среди прочего, ярко освещало все остальное, в том числе и несколько пышных белых облаков на небе, которое было таким же голубым, как над Фенарио. Меня вдруг охватила тоска по дому, смешанная с уверенностью, что я попал в мир, где, вполне возможно, еще не ступала нога человека.

Мы с Телдрой изучали удивительный ландшафт, когда я вспомнил о горе Тсер. Окружающий мир состоял из природных элементов, но я мог бы поклясться, что он кем-то создан. У меня сложилось впечатление, что кто-то присел и сказал: «Ладно, река течет прямо, а мы ее повернем. И почему бы нам не поставить здесь парочку холмов?»

– Вы правы, – промолвила Телдра. Я посмотрел на нее.

– Прощу прощения?

– Гора Тсер.

– А я и не знал, что произнес эти слова вслух.

– Вы их пробормотали.

– Хм-м-м.

Интересно, с каких пор у меня появилась столь вредная привычка? Наверное, дело в том, что я почти все время один. Нужно за собой следить – до добра такие вещи не доводят.

– Ничего живого, – негромко проговорила Телдра.

Я собрался спросить, что она имеет в виду – ведь здесь были трава, деревья и тому подобное. Потом сообразил: в воздухе не летали птицы, нигде не копошились мелкие животные, не говоря уже о крупных. Я посмотрел под ноги – даже насекомых не видно.

– Вы правы, – ответил я. – Похоже, мы здесь единственные живые существа.

– Да, – улыбнулась Телдра. – На сей раз это сделала я.

Моя рука потянулась к рукояти шпаги, и я вдруг ощутил, что этот мир – и все, что случилось после того, как мы прошли сквозь окно в башне Маролана – есть продолжительная иллюзия; а я нахожусь в одном из изощренных снов, с которыми сталкивался на Дорогах Мертвых.

– Мир вполне реален, босс.

– Ты уверен?

– Я уверен. Если здесь и есть чары, то только для того, чтобы что-то скрыть, а не изменить внешний вид окружающих предметов.

– Довольно тонкое различие, дружище.

– Знаю.

Ну, тут я должен был поверить Лойошу на слово. А если он ошибся и мы попали в изощренный сон, вроде тех, что посещали меня на Дорогах, что ж, хорошо известно, что есть только один способ его покинуть: относиться к нему так, словно это реальность.

Однако к отсутствию живых существ привыкнуть довольно трудно.

– Как вы думаете, Телдра, может быть, весь этот мир подделка?

– Может быть, Влад.

– Нет. – Я покачал головой. – Невозможно, чтобы весь мир оказался ненастоящим.

– В самом деле? Почему?

– Потому что, если они способны на такое, у нас нет никаких шансов в борьбе против них.

Она рассмеялась.

– Ясно. Мне еще не приходилось сталкиваться с такой логикой.

– Я совершенно серьезно, – пожав плечами, проговорил я. – Я понял это за долгие годы своей изменчивой карьеры. Если единственный шанс выжить состоит в том, что твой противник не является волшебником, или не имеет запасного кинжала, или не в состоянии перепрыгнуть через одиннадцатифутовую расселину, то следует считать, что он не владеет волшебством, у него нет запасного кинжала и он не умеет прыгать через расселины.

– Вполне практичная логика, – ответила Телдра.

– Да, – пробормотал я, вспомнив парня, который сумел перепрыгнуть через одиннадцатифутовую расселину, к моему ужасному неудовольствию, – впрочем, мне все равно удалось выжить, потому что в тот день он надел не те сапоги. Длинная история; не имеет значения.

Слева дул легкий ветерок. Он не нес с собой никаких запахов, если не считать сладковатого привкуса, который пронизывал местный воздух. Я снова вспомнил о том, что следует дышать часто и не делать глубоких вдохов.

– Телдра, – сказал я, – наверное, вы изучали старые песни и легенды, да и ваше знание истории превосходит мое, а так как я практически не бывал в театре, то и здесь вы имеете передо мной преимущество.

– Возможно, – не стала она спорить.

– И что вы скажете? Что делают люди, которые попали в такое положение?

Телдра посмотрела на меня.

– Ну, – проговорил я, – когда человек оказывается в совершенно чужом мире, где ему даже дышать тяжело, и его окружает враждебная среда, со всех сторон атакуют враги, обладающие могуществом богов, и он не в силах вернуться домой – какие шаги надо предпринимать в подобных ситуациях?

Она едва заметно улыбнулась.

– Обычно, – ответила Телдра, – герои обращаются к своему Богу-покровителю, тот дает им почти невыполнимые поручения в обмен на минимальную помощь, которая в конечном счете – какая ирония! – оказывается решающей. Иногда удается отыскать могущественный артефакт, обладающий неизвестными свойствами, использование которого приводит к потере души – в результате, после счастливого спасения, герой убивает тех, кого любит больше всего на свете.

– Ага. Ну, теперь вам понятно, почему я не хожу в театр. Телдра вновь рассмеялась, а я еще раз огляделся – мне вдруг стало страшно от мысли, что Маролан и Алира не вернутся, дженойны о нас забудут, а мы не найдем выхода и останемся здесь до конца наших дней. Впрочем, дней этих будет совсем немного, поскольку так и не удалось решить проблему еды. Впрочем, я знал, что мой страх не имеет под собой оснований. Какие бы деяния ни совершал в прошлом Маролан, я не сомневался, что он не оставит попыток спасти нас до тех пор, пока жив. И, естественно, учитывая все обстоятельства, не исключено, что и смерть вряд ли его остановит.

Я вздохнул.

– Знаешь, Лойош, если бы вчера, в это же время, кто-нибудь заявил мне, что через тридцать часов я спасу Маролана и Алиру, едва не прикончив Богиню Демонов, после чего окажусь в тюрьме размером с целый мир, не в силах решить, хочу я быть спасенным или нет, то я бы сказал: «Да, звучит убедительно».

– Да, наверное, ты так бы и сказал, босс.

Пожалуй, это кое-что говорит о моем образе жизни.

Угу.

Я вновь огляделся по сторонам, отметил идеальные пропорции реки, холмов и гор – и опять мне показалось, что кто-то все прекрасно спланировал. У меня возникло иррациональное (и, я уверен, ложное) убеждение, что существует только эта, видимая часть мира – а все остальное остается серым и незаконченным; и снова мне вспомнились Дороги Мертвых, хотя я так и не понял почему.