- Такие дела, люди добрые. За собой поухаживать некогда. Или мужчин в селе прибавилось, или головы у них растут от каждой стрижки, - посмеивался парикмахер и добывал из-под своих волос ухо, чтобы расслышать ответ клиента.

- Это что! - отвечали ему некоторые, - а вот каково городским парикмахерам? У них ведь ещё и женщины стригутся.

- Будь такое у нас, - воскликнул парикмахер, - я бы, право слово, разбогател!

В одну из суббот Гугуцэ, как всегда, положил пирог у двери парикмахера и скорей домой. Но парикмахер через дверную щель сразу учуял пирог и даже угадал по запаху, кто его принёс. Обрадовался он, отворил окно, зовёт Гугуцэ, давая понять, что стричь его не собирается.

Вернуться-то мальчик вернулся, но душа у него всё ещё была в пятках.

- Милости прошу, Гугуцэ! - Парикмахер с куском пирога в зубах распахнул дверь. - Вот молодец, что заглянул ко мне! Слушай, может ты меня и подстрижёшь? Хотя бы затылок? А? Оброс, понимаешь, как медведь! Правда, деньжонок мне малость перепало. Но боюсь, что все волосы, от которых я людей избавил, в конце концов перешли на мою собственную голову.

- Что ж, дяденька, посмотрим, не забыл ли я, как надо стричь, расхрабрился Гугуцэ.

Мальчику давно уже стало ясно, кого из мужчин в селе надо попытаться сделать генералом.

Надел он белый халат, дунул в машинку и давай толкать её, как тачку, по затылку парикмахера. Вверх - вниз. Вверх - вниз...

Парикмахер, здоровенный мужик, сидя на стуле, начал потихоньку уменьшаться.

- Не беспокоит?

- Уф... Дай чуток передохнуть, - попросил парикмахер, весь мокрый, и пощупал свой красный затылок. - Тут у меня где-то уши были, смотри не обрежь.

Гугуцэ отыскал, где у парикмахера уши, и снова - кырц-кырц! начал катать тачку по затылку.

- Много ещё? - спрашивает парикмахер.

- Чуть-чуть осталось, - вытирает пот Гугуцэ.

Тут оба уха у парикмахера вроде бы сквозняком обдуло. Он хвать себя за голову и...

- Караул! Что ж это ты, разбойник, сотворил с моей головой? вскочил парикмахер вместе со стулом.

Гугуцэ машинку в сторону, а сам в окно:

- Счастливо оставаться, дяденька!

Одной рукой парикмахер в ужасе ощупывал голову, а другой схватил стульчик, на котором стриг детей, и изо всех сил метнул его вслед Гугуцэ.

В тот день была такая жара, что птицы не поднимались в воздух, но парикмахер вышел на улицу в зимней шапке. Люди решили, что простудился он зимой, а заболел только сейчас, спрашивали, что у него, ангина или свинка.

Тут, как на грех, в центре села послышался школьный звонок, и улицу заполнили дети. Куда ни посмотрит парикмахер, все с ним здороваются. Как же ответить всем сразу? Приподнял парикмахер шляпу над головой, тут же натянул её на уши, но было уже поздно. Дети разинули рты да так и остались. Бегут домой и не помнят, чему их сегодня учили в школе. Знают только одно: парикмахера остригли наголо!

Дети очень радовались, что наконец-то нашёлся хоть один взрослый, который разделил с ними их мучения.

А мужчины, узнав, какая сегодня причёска под шляпой у парикмахера, призадумались. Решили они, что парикмахер был на станции и что с сегодняшнего дня пойдёт мода всех стричь под машинку. И начали они с той субботы обходить дом парикмахера, и через неделю уже у многих были шляпы с дымовыми трубами.

ГУГУЦЭ - КАПИТАН КОРАБЛЯ

- Смотри, Гугуцэ, никуда не уходи! - крикнула мама, закрывая за собой калитку. - Бондарь к нам должен прийти, дно в бочку вставить.

Гугуцэ повесил на калитку колокольчик, чтобы услышать, когда придёт бондарь, и занялся своими делами.

Вот уж солнце высоко, а никто ещё не приходил, и мама куда-то пропала.

Набегавшись, Гугуцэ решил, что самое верное дело - это дожидаться бондаря прямо в бочке, залез туда, а чтобы солнышко не пекло, надвинул на бочку дно, будто шляпу надел, и уснул крепким сном.

Нужно вам сказать, что бондарь в том селе был туговат на одно ухо и потому всё время свистел, проверяя, хорошо ли слышит другое.

Только Гугуцэ уснул, как, насвистывая, во двор вошёл то ли бондарь, то ли ещё кто, и тут же увидел бочку.

- Она самая! - обрадовался то ли бондарь, то ли ещё кто. Раз-два, и мастер прикрепил к бочке дно, подогнал обручи! Стучал он потихоньку, чудилось ему, что во дворе кто-то храпит.

Потом то ли бондарь, то ли ещё кто ушёл со двора. Тут-то Гугуцэ и услышал звонок у калитки. Проснулся, а кругом темно, хоть глаз выколи. Повернулся Гугуцэ другим боком, и сразу рассвело.

Наконец Гугуцэ сообразил, где он, вскочил на ноги и стукнулся головой о дно бочки. Выхода не было! Посмотрел мальчик в круглое отверстие, хорошо ещё, что пробку туда не воткнули: "Ага. Двор как будто наш. Так и есть. Вот стреха сарая. Вот корытце, откуда куры воду пьют... Караул! Дверь не заперта. А вдруг придут грабители?"

Гугуцэ лупит в бочку кулаком, зовёт соседей, никто его не слышит. Только тёлка мычит, и некому её напоить.

Свернулся мальчик в бочке калачиком, и такая вдруг напала на него тоска по маме, по отцу, по ребятам, по солнцу и речке:

- А я, бедненький, один на целом свете!

И давай раскачивать бочку, чтобы повалить её на бок и выкатиться в ней на дорогу и докатиться до дедушкиного дома.

- Стук-бряк! - катится бочка, но никак не может угодить в ворота. То сворачивает к курятнику, то останавливается у входа в погреб.

Через час Гугуцэ решил, что он сидит в бочке уже много-много лет. Время от времени он проводил рукой по лицу: нет, борода ещё не выросла.

Вдруг в бочке стемнело.

- Вот и глаза к старости хуже видеть стали, - вздохнул Гугуцэ.

Тут на улице что-то загремело. Потом вспыхнуло, да так ярко, что Гугуцэ разглядел свою руку и ногу. Опять загремело, и в бочке запахло дождём.

Что мне дождик! Что мне гром!

Я под новеньким зонтом! весело закричал мальчик из бочки.

Дождь начал искать, кто это его дразнит, не нашёл и со злости взялся так поливать село, что сразу во всех дворах и на улице зажурчали ручьи и понеслись к речке. Слышит Гугуцэ, какой барабанщик дождь, и душа у него уходит в пятки. Дом-то у него не где-нибудь, а на берегу реки!

"Сейчас вода зальёт двор, свалит забор и унесёт бочку прямиком в речку. В полночь запоют петухи, а я уже доплыл до Днестра, солнышко взойдёт, а я - бултых в Чёрное море..." - ужаснулся Гугуцэ, снял с себя рубашку и заткнул ею дырку в бочке.

"Кита я не боюсь. Как он войдёт через эту дырочку в бочку? Но лучше всё-таки, если бы дельфины попались. "Говорящая бочка!" обрадуются они, покатают меня по волнам, а потом они поднимут для меня корабль со дна морского, а я отдам им бочку, - пусть дельфинята играют. И - вверх по Рэуту домой. Закричу прямо с порога: - Так, мол, и так, папа и мама! Есть у нас теперь свой корабль! Мама быстренько моет ноги в корытце, папа запирает дом, берём с собой кур и тёлку, я поднимаю якорь и - полный ход - в гости к австралийцам! Мама - кок, папа - старший помощник, я - капитан корабля!"

Когда дождь перестал, Гугуцэ с кораблём был уже где-то в Жёлтом море.

Отец тоже хотел бы вести корабль, особенно когда мама появлялась на палубе. Гугуцэ знаками дал ему понять: попозже, а то сейчас очень большие волны. Мама, как ни посмотришь, всё рядом с курами: "Цып-цып-цып! Не соскучились ли вы по дому?" А с тёлкой прямо беда: приходилось останавливать корабль у каждого острова, чтобы пасти её по бережку. Пока доплыли до Австралии, тёлка превратилась в здоровенную корову...

И тут зазвонил колокольчик у калитки. Вошла мать, глядь, а из бочки торчит рукав рубашки Гугуцэ. Мама удивилась, тянет рубашку к себе, и Гугуцэ видит мамины ноги.

- Я тут, мама...

- Батюшки! Как ты туда попал? Ты живой?

- Живой, мама.

- Сейчас выставлю дно!

Побежала мама за молотком, но передумала. Вдруг от стука что-нибудь растрясётся у сына в голове. Да и бочка разбухла от дождя.

Хорошо, что мимо дома проезжала телега: мама остановила её, вместе с извозчиком погрузила на неё бочку, и двинулись они к дому бондаря.