- Опоздали мы, - призналась Женя, выходя из квартиры, - на несколько минут.

- Очевидно, мой звонок, - предположила я, - её взвинтил?

- Все может быть, - пожала плечами. - Даже если бы не опоздали, все равно... опоздали. Такие идут до конца. Закон наркоманской тусовки: "Умри ты сегодня, а я завтра".

Я вспомнила свои чувства, когда заглянула в кухонное окошко - бездна, где нет жизни. Кто-то же Беллу толкнул к этой бездне, заметила сестра, ладно, будем разбираться.

- А ты каким документом размахиваешь? - поинтересовалась. - И все двери перед тобой открываются.

- Не размахиваю, а предъявляю, - строго сказала Евгения.

- И что предъявляешь?

- Что надо!

- Очень содержательный ответ, - обиделась. - Ты мне не доверяешь?

- Дурочка, - рассмеялась Евгения. - Это тебе все надо?

- Конечно, - вскричала. - Должна же знать, с кем имею дело. - И топнула ногой, находясь уже на твердой и грешной земле. - Ты, например, задаешь такие вопросы...

- Какие?

- Профессиональные. Милиционеры тебе козыряют. Годзиллов ты душишь газом...

- Все-все, хватит, - рассмеялась. - Не делай из меня монстра. Садись в машину и поехали.

- Куда?

- Твой любимый вопрос, Машка: "куда?", - заметила. - Туда, куда нас родина зовет.

- И куда она зовет? - была последовательна.

Родина нас звала - и звала на день рождения господина Шопина. Я выразила сомнение в уместности нашего явления средь "шумного бала" после того, как оказались свидетелями гибели бывшей топ-модели.

Двоюродная сестра назвала мои душевные страдания философской требухой и потребовала, чтобы я внутренне собралась по причине того, что меня ждет серьезная работа.

- Какая работа? - изумилась.

- Работа наживки, - услышала ответ, - для господина Шопина.

Если бы Евгения сказала, что меня хотят заслать лазутчиком в тыл армии USA, расквартированной в пустыне Саудовской Аравии, то удивилась, куда бы меньше. А так - было впечатление, что земля уходит из-под моих ног. Впрочем, находилась я уже в авто, мчащемся по вечерним столичным улицам, что ровным счетом не имело значения. Для моего общего состояния.

- Женечка, - услышала наконец свой придушенный голос. - Ты о чем?

- О выполнении поставленной перед нами боевой задачи.

- Б-б-боевой задачи? - мне казалось, что я уснула и мне снится невероятный сон.

А какие могла испытывать чувства провинциальная девочка, приехавшая неделю назад в большой город с единственной романтической целью покорить подиум Высокой моды и не имеющей о жизни никаких особых представлений. И вдруг такое: "выполнение поставленной перед нами боевой задачи".

Где я, с кем я и что от меня требуется?

- Маша, убери с лица выражение полной идиотии, - попросила сестра.

И тут меня прорвало, - я заорала так, как, наверное, кричала несчастная Белла, запустившая в себя дозу дрянного "винта". Я просила, нет, я требовала, чтобы со мной вели честную игру, если уж решили играть, в противном случае, отказываюсь от выполнения "поставленной боевой задачи".

К моему удивлению, Женя отнеслась к истерике с пониманием. И даже выразила сочувствие, мол, нагрузка на мою нервную систему слишком велика.

- Нет, я в порядке, - заставила себя успокоиться, - но неопределенность угнетает.

- Я тебя понимаю, - согласилась двоюродная сестра. - Тогда слушай внимательно и помни: все что я тебе говорю, это...

- ... конфиденциально!

- Умница, - похвалила. - Хватаешь все на лету, - и продолжила. - Я тороплю события и нарушаю инструкцию, но решение по тебе уже принято...

- Решение по мне? Какое ещё решение, черт подери?

- Вопросы не задавать, - отрезала сестра. - Учись молчать и слушать. Это тебе пригодится в будущем.

- Извини, больше не буду задавать никаких вопросов, - вспыхнула. Только последний вопрос: как меня зовут?

- Тебя? - закурила Женя и улыбнулась доброжелательно: - После получения информации ты будешь проходить под агентурным именем "Маруся". Устраивает?

- Устраивает, - обречено ответила и закрыла глаза, чтобы не видеть выражение собственного лика, отражающего на лобовом стекле авто. Потому что выражение лица было такое, что возникало одно впечатление - на меня смотрит человек, мне же абсолютно неизвестный.

3.

Я нахожусь в тесном и темном пространстве - мне ужасно неудобно в свои пятнадцать лет: мешает рост. Молодым подсознанием понимаю, что мне снится сон, но он настолько реальный, что всем телом осязаю страх. Он неприятный, липкий-липкий и почему-то пропахший бензином.

Потом слышу какое-то движение из вне. Слышу шаги. Слышу чужое дыхание. Слышу хруст ключа в замке. Яркий луч фонаря режет глаза. Щурюсь, чувствуя, как чьи-то крепкие и хозяйственные руки цапают мое юное тело и рвут из западни багажника автомобиля. Оказывается, я была связана бельевыми веревками и находилась в грузовом отделении такси. Почему понимаю, что это такси? Краем глаза успеваю заметить апельсиновый цвет машины и характерные "шашечки" на её боку.

Боже, казню себя, ведь мама не разрешала садиться в незнакомые машины. Но я так устала после танцев, что остановила такси. Меня даже не насторожило то, что лицо водителя укрывалось в ночи.

От шума мотора и движения я, должно быть, беспечно прикорнула и оказалась легкой добычей маньяка.

Пытаюсь освободить руки, связанные за спину, - тщетно.

- Но, но, - слышу хихикающий дребезжащий голос, - не шали, девка. Отсюда ещё ни одна пташка не вылетела вольной птахой. Я вас выношу в цинковом ведерке. Кормлю свиней своих. Ох, и любят они человечинку-с...

От этих слов, страшных и звучащих так бытово, меня душат спазмы ужаса - я задыхаюсь...

- Эй-эй, - волнуется невнятный. - Ты мне ещё живая нужна. - Вот сейчас переоденусь и займусь тобой, красавица моя...

Сквозь слезы вижу бетонный потолок, тусклую лампочку в наморднике сетки, шкаф с инструментами для ремонта машин, канистры с бензином... И понимаю, что нахожусь в гараже на далекой городской окраине, и спастись отсюда никакой возможности. Я - обречена.

Животный страх заставляет меня извиваться на железном рабочем столе и, - о, чудо! - веревка цепляется за острый, как нож, выступ. Боль выламывает руки из плечевых суставов, однако понимаю: надо терпеть. Терпеть! Терпеть! Если не хочу быть скормленной свиньям.