И все бы хорошо, да в эту вполне гармоничную схему не подпадает одна из главных фигур - офицер по имени Вирджиния, она же моя первая и последняя любимая женщина.
По сути дела о ней ничего не знаю. Одно твердо знаю: она сладострастная баба и ей тоже нужна информация.
Не ради же спортивного интереса и азарта меня запустили в потустороннее пространство? Чтобы туда пробиться необходима соответствующая работа всех служб. Каких? И кто, всесильный, стоит за хрупкими, скажем так, плечами майора? Неизвестно.
А что, если самое первое её появление в городке Ветрово было не случайным? Работа в школе - прикрытие, на самом деле - выполнение специального задания родины.
Нас, доверчивых школяров, она привлекла легкостью и независимостью: говорила и делала, что хотела. Потом перезнакомилась со всеми нашими родителями. Да-да, так оно и было. С моей мамой - лучшая подружка, с отчимом - дружеские беседы под дачной луной и вытье соседских собак...
Тут я вздернулся на дыбе от воспоминаний: проклятье! Ведь однажды даже приревновал её к Лаптеву. На что Вирджиния, смеясь, сказала, что у неё с ним исключительно деловые контакты... Я тогда удивился про себя: какие могут быть контакты с торгашом?
Потом её видели в обществе директора ковровой фабрики имени "Розы Люксембург". Тоже деловые контакты? Или обсуждали поведение на уроках детишек: Саньки Серова и Лехи Иванова?
Как это не прискорбно осознавать, но, думаю, мы и вправду были лишь прикрытием для неких деяний симпатичной и общительной училки. Каких? Теперь начинаю понимать, что её странная привычка курить папиросину с марихуаной не была случайной. А эта подозрительная дачка, якобы Веркой снимаемая, куда мы однажды с Сашкой завалились без особого на то приглашения?
Нет, предупредили о своем появлении телефонным звоночком - и закатили через час. Вирджиния уже не работала в школе, а находилась, как выразилась, в творческом поиске - и как тому доказательство: на солнечной лужайке корячился мольберт с какой-то мазней.
Мы тогда были настолько одурманены образом прекрасной Дамы, что не задавали себе никаких вопросов. Или не хотели задавать их. Так проще было жить.
А дача вполне соответствовала образу "вольной живописце": большой кирпичный дом со стеклянной верандой. Хозяйственная постройка, банька. Сад и огород. И над всем этим летний дурманящий сладковатый запах. Теперь понимаю - это был запах смерти. Там, на огородике, прорастали высокие и странные заросли - малахитовый лоскуток цветущей конопли.
Я бы не обратил внимания, да Сашка грозился побегать по конопле в чем мать родила. Зачем, удивился я. Дурашка, ответил мой друг, чтобы собрать пыльцу с голого тельца. И что потом? А потом заправиться в полет. В какой полет? Да, иди ты к черту, не выдержал Саня. Погоди-погоди, попридержал его, ты хочешь сказать, что Верка сигает по этим кустикам нагишом? Ну ты, Леха, совсем дурновой, рассмеялся, уходя от ответа. Совсем шуток не понимаешь, да?
Этот треп мог зародить в мою душу первые сомнения, да был настолько занят своими внутренними желудочными переживаниями, что вынес его за скобки. Меня больше волновала перспектива увидеть любимую женщину обнаженной. А где - это уже не имело никакого значения.
Она же, как понимаю, играла со мной. Я ей был нужен как сытой кошке голодная мышка. Варвара Павловна выполняла какую-то свою колдовскую миссию, а я был лишь одним из многих, кто помогал ей в этом.
- Привет, мальчики, - встретила нас на веранде. Была в атласом халатике, держала в тонких декадентских пальчиках сигарету. - Что случилось?
- Проездом, мадам, в святой город Иерусалим, - дурачился Санька и, наклонившись к её руке, чтобы поцеловать, неожиданно поймал сигарету губами и глубоко затянулся. - О! Какое щастья есть ещё на земле!
- Ах ты, плутишка, - засмеялась Верка. - Оказывается, вы за счастьем?..
- Не-не, - поспешил с уверениями Серов-младший. - Леха за витаминами, - и кивнул на яблоки, лежащие на старых выцветевших газетах. - Угощайся, дорогой друг, и не в чем себе не отказывай.
Яблоки были крупные, подрумяненные солнцем. Я выбрал несколько штук и отправился мыть на улицу. Там была колонка, оснащенная электромотором - я утопил кнопку и раздался подземный гул, и скоро из крана ударил тугой водный залп, окативший меня с головы до ног. Вместе с яблоками. Чертыхаясь, я разделся до плавок, кинул штаны и рубаху на пыльные кусты жасмина и, жуя фруктовый шар, побрел к мольберту.
С помощью грубых мазков на холсте абстракционистский пачкун пытался передать дыхание соседнего леса, край поля с перекошенным ржавым стожком и небесную пикантность. Я решил пошутить - взял кисточку и нарисовал вполне реальные две фигурки, лежащие под стогом душистого сена. Не трудно было догадаться, чем они там занимались.
Потом меня посетила вполне справедливая мысль: а чем там занимается мой друг Сашка, поэт и гаер, умеющий развлекать женщин своим золотым паркером в штанах. Пока я тут на лоне природы, понимаешь... И, натягивая на ходу одежду, ринулся в дом. Конечно, плохо подумал о товарище, да, как говорится, доверять-то доверяй, а любимую с шелковистой прорехой проверяй.
Они сидели в сумеречной комнате в сладковатом удушливом смоге и говорили о чем-то поэтическом, точнее, о каких-то травах. Тогда не обратил внимания на предмет беседы, теперь понимаю о какой т р а в к е была речь. Вирджиния сидела в своей излюбленной позе, поджав ноги, держала перед собой дымящую папиросину и её лицо было прекрасным и неземным. Выражение моего же лица, верно, было настолько испуганно-телячим, что Санька засмеялся:
- Ты чего, Леха? Павловна - не мой вкус. У меня другие интересы.
- Да, другие интересы, - засмеялась Верка. - Этот мальчик Александр далеко пойдет, если не сломает шею.
- Идите вы к черту, - обиделся я.
На это Сашка, затянувшись угарной горечью, прочувствованно, подлец, попросил:
- Верка, дай ты ему.
- Чего? - улыбалась сквозь синий дым марихуаны.
- Чего-чего... пиз...енки. Жалко, что ли?
- Дам, - пообещала.
- Когда?
Я не выдержал и заорал на Саныча, чтобы он, скотина такая, заткнулся или я его убью. После чего выскочил из дома как угорелый. Впрочем, таким и был.
