- Ааа, - сглотнул полынную слюну. - Это Юлия. Я её называл - Ю.
- Юлия? - переглянулись все мои собеседники и начали задавать соответствующие вопросы. Я отвечал то, что считал нужным. Потом меня спросили. - И где её можно найти?
- Кого? - не понял я.
- Юлию, твою мать!
- Там, - вскинул голову и увидел люстру; она, пыльная и старая, как мир, плыла под потолком, и её рассеивающий свет напомнил мне... сияющую гряду...
и поднимается из руин мечта о городе который здесь был о городе который здесь будет которого нет.
Был вечер, когда мне соизволили вернуться на дачу красного командарма Иванова. Как подопытный кролик Леха не сдох остается загадкой, как для него самого, так и для хреновых экспериментаторов.
Из всего происшедшего я понял одно: научно-технический прогресс настолько шагнул за горизонты, что человек стал невольником всех этих компьютерных и прочих систем. Если раньше эскулапы со скальпелем наперевес могли только проникнуть в мозг, сердце, легкие и прочие человеческие органы, то теперь люди в белых халатах поимели возможность вторгаться в души и препарировать их, как печень или мочевой пузырь.
Это я понял, когда увидел на экранах бледный отпечаток прошлой счастливой жизни. Я позволил посторонним влезть в святая святых. Солдафонскими сапогами в чистенький и опрятный комод с потайной дверцей, где хоронилась любовь к серебряному колокольчику по имени Ю.
И теперь, когда все закончилось, меня не покидало чувство, что я предал Ю. По глупости и недомыслию. Но предал. Как я мог предать ребенка солнца? "Дети солнца строят корабль, чтобы уплыть на небо. Там, где небо, там и свобода, там где небо, там и любовь".
Прости, Ю, сказал я ей, и помоги, если это в твоих маленьких силенках; помоги мне, убийце, вновь увидеть сияющий город мечты...
... Слепили фары встречных грузовиков - великая страна, разломавшаяся на куски, как Атлантида, погружалась во мрак бездны, беды, беспамятства.
Мертвые считали себя живыми, и проявляли исступленную страсть к тому, чтобы выкупить право на счастливую загробную жизнь. Эти мертвецы, набивая свою мошну, жили одним днем, теша надеждами о собственном бессмертии...
Они были обречены на вечное забвение и гниение в отхожих ямах истории, но беда была в том, что они опошляли своим существованием весь мир, суя свои руки, покрытые трупными пятнами, в чистые и молодые души... (Пусть простится патетика этих слов.).
Кто-то верно заметил: власть развращает, абсолютная власть абсолютно...
Не каждая шишка способна прорасти могутной и державной елью... Чаще всего - выхоленные елочки с рыже-голубым окрасом, стоящие рядком на кремлевском погосте.
Беда-беда на всем белом свете... Впрочем, уже был вечер и я, повторяюсь, возвращался на дачу. Один. (Если не считать малолитражки с двумя головорезами, выписанными лично мне по высшему предписанию.)
Дело в том, что майор неизвестной спецслужбы выказал (выказала?) ряд претензий к моему поведению, и я был вынужден на неё наорать: поступаю так, как считаю нужным, блядь-блядь-блядь!..
В чем же дело? Была такая любовь, да вдруг... бздынь!.. амур отбросил копыта. Нехорошо.
Нехорошо травить людей, сказали мне, и продемонстрировали стеклянный бочонок с лекарственными шариками, о котором я совершенно позабыл. Это первое. Второе - куда меня носило всю ночь? И третье - дискета.
Первое, отвечал, нехорошо шарить по чужим карманам и душам, во-вторых, ездил туда, куда надо, и последнее - с этой еб... ной дискетой вы меня все достали до самых до сердечных корч!
В чем дело, родная, не понимал я. Ищите сами, а я отдал все, что имел... Если мечтаете получить ещё и тело, то при малейшей возможности перешлю его заказной бандеролью!..
Милые бранятся, только тешатся. Опасаюсь, в данном случае мне скоро будет не до потешек. О чем посчитала предупредить меня Вирджиния:
- Чеченец, ты хочешь быть трупом, ты им будешь, но сначала будешь долго-долго жить в аду...
- Утю-тю-тю, - сложил губы бантиком. - Как долго? Как полярная ночь?
- Дольше, - смотрела с ненавистью. - Ты даже не представляешь...
- Да, пошла ты, блядь!.. - прервал свою первую и, чувствую, последнюю женщину. - Я тебя имел во все дыры, и всех остальных буду иметь!..
- Я тебя предупредила, дурак. Не делай резких движений, - и, развернувшись, пошла прочь от машины, где мы выясняли свои позиции.
Приятно, когда голая баба залепляет тебе рот своей мокрой, дезодорированной и тугой устрицей, прячущейся меж её же тренированных ног, и неприятно, когда баба в погонах (угадываемых) угрожает тебе физической компрометацией. И поэтому мой ор был вполне объясним. Я надрывался так, будто меня кастрировали без анестезии. Солдатский мат по сравнению с моими проклятиями был бы детским лепетом в песочнице, залитой янтарным светом солнца.
- ... ...! ... ..., ...! ... ... ... ..., ...! - ну и так далее.
Блажил от бессилия, что так дурно и просто отдал свою мечту о бессмертии. Визжал от ненависти, что позволил ковыряться в своей трехграммовой, как хлопковый бутон, душе. Выл от гневного исступления, что потерял серебряный колокольчик по имени Ю.
Но что люди, их можно обмануть, а вот как быть со временем - оно неумолимо, и я пока находящейся под его защитой, был самим собой, а вот останусь таким же после того, как омерзительная базедовая старуха попытается огреть меня своей клюкой. Не знаю. Неизвестность.
... Дачные круглые окошки наверху пылали, как иллюминаторы лайнера "Титаника", медленно, с музыкальным сопровождением оркестра погружающего в ледовую окрошку океана.
Я удивился - мне оказана честь и прибыли неожиданные гости? Кто это мог быть? Автомобильный транспорт, кроме моего джипа и малолитражки службы безопасности, отсутствовал под елями и соснами.
Мои страхи быстро развеялись - Алоиз Гуськов, собственной лакейской персоной, сидя в рабочем кабинете усопшего хозяина, гонял на компьютере "бродилку-стрелялку-страшилку."
Я решил пошутить, не все же надо мной шутки шутить. Подступивши к игруну, дернул его за ухо, похожее на вареник.
Он, человек, конечно, взвыл так, что осыпались все шишки в округе, а головорезы хекали на лестнице, готовя свои пушки для решительной стрельбы.
