- Прошу, - указывает на скамейку, глядя на меня не без некоторого оторопения, - садитесь.
Истолковав его взгляд по-своему, решаю опередить вопрос и выпаливаю:
- Упал с третьей полки вагона поезда Сочи-Москва! Лицом о столик. Да-с! Такие вот билеты продают - на третью полку-с!
- Слава, прекрати бредить, - недоумевает моя спутница. - Ты о чем?
- Он глаголет правду жизни, - усмехается г-н Крутоверцер. - Времена такие: не знаешь, где упадешь, где на тебя упадет, - машинально приглаживает плешинку. - Бомба - самое радикальное средство против перхоти. Но не будем о грустном, господа. Поговорим о делах наших.
После этих слов я чувствую неодолимое желание расхохотаться в голос. Если сейчас господин Крутоверцер предложит общий бизнес и все те же 33, 3333333 %, я сам себя сдам в лапы медицины. Не пора ли выстраивать в очередь всех желающих владеть "золотым" аутистом?
- Простите, - закашлялся я. - Слушаю вас.
Очевидно, в моем роду были ясновидцы. Если убрать все словесные изящества, похожие на декадентские виньетки, то смысл предложения высшего государственного чина сводилось именно к тесному сотрудничеству.
- А с кем буду работать, - задаю вопрос, - конкретно?
- С Маей Михайловной, - по-ленински щурится. - Она возглавить дилеровский, назовем это так, центр при правительстве. Обещаю всяческую поддержку.
- Извините, - ляпаю, - а зачем это мне нужно?
- То есть?
- Дилеровский, понимаешь, центр?
- Нужно, Слава, нужно, - с нажимом проговаривает высшее государственное лицо. - Вы же не хотите все время падать с полок поездов Сочи-Москва?
- Не хочу.
- Тогда какие проблемы?
Мы смотрим друга на друга, как представители двух разных миропорядков. Потом я медленно выговариваю:
- Вы, Борис Владимирович, тоже можете упасть с полки поезда Сочи-Москва.
- Я летаю самолетами, - парирует.
- Все мы в поезде, - настаиваю. - Я был вашим должником, но долг возвращен, - отмахиваю в сторону автостоянки. - Мы квиты, Борис Владимирович.
Высший государственный чин хлопает себя по колену, весело говорит, что он в который раз убеждается, что людям надо делать добро.
- Но, - поднимает указательный палец, - мои парни всегда, как говорится, зачищают территорию...
- Не хотите ли сказать: я принес бомбу?
- Дело не в ней, а в том, что кто-то пытается помешать нам работать вместе. Не конкуренты ли какие?
- Конкуренты? - и выражаю недоумение: разыгран спектакль с далеко идущими планами? - Больно сложная постановка, - не верю.
- Слава, - доверительно наклоняется. - Вы не представляете, какие бывают постановки. Глобальные! - Снова поднимает указательный палец. Иногда приходится жертвовать и людьми, и территориями, и домами, и кораблями и проч. Зачем? Чтобы победить в большом.
- Вы о чем? - не понимаю.
- О великой науке побеждать, - заразительно смеется, как великий вождь маленького роста В.И. Ленин во время кремлевской киносъемки в 1918 году. Уверен, мы договоримся. Подумайте, - по-демократически жмет руку. - Маечка, на пару слов, - начинает движение к уходу. - Это по другим нашим делам, считает нужным меня поставить в известность.
- Пожалуйста, - передергиваю плечами, оставаясь сидеть в одиночестве, но гордом.
Впрочем, меня окружали могилы. Они были ухожены и с гранитными надгробиями. Выбитые цифры на камнях утверждали, что почившие в бозе проживали ещё в прошлом веке.
Наверное, ничего принципиально не изменилось: они тоже любили, страдали, совокуплялись, размышляли, мечтали, страшились смерти и так далее.
Спрашивается, зачем тогда эта вся наша проклятущая кровавая маета? Уверен, Илюша Шепотинник куда счастливее нас, считающих, что мы живем во имя какого-то высшего смысла.
Ничего подобного, господа! Пустая м`ука! Маета. Прах и тлен!
- Что такой задумчивый, - возвращается Мая, - как верблюд? - Она наполнена силой и жизненной энергией, и это почему-то мне неприятно.
- Откуда знаешь Крутоверцера? - начинаю наступление.
- Какая разница, - бьет меня по руке. - Противный какой. А ведь будешь, как сыр в масле.
- Бесплатного сыра не бывает, - огрызаюсь.
- Прекрати. Все хорошо: бомбу уже обезвредили, твои раны заживут, и начнем работу.
- Я дал согласие?
- Слава, - укоризненно смотрит, как кукла, которую не хотят покупать. - Если есть самая крышастая "крыша", то она к нашим услугам. Пользуйся.
- За тридцать три процента, - горько усмехаюсь.
- Почему? Сорок девять.
- А пятьдесят один кому? Им, - мотаю головой в сторону кладбищенских ворот, где рассасывается опухоль скорбной толпы. - Им? Что? Делится надо, как завещал товарищ Лифчик?
- Да!
- А вот не понимаю, - продолжаю вредничать, - зачем им наши миллионы? Мало нефти, газа, золотых и алмазных приисков, леса...
- Дело в принципе, - получаю ответ. - В государстве все должно находиться под контролем.
- Государство берет меня под контроль?
- Ну и что? - всплескивает руками. - Тебе, какая разница? Радуйся, что ты кому-то нужен.
- А как можно взять под контроль сумасшедшего?
- ?!
- Я говорю об Илье.
- А что он? - Передергивает плечиками. - Ему тем более все равно.
- Ты мне не нравишься, - признаюсь, - своим практицизмом.
- А как женщина, - кокетничает, - нравлюсь?
Я нервничаю и напоминаю, что у неё горе, а она ведет себя вызывающе странно.
- Жизнь продолжается, - берет за руку. - Поехали.
- Куда?
- К нашему этому... феномену.
Я не знал, что делать: то ли смеяться, то ли плакать? Разительные перемены с той, которая казалась самим совершенством. Черт знает, что происходит! Остается смеяться сквозь слезы и прощаться с иллюзиями.
- Прости, - говорю. - Во-первых, вообще не знаю, где он, а во-вторых, эксплуатировать его ради наживы...
- Кто бы говорил, - фыркает. - Сам его в хвост и гриву...
- Это была игра.
- Играй дальше, - топает ногой. - Кто мешает?
- Да, вы все, - отвечаю в сердцах, и развиваю мысль о том, что, когда у кого-то получается фарт, то сразу появляются ядовитые мухи, готовые искусать до крови везуна.
- Что? Я - муха? - искренне оскорбляется Мая. - А ты!.. Ты навозная куча! Ты - ничто! Ты - пустое место! - И неожиданно заливается слезами. Ты... ты... Я хочу, как лучше... а ты...
Самое страшное для меня - женские слезы. С гневными стервами одно удовольствие говорить. Они орут - и тебе приятно, они визжат, а тебе ещё приятнее, они брызжут слюной, а тебе все в легкий кайф, они...