После того, как генерал Иванов сообщил, что один из моих подследственных будет освобожден, а второй обнаружен в петле, чувство опасности усилилось. Ко всему удивляла стремительность ответных мер. И это при том, что практически никаких активных действий капитан Синельников не предпринимал, кроме тайной ночной прогулки на яхте и открытого дневного посещения СИЗО. Я снова решил послушать металлическую музыку тюремных решеток и замков. Проклятье, новые проблемы гнали меня, как гончие травили петляющего по летнему полю зайца. Как и полагал: в СИЗО метелки* только развели руками: африканец удавился сам. Где, спросил я. В больничном изоляторе. А почему он там оказался? Жаловался на боли в желудке, ответили. Ааа, наверное, не то съел, пошутил я.
Метелка - милиционер (жарг.).
Хотя какие могут быть шутки, когда чужая душа удаляется в юдоль по причине насильственной. А то, что это было именно так, никаких сомнений. Кто-то открыто и нагло обрывает ниточки. Кто этот кто-то? Думаю, это можно узнать при благоприятном развитии событий - благоприятном для меня. - А когда внука выдают бабушке? - поинтересовался. - Уже выдали, - последовал ответ. Молодчины, промолчал я, оперативно работаем, когда не надо. Ну что ж, первые ходы сделаны, господа, игра вступает в позиционную стадию. В таких случаях рекомендуется торопиться медленно и по возможности не делать ошибок.
Благоухающий розами вечерок располагал к культурному отдыху с прокисшим шампанским и скабрезными анекдотами. Но вернулся в Управление. В окнах кабинетов следственной группы майора Деревянко пылали пыльные люстры. Как говорится, чекисты работают до последнего изнеможения сил своих же подследственных. Понятно, что любая следственная группа воспринимает чужое вторжение весьма болезненно. Деревянко, добродушный толстяк, встретил меня без должного энтузиазма, дышал, как носорог после длительного пробега по выжженной сафари в поисках водопоя. Я ему посочувствовал, человеку, конечно: - Жаркий денек, однако. - Да уж, - вытирал платком потный лоб. - Наверчено да накручено. Эх, жаль Васька, добрый хлопчик был, - и по-бабьи поджал губы. - Ты чего, Вячеслав Иванович, говори разом? Я сказал. Майор принялся отмахивать руками: какая к черту Милькина, мало своих забот, и зачем мне про эту хищную стервозу знать? - Как зачем? - удивился. - Не успел обработать внучка, как его освободили.
- Во, чувствовал я, - признался Деревянко и вкратце поведал о том деликатном давлении, которое оказывала на него некая сторона. - Какая сторона? - не понял я. - Каменецкий, что ли? - Вячеслав, я тебе этого не говорил, - печально отвечал Деревянко. - Ты человек здесь новый и, может, временный, терять тебе нечего, а у нас тут дома, семьи, дети. Я пожал плечами: что за служба безопасности такая, лежащая под гражданскими, как понятно кто с раздвинутыми раструбами ног. - Вячеслав, не играй с огнем, - предупредил майор. - Это мне уже говорили, - сказал я. - Кто? Мне было известно, что СБ на местах потеряла былое могущество, но не до такой же степени, товарищи офицеры? Понимаю, многие вынуждены жить по чужим законам и правилам. Так проще. Я, menhanter, живу и действую по исключениям из правил. И поэтому, повторю, моя профессия - одиночество. Его особенно чувствуешь в увеселяющей толпе, куда я и нырнул, как в бурную волну - нырнул с одной целью: найти ту, кто владела именем Победа, если переводить с языка древних греков.
После утреннего расширенного совещания, где перед сотрудниками были поставлены конкретные задачи в свете последних трагических событий у бухты Янтарная, я прибыл в кабинет полковника Петренко. - Ну как Синельников, обживаешься? - поинтересовался он. - Купался в море? Море у нас хорошее. - Степан Викторович, - кивнул головой. - Разрешите по делу в бухте Янтарная? - А ты в группе Деревянко? - Нет, но... - Капитан, у нас каждый занимается своим делом, - назидательно проговорил Петренко. - Простите, - развел руками. - Одного моего подследственного освободили по прокурорскому распоряжению, а второго удавили в больничном изоляторе. Так что я временно безработный. Полковник удивился: как это освободили и кого, как это удавили и кого? Я доложил. Степан Викторович крякнул и потянулся к телефону, потом остановил руку: - Милькина, говоришь? Эта сучья ментовка может испортить воздух. И портит.
- Тогда вообще зачем взяли ее внука? - У него на лбу намарано, что внучек? - с раздражением проговорил Петренко и, маясь, признался в том, что отношения между ментами и контрразведчиками далеки от идеальных. - Война местного значения, - вздохнул. - Ты пока не встревай, Вячеслав Иванович, держи нейтралитет. - Держу, - сказал правду. - И хочу только помочь своим. - Ну валяй, репей, - обреченно отмахнулся полковник.
Я доложил свое понимание последних событий, а точнее о том, что имеются серьезные подозрения об устранении гражданки Шкурко, которую, как я уже выяснил, в городе не встречали почти уже сутки: ни хозяйка сдаваемой квартиры, где проживал Суховей с молодой любовницей, ни мать потерпевшей... - Загуляла молодая где-то? - Степан Викторович, такие гуляют - небесам тошно. - Всех проверил, значит? - Так точно. - Вот такая вот история, - задумался полковник. - Все бы ничего, да Татарчук в ней каким-то припеком, - и решился. - Ну хорошо, - и вызвал капитана Черныха, от коего тянуло забористым перегаром самогона, настенного, по-видимому, на моче местного молочного поросенка. - Ты, Евгений, закусывай, - поморщился полковник. - Не люблю я этого дела, знаешь. - Так это... день рождения тещи, - признался офицер, стараясь дышать в открытое окно, где плескался васильковый лоскут моря. - Так у вас же война ни на живот, насмерть? - удивился Петренко. - Степан Викторович, у нас перемирие на этот день, - развел руками любящий "сын". Я передернул плечами: черт знает что; если агент ЦРУ слушает наш столь содержательный разговор, точно решит, что готовится заговор против его горячо любимой и чрезмерно патриотической родины. Наконец полковник перешел к сути проблемы: у капитана Синельникова есть версия последних трагических событий, ему нужно помочь машиной и людьми. Узнав в чем дело, тещин любимчик крепко задумался: - Без армии тридцать км. по горам будем ходить три дня. А у них вертушка? - Ну и организуй полет, Евгений, - поморщился полковник. - Ты это умеешь делать, массовик-затейник. Пикнички там всякие на лоне природе. - Без горючки армия не полетит, - капитан выразительно щелкнул себя по плохо выбритой шее. - Степан Викторович, ну вы же знаете? - Обратись к Чубчикову, - страдал начальник отдела по борьбе с организованной преступностью. - Так он не даст, - и посчитал нужным сообщить мне. - Известный наш жмотюк. - Черных, ты это... поаккуратнее с характеристиками, - предупредил Петренко. - Сам знаешь: городской бюджет трещит по швам. - И не только городской, - посчитал нужным уточнить вольнолюбивый офицер. - Идите-идите с глаз моих, - огорчился начальник. - Я Чубчикову позвоню. - Я же для дела, Степан Викторович, - каялся капитан, выходя вместе со мной из кабинета. И объяснился в коридоре. - А я что? Знаешь, не подмажешь, не взлетишь. А ежели официально, в сто раз дороже, я тебе толкую. - М-да, - только и молвил я.
Не хотелось говорить ничего - нищета и позор. Власть, относящаяся подобным образом к службам безопасности, обречена, мать ее так! И не будем больше об этом.
Через два часа ножи лопастей армейского МИ-24 разрезали воздух и пятнистая дребезжащая машина начала подъем. Я с облегчением перевел дух. Предшествующие этому события меня несколько утомили своими мелкими местечковыми страстями. Поначалу мы искали по всему городу подполковника Чубчикова, отвечающего за материально-хозяйственную часть областной Конторы. Тот был неуловим, как никому не нужный ковбой Джо в кактусовых прериях. Обнаружив хозяйственника в банке "Олимпийский", капитан насел на него, как медведь на козу. - С ящика не взлетят, - утверждал один. - С двух взлетят, а с одного нет, я тебе толкую! - Еще как взлетят, - отбивался завхоз. - И с одного ящика. Со стороны происходящее казалось концентрированной галиматьей, если не знать, что спор происходит вокруг ящиков водки. В конце концов полемисты пришли к общему знаменателю: полтора ящика. - Ну вы, ребята, весело живете, - заметил я, когда мы на казенном джипе покатили в городское сельпо за горюче-смазочным материалом. - Живем, хлеб жуем, - отвечала группа поиска из четырех человек. - И водочку пьем. У меня возникло впечатление, что мы отправляемся не на поиски возможного трупа, а на пикничок на лоне природы, повторю за начальником отдела по борьбе с организованной преступностью. Хотя не осуждаю - у каждого свои маленькие радости. По прибытию на военный аэродром наш массовик-затейник убыл в штабную, как он выразился, землянку. Туда он отправился с двумя бутылками родной, а через четверть часа прибыл с заикающимся полковником Соколовым и двумя инертными вертолетчиками. - Ну что, че-чекисты, взлетим, со-соколами, - сказал командир авиаторов. Если еп-пкнемся, я не виноват. Все его прекрасно поняли - перспективы ждали нас самые радужные. И тем не менее, наша группа загрузилась в камуфляжное по цвету брюхо вертушки. И через минуту сонливый полуденный мир планеты уплыл из-под наших ног. Вид с болтающего шумного борта открывался великолепный: сияющее море плескалось в глубинной впадине, отороченной горными грядами и волнистыми лесными угодьями.
