Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Когда МИ-24 медленно и низко поплыл над маршрутом бухта Янтарная - перевал Дальний круг, группа, используя полевые бинокли приблизила поверхность. По гудронной шоссейной ленточке тянулись друг за другом малолитражные коробки, автобусы, грузовики. На обочинах и в ущельях вскрывались следы нашей варварской цивилизации: мусорные плешки вяли в камнях и кустарниках.

Мы пролетели по всему маршруту минут за сорок - без результата. И какой может быть результат, если достаточно заложить жертву камнями или кинуть в ельник. - Промашка вышла, капитан, - кричал Черных. - Садимся и культурно отдыхаем. - Еще раз, - предложил я. - Ящик за мной. - Ну да? - не поверили мне. - У нас так не шутят, товарищ капитан. Какие могут быть шутки, успокоил я коллег, вперед и ниже, и я держу слово. Видимо, перспективы активного отдыха вдохновили пилотов - вертолет припал к планете и, буквально разрубая кроны сосен, начал движение по маршруту.

Я чувствовал - прав; к сожалению, прав. В подобных случаях рад обмануться, но факты говорят сами за себя. - Викочка? Вы ищите Викочку, - скрипел древний старик, похожий на птеродактиля, из своей комнатушки, когда я пришел по адресу. - Хорошее дело, мы тоже ищем Викочку. Куда вы дели Викочку, убивцы? - Не обращайте внимания, - говорила мать девушки. - Это наш прадедушка, никак не помрет, черт старый. - И пригласила на кухню. - Тут удобно, наши спят все. - Закурила. - Чай-кофе будете? - Я отказался. Женщина с увядшим орхидейным лицом глубоко затянулась: выпустила неустойчивые колечки дыма. - А что до Виктории - девка она шалая, да мы с ней, как подружки, никаких секретов. - Да? - не поверил я. - Никаких секретов? Выяснилось, что мама Вики работает в детской комнате милиции, имеет, так сказать, определенный опыт в воспитании подрастающего поколения. Им не надо врать, сказала она, они все прекрасно, как звери, чувствуют. И воспитывала дочь именно в духе библейских заповедей: не лгать. - Извините, - проговорил я. - Такая личность, как Суховей вам, конечно, известна? Женщина притушила окурок в пепельнице из цветного стеклопластика, взглянула на меня странным косящим взглядом, будто я ее ударил, потом выдохнула: - Я выпью водки? А вы? Я отказался и попросил, если это возможно, принести фотоальбом. Мою просьбу выполнили. Я внимательно рассматривал глянцевые карточки и слушал исповедь матери, пытающейся суррогатным пойлом приглушить страх. Страх за жизнь дочери, внешность которой, оказывается была мне знакома: именно ее в белом платье, загорелую и веселую, я видел тогда в ресторане "Парус" - с Анастасией.

Счастливое детство, дедушки-бабушки, школа, после ее окончания пытается поступить в областной институт культуры - неудачно, возвращается домой и... Женщина наливает еще стопочку сивушной отрады, морщась, заглатывает ее: - А здесь Суховей, - говорит с заметной брезгливостью. - В каком смысле? - не понимаю. - В самом прямом. Суховей был моим гражданским мужем, - помолчала, словно решаясь к продолжению разговора. Ее когда-то красивое лицо от водки размякло и походило на физиономию печального циркового арлекина. - Понятно, - сказал я. - У него с вашей дочерью возникли, так сказать, отношения. - Отношения, - фыркнула женщина и неверным кокетливым движением руки поправила прядь волос. - Викторию я не могу судить, а вот его, - и сжала кулачки, - убила бы. Я хотел сообщить, что теперь в этом нет необходимости: убивать. Промолчал, зачем говорить, если это уже не имеет никакого значения. Пока человек жив, он создает проблемы другим. А когда уходит в миры иные, никаких проблем для оставшихся.

...Проблемы были у тех, кто мотался в пятнистом монстре, тарахтящему механическую симфонию небу. От напряжения устали глаза - я смотрел через оптику в мелькающую карту земли и чувствовал: поиск будет завершен успешно. Если в подобных случаях можно так выразиться. И когда из-под скалисто-наслоенных нагромождений у горной речушки выметнул лилейный клок материи и пропал, я прокричал: - Стоп! Здесь вижу! Вертолет пострекотал над скалами, потом нашел удобную для посадки поляну, поросшую индиговыми туями. Отойдя от канистровой вертолетной бочки, я почувствовал проникающий в кровь питательный кислород. Кустарники населяли мелодичные невидимые птахи. Стращая их шумом шагов и голосами, наша группа приблизилась к ущелью, где в камнях, полированных быстрой водой, колотилась безымянная речушка.

Я прилег животом на теплый валун и глянул вниз. Мертвая ломкая девушка была зажата в расщелине, точно в створках гигантской раковины. Над искалеченным телом, из которого лучились тростниковые кости, приплясывал рой мух с изумрудно-нефтяным отливом. - Точно Шкурко, - проговорил капитан Черных. - Вызывайте деревянок и труповозку. - И напомнил мне. - С тебя, капитан, ящик. Я поднялся на ноги - расстояние до шоссейки метров двадцать. Тянуть тело через кусты в ночи? Странно? И я направился в сторону трассы, словно пытаясь найти ответ на этот простой вопрос. - Эй, капитан? - крикнул Черных в спину. - Ты куда? Отдыхай - нехай Деревянко и его деревянки отрабатывают хлебушек. А мы сейчас тут пикничок... Мне нравятся люди с выносливыми желудками, они напоминают мне эскулапов, жующих бутерброды над открытой, как тюльпан, брюшиной смертельно больного.

На горной магистрали трудилась бригада дорожников - укладывала горячий дымящийся гудрон. Люди в оранжевых куртках махали лопатами, а тяжелый каток плющил асфальтовую крошку до панцирного состояния. Под моими сандалиями хрустела галька - я шел по обочине, осматривая кустарники. И нашел то, что искал: шифоновые белые ниточки на кустарниковых колючках. Я соскользнул по обочине вниз метров на пять. Присел на корточки: виделись явные следы грубого вторжения в кустарник: замшевая пыль была сбита с вялых листьев. Это утвердило меня в том, что совсем недавно труп перетащили в расщелину. Кто и зачем это сделал? Возможно, тело хотели убрать, как улику, да помешала дорожная бригада? Что могли видеть работяги в оранжевых куртках? Подойти к ним? Нет, решил не торопиться. Если начата игра в смерть, лучше не спешить делать ответные шаги. - Ну ты чего, капитан? - суетился у бесцветного костерка Черных, где был разбит наш походный бивуак. - Ходишь-бродишь, давай к коллективу. Выпьем за упокой души рабы божьей! - Это на ящик, - передал ассигнацию цвета полянки, на которой мы находились. - Отрываешься от масс, - осклабился массовик-затейник. - У нас, я тебе толкую, так не положено. - По-положено, - неожиданно вмешался полковник Соколов, вздернув поникшую от хмельного утомления голову. - Нам бо-больше бу-будет! От ви-винта! Мы посмеялись железной логике небесного аса и расстались: мои непритязательные коллеги остались бражничать, ожидая группу Деревянко и труповозку, а я отправился на перекладных в город. - Я в Управление, - сказал капитану Черныху; и на шоссе, остановив частника, промчался с ветерком несколько километров по направлению к центральному проспекту Ленина, потом притормозил малолитражку и перемахнул в кабину трайлера, тянущегося туда, откуда я только приехал.

Зачем выделывал эти каскадные трюки? Мне нужно было до перевала Дальний круг и я не хотел, чтобы чьи-то бдительные глаза отметили мой интерес к магазинчику "Турист". На такое поведение у меня были основания. - Дочь говорила, что скоро у нас не будет никаких проблем, - сказала мне на прощание мать Виктории Шкурко. - В каком смысле? - В материальном. - А конкретно? Мама, смеялась Вика дня три назад, мы купим островок в океане, засадим кипарисами и будем под ними жить с папуасами. - Островок в океане, - повторил и попросил женщину никому не говорить о моем ночном визите. - Думаете, с ней что-то случилось? - спросили меня. Что мог ответить - промолчал. Теперь на этот вопрос получен ответ, страшный для матери. Для меня это лишь один из кровавых эпизодов в сложной криминальной интриге по розыску республиканского наркобарона Папы-духа.

За километр до перевала "Дальний круг" я прыгнул с дизельного трайлера и он, чадящий, убыл в параллельный, более, как мне кажется, простой мир, где нет непрерывного чувства опасности. - А с кем она дружит? - спросил я мать Виктории на прощание. Женщина курила в коридоре и ее искаженное лицо в мутном свете лампочки казалось импрессионистским рисунком художника-коканиста. - Не знаю, - ответила мать. - Она со всеми дружит. - И по моей просьбе назвала несколько имен. И среди них я услышал имя: Анастасия. Интуиция и опыт подсказывали мне, что последние трагические события каким-то образом связаны с этой девочкой. Хотя не отметаю и того, что я мог спровоцировать действия, в результате которых и случилось то, что случилось.

10
{"b":"44034","o":1}