Выпили, словом, по четверти. И отлично пошла. Аж передернуло. И в голову враз шибануло. Тепло, хорошо. Теперь по сигаретке скурить, а там и прикончить можно.

- Случай такой вот припомнил, - Витька всегда, как поддаст, его на случаи разные тянет. - В фонтане я раз утонул. С дружком на велосипедах катались, и в какой-то двор забрели. А фонтан был заброшенный. Осень, листья кругом. И еще две доски. Вот мы и поспорили, кто на этих досках прокатится.

- И как?

- А никак. Ко дну я пошел. Только и помню: листья надо мною небо укрыли. И не желтые, черные сделались. И свет между ними просеивается. А они уж как тучи, сейчас вот сойдутся...

- И кто ж тебя вытащил?

- Девчонка одна. Отец ей потом медведя купил. Вот такой, - и руками развел, будто рыбак, что улов свой нахваливает.

- А мать?

- Ничего. В кровать уложила и давай меня феном отхаживать. Это - чтоб я не простыл. А я уж давно в сознанье пришел, но все равно притворяюсь, что сплю. Обидно, что кончится это.

- И что же, ругала потом?

- Никогда, - заплевал окурок Витек. - За что же ругать? Поплакала только.

- А отец? - я, вообще-то, дотошный. Хочется знать, как у людей-то бывает. А то вот у нас: как отчим напьется, и прямо с порога мат-перемат, - а утром проспится и прощения просит. Вечно все с фингалами ходили.

Но про отца Витька ничего не сказал, только плечами поерзал****.

- А Федор?

- Какой еще Федор?

- Ну, за которого замуж выходит?

- Это потом, - Витька еще сигарету достал. - А в общем, такой же зануда. Книжный он червь. Очечки на носик надвинет, и с умненьким видом: ты Канта читал? Ах, не читал - так послушай!... Только знаешь, всех этих книжников в грош не цени. Потому что они неживые. Все для них уже сказано. Лишь потрудись - и любую премудрость отыщешь.

- А может он прав? Есть же хорошие книги. Я вот "Трех мушкетеров" читал.

- Может и есть. Только не в книжках тут дело. Ты мне жизнь подавай. А не с бумажки вычитывай.

- Как же тогда? Ты ведь сам же хотел написать?... - это больное место. Витька как-то признался, что книгу он пишет. Да я и без признания видел. Хотел как-то раз заглянуть, а он словно зверь взбеленился: - Не смей! говорит. - Это все равно что чужие письма читать! - И я больше не пробовал. Хотя не очень понятно: что за книга такая, если читать ее никому нельзя?... Но - не хочет, не надо. Против Витьки я вжисть не пойду. Разве шпильку по случаю вставлю...

- А вот - напишу! - набычился Витька. - И все там будет вранье! Ни единого слова чтоб правды!

- Это ж зачем?

- А вот так! - и снова за банку схватился. - Давай, лучше, кончим заразу!

Ну и разговор, конечно, затух. После второй на подвиги всегда тянет. Разве, еще покурить, а там и за работу приняться?...

Хотя, в общем-то, не горит. Как тот же Скрижал, когда в философию его понесет, всегда к одной мысли подводит: что гореть, мол, и медленно можно. С помоек вон тоже дым подымается. В химическом смысле то же самое горение. А бассейн - такое уж место. Он сам же тебя провоцирует. Во-первых, тепло. Еще осенью отопление подключили. Как-никак отделка идет, и ежели холод - краска потом вся облупится. А еще замполит объяснил, что "объект не первостепенной стратегической важности". Не шахта какая-нибудь, или, там, пирсы для лодок. То есть, плавать здесь те же подводники будут, а все же не так актуально. Ну, не поплавают - обороноспособность от этого не  уменьшится. Вот и держат здесь стариков. Так сказать, разложенный элемент, ни на что уж негодный. А молодняк - те в порту больше вкалывают. Им еще трубить и трубить. И уж только когда поизносятся, когда им губа и холодная как ежу голый зад - вот тогда, значит, их уж черед.

А работа у нас - и вправду концов не отыщешь. Бывало, по суткам сидишь. И уж так присидишься, что не поднять. Подойдет какой-нибудь лейтенантик: чего, мол, не красите? А мы: склад закрыт, а у нас олифа вся вышла. Он к штукатурам - а там то же самое: мастерки какая-то курва сперла, или раствор налево пустила. И так хоть все этажи обойди. У тех линолеум не в колер пошел: до этого в клетку клали, а теперь вот в кружок подвезли - и курочка ряба выходит. На улице компрессор заглох и отбойные молотки не включаются. Солярка нужна, а где ее взять? Вчера полбочки стояло, так ночью кто-то приехал и в порт уволок. Ну и так далее. Только лейтенантика все это не меньше нашего устраивает. А то вот возьмем и начнем мы все вкалывать, и планы все выполнять, и бассейн этот чертов к Новому году сдадим - и его же, сердешного, первого в порт и загонят. Не траншеи, конечно, копать. А все по морозцу, когда ветерком обдувает, кому же приятно прогуливаться? Но марку держать - погоны обязывают. Вот и орет, на кладовщике, экспедиторах злобу срывает. Телефон в Управление - аж трубка распухла, вся мембрана от воплей заплеванная. А потом запрется в кандейку и с дружками в картишки раскидывает. Ну и мы, тут уж кто как устроится, но больше лясы все точим.

А Витек совсем уж раскис. Вижу, носом клюет. Это он ночью не спал, в умывалке сидел - все в тетрадку крапает. Книгу решил написать, - я уж о том говорил, - и ведь жуть любопытно... Но я не из тех. Пока сам не покажет... В общем, к ребятам его оттащил. А там уже дым коромыслом, и Юрка Минашкин пары нагнетает:

- Да ты мне деньги плати - я бы три нормы давал! А то ишь, напридумали: мы тут лучшие годики гробь, а им задарма и бассейны, и прочее!

Это здесь любимая тема: самих себя объяснять. Мол, все ничего, да устроено глупо... Вот в правительство б их - сразу ладно б все сделали. Только смех, конечно. Деньги?! Тоже ведь, скажут. Да за деньги сюда полстраны бы слетелось. А тут вся придумка, что долг отдаем. Дескать, плачено уж. Наверно, когда на свет появились? Черт его знает.

- Да где это видано, - заводится Юрка, - чтоб без денег работали? Еще Ленин писал: дескать, рабство потому и накрылось, что стимулов не было. А как стимул придумали - деньги плати... Да ты на буржуев взгляни! Всего завались! Потому что без продыха вкалывают!

- А сознанье на что? У нас вся страна на сознанье стоит!

- это Сашка Скрижал. Он всегда вот такой: вроде, в споре, и вроде бы, сбоку. Скажет словцо, но за жабры не смей - в ту ж минуту обмылочком выскользнет. Или, скажем, аврал: Сашка первым рукава засучит - и в санчасть намылится. Но что-нибудь такое загнуть, чтоб потом только ротики настежь... А врет или нет? - никогда не поймешь. Рожа у него всегда одинаковая. Замполит его за это любит. Как собрание в роте, обязательно вызовет: надо речь, вот, сказать. И лихо у Сашки выходит: взойдет на трибуну, локоточки упрет - и будто передовицу читает. Никогда не собьется. В школе еще, говорит, речугу заставили выучить. Так теперь хоть средь ночи буди