- Эх, испортили вы мне обедню, Матвей Николаевич, - сказал Осипенко, когда Дубровский ушел. - Я ведь у него хотел за это краску выцыганить, нам во второй казарме полы покрасить надо.

- Он и так обязан дать.

- Обязан, а вот не дает, хотя у себя в казарме в этом году уже второй раз красит. Своя-то тельняшка ближе к телу.

- Ну вы уж с ним, Петр Поликарпович, как-нибудь по-другому договаривайтесь. А матросов прошу для такого рода сделок не использовать. У них есть строго определенные обязанности и права. Вот об их правах прошу никогда не забывать.

- Так ведь жизнь она по-всякому заставляет, - начал было оправдываться старпом, но, взглянув на Стрешнева, осекся и уже официальным тоном повторил: - Есть, не использовать и не забывать о правах!

После этого он долго молчал, хмуря густые брови.

- Обиделись, что ли? - весело спросил Стрешнев.

- На что же, собственно, обижаться? Все верно, - не очень искренне сказал Осипенко.

- А все-таки обиделись. Уж признайтесь.

Осипенко посмотрел на Стрешнева, улыбнулся и развел руки:

- Грешен!

Не первый их спор завершался таким вот образом, и Стрешневу было приятно, что со старпомом они быстро нашли общий язык, могут и покритиковать друг друга, не постесняются и признать свои ошибки. Стрешнев знал за собой старый грешок - излишнюю прямолинейность и резкость - и полагал, что очень удачно получилось, старпом ему попался как раз мягкий и добрый, они как бы дополняют друг друга. Стрешнев испытывал к Осипенко искреннюю симпатию. Он с тоской думал о том, что старпома когда-нибудь от него заберут и удивлялся, почему это по сделали раньше: Осипенко был вполне подготовлен для того, чтобы стать командиром лодки.

- Петр Поликарпович, почему не вас, а меня назначили командиром? спросил однажды Стрешнев. - Мне иногда даже неловко становится, ведь вы лучше меня знаете лодку.

- Возможно, - согласился Осипенко. - Но не забывайте, что мне уже сорок, меня давно пора списывать на берег. А вам еще плавать да плавать. Вы - человек перспективный не только с точки зрения возраста, а вообще...

- А вам не обидно?

- Нет. Должность старпома, конечно, не сахар, с этой должности каждый хочет или побыстрее в командиры выскочить, или на берег списаться. Командиром, как видите, меня нет смысла назначать, а на берег я сам не тороплюсь. Если только почувствую, что становлюсь обузой, тогда сам уйду. И раз уж мы с вами об этом заговорили, будет у меня к вам такая просьба: скажите мне прямо, когда стану негодным. А то ведь знаете как бывает: чем старше человек, тем сильнее он держится за свое место. Иногда он уже давно, как говорится, мышей не ловит, а ему из уважения к его опыту и заслугам боятся сказать об этом. А опыт-то его уже давно устарел, и человек этот только мешает, потому что слишком осторожен, боится сделать ошибки и поэтому, как правило, ни черта не делает. Где уж тут дерзать! Благо бы сам не дерзал, так ведь и другим не дает. И все по той же причине: а вдруг его подчиненный ошибется, как бы за него отвечать не пришлось. Прилипнет вот такая старая ракушка к днищу и только движению мешает... Так вот я и прошу вас, Матвей Николаевич, в случае, если начнете замечать, что я не тяну, прямо об этом скажите. Обещаете?

- Обещаю. Хотя надеюсь, что это, если и произойдет, то не скоро.

- Как знать? Нынче все меняется быстро. Стараюсь не отставать, вчера вон с лейтенантом Ивановым ядерной физикой занимались всю ночь, вот и разрешил ему до обеда отдыхать. Как видите, использую служебное положение.

- Придется и мне использовать служебное положение: идите-ка и вы отдохните.

- А я выспался. Мы, старички, мало спим, часок-другой перехватишь и - к вашим услугам.

- Да бросьте, какой вы старик в сорок лет.

- Ну ладно, молчу, - согласился Осипенко. - А Иванову надо отоспаться, к нему невеста едет. Пропуск мы ей еще до вас оформили, а вчера телеграмму прислала, что выехала. Так что свадьбу играть будем.

- А где же они жить будут?

- Пока у меня, а я в гостинице. Моя жена месяца через два, не раньше приедет. А там что-нибудь придумаем. Мы ведь все так начинали.

- Да, верно. Но постойте, "люкс" в гостинице наверняка займет командующий. Так что перебирайтесь ко мне, я ведь теперь тоже домовладелец.

- Спасибо. Хотя в соседстве с вами есть известное неудобство. Говорят, жить и сидеть за столом приятно только с людьми, от которых сам не зависишь, и они от тебя не зависят.

- Зато есть и удобство: на случай тревоги не надо посылать двух оповестителей.

- Да, уж чем-чем, а тревогами нас побалуют, в связи с приездом столь высокого начальства, - вздохнул Осипенко.

8

Хлопоты, связанные с подготовкой к встрече командующего, отнимали столько времени, что уложиться в жесткий распорядок корабельной жизни было крайне трудно.

Однако Стрешнев оставил неприкосновенными часы занятий и тренировок на боевых постах и был непреклонен даже перед штабом соединения, когда тот требовал в эти часы выделить людей на какие-либо работы. Несмотря на просьбы командиров боевых частей, не отложил он и срок сдачи экзаменов на классность. Накануне экзаменов пригласил к себе Комарова.

- Иван Севастьянович, давайте еще раз вместе посмотрим списки претендентов на более высокий класс. Я пока еще не всех знаю, а мы должны учитывать не только уровень специальных знаний, но и политическую подготовку, дисциплинированность и вообще, как говорят, весь моральный облик того или иного матроса. Присаживайтесь поближе.

- Спасибо. - Комаров подвинулся к Матвею и взял список. Но читать не стал, а, положив ладонь на руку Стрешнева, сказал: - Это хорошо, что вы меня пригласили. К сожалению, прежний командир не часто со мной советовался и почти не считался с моим мнением.

"Зря он говорит мне об этом", - подумал Матвей, не зная, как реагировать на эти слова. Пауза затянулась надолго, должно быть, Комаров все-таки ждал, что он скажет, и, не дождавшись, вздохнул и стал просматривать списки. Просмотрев их довольно бегло, заметил:

- Что-то у Гречихина маловато претендентов. А ведь в его боевой части люди самых разных специальностей: и трюмные, и мотористы, и турбинисты. Мы и так отстаем от других экипажей по числу классных специалистов, у нас процент много ниже.

- Дело не в проценте, Иван Севастьянович...

- Конечно, - поспешно согласился Комаров. - Но ведь об успехах экипажа судят все-таки по этим процентам. У Пашкова вон людей меньше, чем у Гречихина, а к сдаче на классность он подготовил почти в полтора раза больше. Нет, Гречихин явно перестраховался.

- Вы думаете?

- Конечно.

- А если это не перестраховка, а трезвая оценка возможностей? Лодка не так уж много была в море, а у Гречихина матросы могут приобрести навыки только в морских походах. У Пашкова же могут тренироваться и во время стоянок.

- Так мы никогда не выведем экипаж в отличные. А чем мы хуже других? Вон в экипаже Муратова матросы, пришедшие прошлой осенью, уже сдают на второй класс, а у нас еще на третий многие не сдали, - с досадой сказал Комаров.

- Значит, у Муратова лучше поставлено дело. Да и в море они больше были.

- Матвей Николаевич, не туда смотрите. И у Муратова люди подготовлены не лучше наших, но он не хочет плестись в хвосте, поэтому не так придирчив, как наши деятели, которые рубят именно тот сук, на котором сидят.

- Уже не считаете ли вы Муратова очковтирателем?

- Нет, что вы, у него все без липы. Это мы излишне придирчивы и неразворотливы.

- Видите ли, Иван Севастьянович, я тут не совсем с вами согласен. Я за самую строгую придирчивость. В нашем деле нет мелочей. Ошибка одного матроса может сорвать выполнение боевой задачи, а то и стоить жизни всему экипажу. Поэтому мы должны быть взаимно придирчивы в лучшем смысле этого слова. И экзамены на классность - не очередная кампания. Классность - это особо высокая ступень подготовки специалиста, и огульно присваивать класс мы не можем.